| Литературное общество Ingenia: Александр Клименок - С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ! | | С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ! | | Первые представления о русской поэзии я получил в детстве. Отец – вечный филолог и любитель старины, часто по вечерам зажигал пару свечей (создавал антураж), раскрывал распухшую от тысячекратных листаний книгу с сияющей золотом по обложке надписью «Сказки» и своим задушевно-глуховатым голосом начинал:
«Три девицы под окном
Пряли поздно вечерком…»
Текла пряжа, текли строки, прыгали тени по углам плывущей комнаты. И вот уже комната превращалась в хоромы дворца, а то и в трюм корабля или даже бочку…
Вместе с Балдой я отвешивал звонкие щелчки глуповатому его оппоненту, восхищался могучими богатырями и очаровывался Царевной-Лебедью.
Через несколько лет Пушкин открылся мне заново. Это была проза, как ни странно. А именно - «Повести Белкина». Удивительно, но восьмилетний мальчик с упоением погрузился в простой и ненадуманный мир обыкновенных людей. «Выстрел» - и благородный, великодушный Сильвио, романтические порывы Марьи Гавриловны в «Метели», «Станционный смотритель», наконец, с его реминисценцией извечного, библейского сюжета о терзаниях блудного сына, которая под пером автора переходит в совершенно другое событийное и философское русло – всё прочитанное жадно и нетерпеливо вбиралось мной – пусть и воспринималось по-детски.
Потом наступила школьная обязаловка. На уроках литературы лирические откровения Пушкина навязанно соседствовали с «Евгением Онегиным», за невыученное «К***» полкласса получило «пары». Я же принципиально не хотел читать вслух интимное, как представлялось, признание поэта – неважно, что в стихотворной форме, за что был примерно наказан – отца вызвали к завучу и вместе со мной нудно песочили на мотив «ни-ни!» - противоборствовать единообразию учебного процесса». Тот, школьный Пушкин – лакированный, чуть ли не большевиствующий, отталкивал и не нравился.
Только, пожалуй, в университете Александр Сергеевич предстал без конфетных оберток и елея. Горячим лицеистом, задавакой, «Ганнибаловым потомком», острословом и русским народным поэтом, искренним другом, историком и биографом, ссыльным от общества (по определению) и художником-путешественником – от демонического байронизма к эстетическим, почти запредельным идеалам искусства. Речь о тех чистых идеалах, следуя канонам которых, Пушкин и живет в нашей памяти как Поэт.
И все же личность его всегда оставалась двойственной. В определенный момент вторая половина – чисто человеческая, приземленная, взяла верх над творческой, морально обязывающей Пушкина существовать во имя нации. Достаточно банальная причина дуэли, пуля в животе, смерть через короткое время… Однажды знакомый хирург сказал мне, что в условиях сегодняшней медицины такая рана не факт, что привела бы к летальному исходу. А тогда...
Впрочем, пуля Дантеса – лишь следствие. Знаменитый педагог Владимир Стоюнин в 1880 году метко отметил: «…в будущем поэту не оставалось поприща для его вдохновенных трудов. Стремясь вырваться из своих сетей, он все равно нашел бы себе гибель. Не мог петь соловей в когтях у кошки».
Так кто же для меня Пушкин? Этикеточный социальный образчик, созданный и описываемый коленопреклоненными лжебиографами? Гений слова, охарактеризованный так партийными популяризаторами? Забияка, матерщинник и любитель женского пола - в воспоминаниях ряда современников? Наверное, навскидку не ответишь. К тому же, поэзию я прежде всего чувствую, а потом понимаю – так уж сложилось. С детства.
Пушкин жил, сочинял в свое время – и закончил земной путь согласно судьбе. Но - помнится, неизменно помнится из дня нынешнего. А почему – стоит ли вдаваться? Читать и наслаждаться, горевать, парить, оттаивать сердцем – вот для чего Пушкин.
Представить его семидесятилетним сложно. Около сорока или немногим больше – фатальный возраст. Об этом симптоматично-коротком отрезке для Мастеров от бога позже напишет Высоцкий. И сам не задержится.
| | |
| |
