| Литературное общество Ingenia: Таша - ПИТЬЕВЫЕ ЗАМЕТКИ | | ПИТЬЕВЫЕ ЗАМЕТКИ | | ПИТЬЕВЫЕ ЗАМЕТКИ
(или «хроники» одной недели лета)
Москва - Москва
Давно не давали мне покоя лавры Венедикта Ерофеева. «Излагаю я, обычно, связно. Вселенскую тоску по мере усугубления состояния испытываю. Путешествую регулярно, употребляя напитки с градусом, рекомендованным создателем периодической системы…» - размышляла я, принимая очередную дозу алкоголя. Литературой интересуюсь. Философия с теологией мне не чужды. Решено. Памяти легендарной фигуры Венедикта Васильевича Ерофеева замечательного философа «нигилистическо - пофигистической» школы, занимающего не последнее место в российской словесности 20-го столетия, я посвящаю свои «Питьевые заметки».
Но с некоторыми оговорками.
Во–первых, я женщина. Во–вторых, не употребляю коктейли «Слеза комсомолки», «Ханаанский бальзам», «Дух Женевьевы» и «Сучий потрох». И, в-третьих, к стыду своему, не знаю ни одного способа очистки политуры! Посему хочу напомнить любезному читателю, что сии «заметки» не есть подражание. Они есть посвящение.
Москва. На пути к Киевскому вокзалу.
Помните, как Веничка тысячи раз, «…напившись или с похмелюги, проходил по Москве с севера на юг, с запада на восток, из конца в конец, насквозь и как попало – и ни разу не видел Кремля»? Он неизменно попадал на Курский вокзал. Ему очень надо было в Петушки.
В отличие от него, нам с супругом в очередной раз очень надо было на юг Малороссии. Точнее в Одессу. И отправились мы не Кремль разыскивать, а на Арбат, поскольку до Киевского вокзала, с которого и отправлялся наш поезд, оттуда можно дойти пешком, будучи даже весьма навеселе.
Шли мы, разглядывая всё, что тут было, есть и будет, несмотря на реконструкции. Самыми бессменными и бессмертными, как клан Макклаудов, на Арбате были, есть и будут менялы деревянных матрёшек и шапок – ушанок на твёрдую валюту. Очень многолюдно было, шумно и жарко. И мы зашли в кафе чаю попить. «Чаепитие на Арбате» себе устроить в соответствии с…
Пейте чай, мой друг старинный,
забывая бег минут... (Б.Окуджава)
Супруг мой чай любит безмерно. Но моя душа, как и Веничкина в ресторации Курского вокзала, требовала иного. Венедикт и хотел-то всего ничего – 800 грамм хересу. А ему вышибала грубо так в ответ: «Нет ничего спиртного!!!» И оглядел всего, как «дохлую птичку или грязный лютик». В нашем случае было иначе. Моя душа жаждала кактусового самогону, который любезный официант и предоставил нам вежливо и улыбчиво, не нанеся ни душевных, ни телесных страданий. Веничка никак не мог подсчитать, на что он потратил шесть рублей, «с улицы Чехова и до этого подъезда» и вспомнить «… а что и где я пил? И в какой последовательности? Во благо ли себе я пил или во зло?» Мы же, потратив несколько больше, оставались совершенно в трезвой памяти, и ответить могли однозначно: «пили во благо!»
Взбодрённые, мы отправились дальше. Проходя мимо Пушкина с супругой, я настоятельно и решительно потребовала исполнения супружеского долга, простите одесситку за тавтологию! То есть, чтобы меня сфотографировали рядом с гением. Но супруг мой мягко и ненавязчиво отговорил меня, мотивируя чрезмерной заплёванностью подножия памятника и кучно сидящими среди всего этого подростков аналогичного вида, которых пришлось бы перемещать куда-нибудь… подальше. О них беспокоился.
Далее, слева по курсу, следует памятник Булату Окуджаве. Когда я вижу сей монумент, у меня вспыхивает в голове:
Я выселен с Арбата, арбатский эмигрант.
В Безбожном переулке хиреет мой талант…
Мне этот памятник не нравится. В отличие от великого поэта – барда. Окуджава выглядит «Петровым ЗэКа» после двух недель тайги. Автор, вероятно, вполне талантливый и уважаемый человек со своим видением, но... Впрочем, это всего лишь моё мнение. Супруг придерживается, а ему в художественном вкусе не откажешь.
Москва. Площадь Киевского вокзала.
… а ему в художественном вкусе не откажешь.
Фонтан Церетели... Были б пьяны - протрезвели. Искореженные стальные прутья впиваются в мой мозг. Во всяком случае, в трезвый. Кумулятивное воздействие творений многоуважаемого скульптора имеет фатальное воздействие на мою психику. Приходится принимать сорокоградусные психостимуляторы. А Минину с Пожарским, что делать, глядя на весь этот псевдо-героико-монархо-анархический импрессио-кубизм? Может, им тоже не по себе? «Вот: идёт Минин, а навстречу ему – Пожарский. «Ты какой-то странный сегодня, Минин, - говорит Пожарский, - как будто много выпил сегодня». «Да и ты тоже странный, Пожарский, идёшь и на ходу спишь». «Скажи мне по совести, Минин, сколько ты сегодня выпил?»
Одно «насекомое» на Поклонной Горе, мимо которого мы проезжаем каждый раз, въезжая в город, чего стоит! Супруга моего, правда, гораздо больше раздражают вечные простои на Кутузовском. И такие он, порой, гениальные тексты выдаёт, сопровождая очередной эскорт со слугами народа, что Веничка с уничтоженной главой «Серп и Молот – Карачарово» отдыхает..
Ну, за отъезд что ли? Выпьем! Ибо нам пора на поезд. Но не через магазин, в отличие от Венички. Поскольку бутылка «Белой лошади» у нас всегда с собой заблаговременно…
«Я жил тогда в Одессе пыльной…»
Москва - Одесса
Я жил тогда в Одессе пыльной…
Там долго ясны небеса,
Там хлопотливо торг обильный
Свои подъемлет паруса;
Там всё Европой дышит, веет,
Всё блещет югом и пестреет
Разнообразностью живой.
Язык Италии златой
Звучит по улице весёлой,
Где ходит гордый славянин,
Француз, испанец, армянин,
И грек, и молдаван тяжёлый,
И сын египетской земли,
Корсар в отставке, Морали.
Морали – турок египетского происхождения, как сейчас бы сказали. Моряк, бывший разбойник, одесский знакомец многоуважаемого Александра Сергеевича. Французов и испанцев, греков и египтян, как и «молдаван тяжёлых» в Одессе нынче мало. Европой иногда веет. Когда суда под указанными флагами заходят в порт. «Гордые славяне» ещё встречаются. А вот «лиц кавказской национальности» в городе много. В связи с позапрошло - нынешним мэром, Эдуардом Гурвицем, по случаю гражданином Израиля, который «дал» вольницу чеченской диаспоре. О, нет! Я не страдаю великославянским шовинизмом! В Украине иностранцы в моде. Супруга «апельсинового» президента, к примеру, американская гражданка. Факты. Просто факты.
Посреди исторического центра вполне православного города, возведена зеленоглавая мечеть, именуемая в документах «Центром арабской культуры». Я далека от политики, однако думаю, что АСП не согласился бы поменять «сына египетской земли» на сына чеченской. Крики муллы его бы точно раздражали. Он и жил-то как раз неподалеку. В паре кварталов всего...
Прибыли мы на единственный в Одессе вокзал. Действительно были «ясны небеса», в пять часов южного июльского утра. Нам все «блистало югом и пестрело» после двадцати семи часов и двух пограничных кордонов вкупе с отвратительной проводницей в лучших традициях совка. Я подумала: «Отчего эта фея железной дороги все двадцать семь часов пребывала в мерзком расположении духа? Неужели ей это нужно?» «И, весь в синих молниях, Господь мне ответил: - А для чего нужны стигматы святой Терезе? Они ведь ей тоже не нужны. Но они ей желанны». Вот! Вагонной смотрительнице было желанно отвращение к нашим счастливым лицам, вкушавшим любимый напиток папы Хэма. Не желала она приятия «Фиесты». Вполне, впрочем, интеллигентной. Поэтому мы обрадовались тому обстоятельству, что, наконец – то «… и восходит солнце»! Пусть и не в Испании или Франции, а всего лишь на черноморском побережье.
Одессу звучными стихами
Наш друг Туманский описал,
Но он пристрастными глазами
В то время на неё взирал.
Приехав, он прямым поэтом
Пошёл бродить с своим лорнетом
Один над морем – и потом
Очаровательным пером
Сады одесские прославил.
Всё хорошо, но дело в том,
Что степь нагая там кругом;
Кой-где недавний труд заставил
Младые ветви в знойный день
Давать насильственную тень.
Мы, как и Г-н Туманский, немедленно отправились бродить «над морем».
На знаменитом пляже «Аркадия» было многолюдно, как на Арбате днём. «Насильственную тень давали» множество ресторанных тентов, навесов и пляжных зонтиков. «Степи нагой» не осталось.
Решив сменить продукт перегонки ячменя на благословенный самогон мексиканских индейцев, мы отыскали приемлемое заведение, где и «отекилились». И, как два Кастанеды, ожидали прихода… «А где, бишь, мой рассказ несвязный?..»
…В Одессе пыльной, я сказал.
Я б мог сказать: в Одессе грязной –
И тут бы, право, не солгал…
Мало что изменилось. Одесса грязна по-прежнему. Революции модных цветов, бесконечная смена администраций... Одесские дороги – вообще тема отдельного разговора. И на трезвую голову – это точно… И мы добавляем ещё по сто за былую космополитичность «жемчужины у моря» и… за хорошие дороги.
Но уж дробит каменья молот,
И скоро звонкой мостовой
Покроется спасенный город,
Как будто кованной бронёй.
Однако в сей Одессе влажной
Ещё есть недостаток важный;
Чего б вы думали? – воды.
Потребны тяжкие труды…
Что ж? это небольшое горе,
Особенно, когда вино
Без пошлины привезено.
Но солнце южное, но море…
С водой в Одессе действительно туговато. Благополучные в этом отношении москвичи удивятся, узнав, что водоснабжение централизованно прекращается в 24.00 и возобновляется в 6.00. О горячей воде узнают на несколько месяцев холодов. Горожане обзаводятся нагревателями, мужественно идя на увеличение расхода электричества. А вот, насчёт «без пошлины»… Славное Порто – Франко отменили более ста лет назад. И каждый очередной мэр в период предвыборной компании обещает народу беспошлинность Сингапура. О чём забывает тут же по приходу к власти. Но, всё-таки «солнце южное, но море…» Мы отправляемся купаться…
Наплававшись в освежающей воде утреннего моря, мы располагаемся на песке, подставив разомлевшие тела еще нежному солнцу. И лениво беседуя с любезным супругом моим, приходим к выводу, что жизнь у АСП в описываемую им эпоху ссылки, была… ленивой и безмятежной. Школьников, забитых идеологией соцреализма, от прозрения спасала лишь исключительная леность и нежелание читать. Посему они верили, что Великому Гению было очень плохо в Одесской ссылке.
Пользуясь состоянием лёгкого алкогольного драйва, я начинаю читать «Евгения Онегина». Супруг наливает нам ещё по пятьдесят и делает вид, что внимательно меня слушает.
Бывало, пушка зоревая
Лишь только грянет с корабля,
С крутого берега сбегая,
Уж к морю отправляюсь я.
Потом за трубкой раскалённой,
Волной солёной оживлённый,
Как мусульман в своём раю,
С восточной гущей кофе пью.
Иду гулять. Уж благосклонный
Открыт Casino; чашек звон
Там раздаётся…
…
Но мы, ребята без печали,
Среди заботливых купцов,
Мы только устриц ожидали
От цареградских берегов…
…
Шум, споры – лёгкое вино
Из погребов принесено
На стол услужливым Отоном;
Часы летят, а грозный счёт
Меж тем невидимо растёт.
Растолкав, было задремавшего во время моей декламации, супруга, я сообщила, что Отон был известным в Одессе ресторатором. Парировав меня знакомством с этим фактом, он указал, что не права я насчёт советских школьников. Многие читали и имели собственное мнение. «Вот, ты и я, к примеру!» Как, полагаю, и читатели сих заметок тоже. А, вот, будь я современной украинской гимназисткой, я бы знала, «що О. Пушкiн – великий росiйськiй письменник». Читала бы «Руслана и Людмилу» в четвёртом классе на уроках зарубежной литературы на украинском языке в сокращённом варианте.
К украинскому языку я отношусь с уважением и не без гордости могу заявить, что владею им гораздо лучше нынешнего президента, который путался на собственной инагурации. «Оранжевый Пан» размовлял, как жительница Бердичева, попавшая на Привоз в разгар сезона.
Плюнув, в очередной раз, на политику, я продолжила излагать супругу, как, в целом, замечательно было Александру Сергеевичу в благословенном юном городе.
Но уж темнеет вечер синий,
Пора нам в оперу скорей…
…
А сколько ль там очарований?
А разыскательный лорнет?
А закулисные свиданья?
А prima donna? А балет?
А ложа, где, красой блистая,
Негоцианка молодая,
Самолюбива и томна,
Толпой рабов окружена?
Она и внемлет и не внемлет
И каватине, и мольбам,
И шутке с лестью попалам…
А муж – в углу за нею дремлет…
Это он об Амалии Ризнич. Она «толпой рабов окружена» А в углу «за нею дремлет» муж Ваня. Он устал, зарабатывая на хлеб насущный. Жене, себе, а также Сашеньке на оплату «грозных» счетов у Отона и посему – храпит. Ай, какое непозволительное поведение в опере позволяет себе Иван Степанович! Простим молодому Пушкину его столь откровенное лицемерие.
…
Но поздно. Тихо спит Одесса;
И бездыханна и тепла
Немая ночь. Луна взошла,
Прозрачно – лёгкая завеса
Объемлет небо. Всё молчит;
Лишь море Чёрное шумит…
Итак, я жил тогда в Одессе…
И я горда тем, что он там жил. И тем, что я там жила некоторое время. И тем, что есть «Одесская глава». И тем, что была (какая бы она ни была), «самая читающая страна», где любой пэтэушник, в отличие от нынешних учащихся престижных гимназий, знал, кто такой АСП! Одесские дети знали, кто такой А.С. Пушкин и где он родился. Московские дети знали, что существует великолепный город Одесса. Лично мне повезло особенно. В музее Пушкина в Одессе был замечательный старичок – экскурсовод, который страшно матерился и употреблял. Пожалуй, даже и «Слезу Комсомолки» мог. И… искренне любил русскую литературу. Его экскурсии были шедеврами - живым разговором, основанным на глубоком знании и искренней любви. Он помог мне понять, что писатели – живые люди. «Со всеми недостатками, слезами и припадками…». Что с ними можно разговаривать. Спорить. Дружить, не из кого не творя кумира!
И мы пьём за моего экскурсовода, имени которого, к стыду глубочайшему, я не помню! Пьём текилу в клубе «Фидель», что на Дерибасовской…
Уж оказался «вечер синий»! Ночь вовсе не немая. По Дерибасовской, Приморскому бульвару и Морвокзалу бродят толпы людей. Покинув гостеприимный «Фидель», мы шествуем в Преображенский сквер лицезреть памятник графу Воронцову, с которым у меня отношения сложились, как у Венички с Кремлём. Авторизированные! Выходить, я к нему выхожу, а фотографироваться махалитовый Граф со мной не хочет, несмотря на глубочайшее моё к нему уважение. Не получается фото. Только две размытые тени – его в вышине тёмная и моя у подножия светлая. Вот уж не думала, что граф – поклонник сюрреализма. А вот фотографии с Преображенским Собором - одесским аналогом московского храма Христа Спасителя получаются. Аналогом со всем возможным историческим параллелизмом. До «исторического материализма» святыней был. Потом взорван, как и положено, большевиками. Отстроен, со всей приличествующей помпезностью и откатом бюджетных средств в чьи – положено – карманы! Правда, не на бассейне, а на … туалетах общественных. Так и называют его нынче в народе: «Храм на…» Помните, из чего гнал сосед самогон, который пил Ваня Чонкин? И блевал потом не хуже, чем Веничка в тамбуре между станциями «Серп и Молот – Карачарово». Так что, мне остаётся только поискать теологическую подоплёку подобного фотографического феномена...
Расстроенные вышеозначенным фактом, покупаем мы чудесной карлсбадской бехеровки, арбуз на закуску и отправляемся в гостиницу «у самого синего моря». Грустить…
Супругу моему нужно было попасть в Севастополь по делам, но из Одессы в Крым идет только один поезд – до Симферополя. И мест уже нет. «Что вы хотите? Берите плацкарту!» Несмотря на все мои уговоры вспомнить пионерско – комсомольское детство и проехаться в «загадочной русской плацкарте» (о, благословенные фельетоны Ильфа и Петрова) мой супруг от сего удовольствия напрочь отказался. С авиацией тоже конфуз. Чудо двадцатого века, сокращающее время и пространство, в данном случае, его нехарактерно удлиняло, поскольку летело в Симферополь через Киев, с четырехчасовым простоем в последнем. Мы, было, метнулись на морвокзал, в офис, где арендуют машины. Но тут встала практически неразрешимая дилемма: «Кто будет рулить и кому сегодня уже не пить?» Быстро, правда, разрешившаяся: супруг мой, свои документы, подтверждающие его священное право на управление автотранспортным средством, оставил на родине, взяв, почему-то, мои в полном объёме. Я, справедливо возмутившись подобному обстоятельству, быстро отхлебнула из фляги «цвета солнца напиток». И тут офисная дива порекомендовала нам отправиться на автовокзал...
Где мы и купили билеты на автобус по маршруту «Одесса – Ялта», поскольку напрямую с Севастополем автобусного сообщения тоже не было. Да нам туда уже, честно говоря, и не хотелось…
Присев у моря с благословенным литром Becherovka Carlsbad, мы поняли, что запланированный арбуз остался в номере. Но поскольку для настоящего алкоголического гурмана важнейшей из закусок является беседа, то и Бог с ним – потом съедим…
Из рекламного проспекта, прихваченного, сама не знаю зачем, из номера, я, поразившись, узнала, что Одесса явилась прототипом Черноморска, в коем и познакомились Ипполит Матвеевич Воробьянинов и Остап Сулейман Берта Мария Бендер Бей. И чуть не свалилась с комфортабельного шезлонга от подобной чуши. Подозреваю, что составители все же жители Одессы. Предприниматели, так сказать! Сезонных оборотов капитала которых хватило бы на вагон книг и личную секретаршу с университетским образованием, читающую на пяти языках… Вслух!
Единственной правдой был тот факт, что прототипом Черноморска Одесса, действительно, являлась. Но Киса в город пикейных жилетов и носа не совал, поскольку познакомился с Осей в Старгороде, куда Иппа прибыл из уездного города N, а Великий Комбинатор прибыл «в половине двенадцатого с северо – запада, со стороны деревни Чмаровки». Да и действие сие происходило в совсем ином романическом измерении, а именно в «Двенадцати стульях», а вовсе не в «Золотом телёнке», где имел место быть город Черноморск, в который экипаж достопочтенного Лорен – Дитриха прибыл из города Арбатова ранним утром. Именно в этом произведении Ильи Арнольдовича и Евгения Петровича «Козлевич открыл глушитель, и «Антилопа» утопила первого черноморца в облаке голубого дыма».
Я очень надеюсь, что вырастет когда – то на сих благословенных землях поколение бизнесменов подобных Ивану Ризничу и графу Воронцову. Интеллигентных и образованных. За это мы и пьём, создавая ноосферическое намерение - эдакий коктейль из Вернадского и дона Хуана Матуса...
Кисе и Осе «выехать из Минеральных Вод было не так-то легко», но они все-таки выехали. Правда, Остап – «зайцем». Поскольку Ипполит Матвеевич подобных навыков езды не имел. Мы же оба были при билетах. И радовало уже то, что не надо идти пешком в Тифлис. Пять дней, «на этот раз по красивейшей в мире дороге».
Предварительно мы отужинали в аркадийском ресторане «Ассоль», кухня которого заслуживает внимания. А греческий салат с правильными фетой и луком, в правильных же пропорциях с прочими ингредиентами выше всяких похвал. Поверьте! И попробуйте, при возможности. Это целесообразно. Рекомендую предварить текилой. Это телу сообразно. О чём мой супруг, прощаясь с Одессой, и высказался «на посошок»:
Когда б могли мы повторить проект,
«Налогом Дерибаса» прозванный потом уж,
И выстелить дорогами планету
Путями привнесенных новых душ.
Тогда, возможно, тверже камня слово
Лежало б под ногами Часового…
Одесса – Ялта
...Лежало б под ногами Часового.
А под нашими ногами, вернее, под колёсами автобуса, лежала автотрасса Одесса – Ялта. Десять часов езды по не самым комфортабельным хай-вэям через несколько небольших украинских городков. И, поскольку, высококачественное спиртное у нас закончилось, а в районе Одесского автовокзала не случилось ни одного приличного супермаркета, пришлось таки моему супругу вспомнить комсомольскую юность и прикупить, по моей настоятельной просьбе с элементами истерики, мерзавчик украинской водки «Хортица». Потому что спать сидя неудобно и мне было необходимо снотворное. Веня, безусловно, обвинил бы меня в снобизме, но водка была омерзительная. К тому же, тёплая. А, может, и не обвинил бы меня ни в чём Веничка? Поскольку никого никогда ни в чём не винил. К тому же, я вспомнила старый бородатый анекдот. «Я?! Доктор наук?!! Тёплую водку?!!! Из мыльницы?!!!! В общественном туалете?!!!!! Ночью?!!!!! В компании сомнительных личностей?!!!!! Буду…» И стало мне так весело, светло и легко на душе, что я сразу уснула, отхлебнув прилично в компании любимого мужа, и уснула в его же объятиях. Ему, по моим подозрениям, было не так легко светло и удобно, как мне – другая весовая категория. А посему смотрел он, бедняга, маразматического «Чернокнижника» под перевод Г-на Володарского времён «начала развала передела». Городишки пролетали мимо моего счастливого сна. Проснулась я единожды. В городе, славным тем, что «у всех жителей плохо со сном». Херсон. Проснулась по очевидной причине. А тут – классика жанра. Мальчики налево. Девочки – направо. Нет на автовокзалах комфортабельных туалетов. Есть крашенный известью «домик неизвестного архитектора» без окон и дверей, абсолютно лишённый лампочки Ильича, с тучами мух. Я бы и днём-то не рискнула, а уж ночью! Неистребим совок. Странно, что я – вполне нормальная советская девочка, с удовольствием пережившая пионерлагеря и студенческие колхозы, так и не научилась выполнять сей простенький физиологический акт под весёлое журчание коллег. Так что пришлось супругу вести меня за ручку подальше от цивилизации «без шапки в ночь холодную»… После Херсона, дабы снять физиологический стресс, мерзкую «Хортицу» пришлось допить.
Утром на подъезде к Ялте, на смену «слепой» ночи за окном нам открылось бирюзовое море в обрамлении дымчатых гор. Картина, избавляющая от дискомфорта и очищающая душу покруче «Ханаанского бальзама». Крым. Уникальная биогеоструктура. Место отдыха русской царской семьи. Ныне – автономия, входящая в состав Украины. Царский подарок крестьянина Хрущёва Украинской Советской Социалистической Республике. Место оранжевых «политических» (т.е. экономическо – земельных) разборок новоукраинского правительства с русскими, украинцами и караимами, взятыми вместе и по отдельности. Мой коллега по первой профессии Василий Аксёнов со своим «Остров Крым», прочитанным мною в голубом детстве в журнале «Юность», отдыхает. Впрочем, поскольку политикой я интересуюсь постольку – поскольку, вернёмся к литературе, истории и культуре… пития.
Ялта – небольшой, по меркам жителя мегаполиса, городок, расположенный в «чаше» - с трёх сторон окружённый крымскими горами, покрытыми хвойными лесами, а с четвёртой обласканный нежным и мягким чёрным морем. Не таким, как в Одессе. Иным.
Место с уникальным климатом, благотворно влияющим на человеческую физиологию и психику.
Именно из-за благоприятного климата в 1899 году сюда, после резкого ухудшения здоровья, и перебрался Антон Павлович Чехов. Построил дом из девяти комнат в три этажа на прикупленном ранее небольшом участке земли на окраине города. Здесь жила его мать, сестра Мария Павловна, его жена Ольга Леонардовна Книппер – Чехова. На Белой даче гостили Горький и Куприн, Бунин и Станюкович, Шаляпин и Рахманинов. В кабинете висели картины, подаренные Левитаном. Здесь Чехов подружился с Толстым. И выпивали они, думаю. Ну, может за исключением Толстого. Шаляпин-то точно любил приложиться! Может быть, и Лев чего выпивал? Как тут не вспомнить Венедикта!
«- Так вы говорите: тайный советник Гёте не пил ни грамма? Думаете, ему не хотелось выпить? Конечно, хотелось. Так он, чтобы самому не скопытиться, вместо себя заставлял пить всех своих персонажей. Возьмите хоть «Фауста»: кто там не пьёт? Все пьют. Фауст пьёт и молодеет, Зибель пьёт и лезет на Фауста, Мефистофель только и делает, что пьёт и угощает буршей и поёт им «Блоху»… М-да… Так что, возьмите хоть «Войну и мир», хоть «Анну Каренину»… Так что мы с Веней, чисты, аки ангелы. А вот с Толстым история мутная. Как вспомню его рассказы для детишек, так и холодею. Впрочем, на эту тему Татьяна Толстая в очерке «Неразменная убоина» высказалась куда талантливее меня. А непримиримым и нетерпимым борцам с никотиновой зависимостью рекомендую её эссе «Николаевская Америка».
А Шаляпина я бы послушала… Веня меня от себя же и отвлёк. Закончу цитату. «Вот так же он и пил, как стрелялся, ваш тайный советник. Мефистофель выпьет – а ему хорошо, старому псу. Фауст добавит – а он, старый хрен, уже лыка не вяжет. Со мною на трассе дядя Коля работал – тот тоже: сам не пьёт, боится, что чуть выпьет – и сорвётся, загудит на неделю, на месяц. А нас – так прямо чуть не принуждал. Разливает нам, крякает за нас, блаженствует, гад, ходит, как обалделый… Вот так и ваш хвалённый Иоганн фон Гёте! Шиллер ему подносит, а он отказывается – ещё бы! Алкоголик он был, алкаш он был, ваш тайный советник Иоганн фон Гёте! И руки у него как бы тряслись»
Радуясь утреннему ялтинскому пейзажу и вспоминая русских классиков, шли мы по кривой улочке. И так у меня затряслись руки, при упоминании о Ерофееве, что возжелала я немедленно принять за всех русских классиков грамм сто… одномоментно за всех! Поймали мы такси и попросили местного пейзанина отвезти нас на Набережную. Узнав, что мы из Москвы, он на радостях взял с нас сумму, впятеро превышающую таксу. Бог с ним, алчным сезонником. Денег не жалко… «хорошо вам там, а мы здесь…» и гаденькое такое выражение лица. «Хорошо там, где нас нет. Там, где мы есть, сразу становится плохо. Может быть, дело в нас?» Прав Жванецкий.
Мы приехали на Набережную, вначале которой стоит мой самый любимый памятник дедушке Ленину - на фоне гор под пальмой. Караим ля натюрель.
Мы сфотографировались с собачкой, той, что с дамой, которая с Чеховым. В отличие от безалаберной Одессы, в коей и в пять утра питейные заведения гостеприимно распахнуты, в Ялте были открыты только кулинарные точки самообслуживания, где было крайне людно и не наливали. Да и возвышенное состояние не позволяло самообслуживаться. Наконец, мы приземлились под колоннадой весьма комфортабельной гостиницы «Ореанда», заказали завтрак, по сто текилы и вздрогнули за здоровье Антона Павловича.
На Белой даче он прожил до 1 мая 1904 года. Где, несмотря на тяжёлое заболевание лёгких, написал «Вишнёвый сад» и «Три сестры». Рассказы «Дама с собачкой», «Архиерей», «На святках», «Невеста», повесть «В овраге» и подготовил к изданию полное собрание сочинений. Оставаясь верным профессии, Чехов организовал сбор средств на строительство общедоступного противотуберкулёзного санатория «Яузлар» (сейчас он носит его имя), оказывал денежную и медицинскую помощь приезжающим в Ялту туберкулёзным больным.
В апреле 1900 года Художественный театр в полном составе приехал в Ялту, чтобы показать Чехову свои работы «Чайка» и «Дядя Ваня». Гастроли прошли с исключительным успехом и аншлагом.
«Есть четыре места в России, которые полны огромной лирической силы и овеяны подлинной народной любовью – дом Чехова в Ялте, дом Л. Толстого в Ясной Поляне, могила Пушкина в Святых горах и могила Лермонтова в Тарханах. В этих местах наше сердце, наши надежды: в них как бы сосредоточена вся прелесть жизни». Слова Паустовского, с которыми нельзя не согласиться, лично записанные в книге отзывов Чеховского дома.
Вдохновившись атмосферой, откушав и добавив еще по пятьдесят, мы отправились далее по Набережной, оставив на столике вместе с оплаченным счетом листок из блокнота:
Сидя в восемь утра
в ресторане на набережной
и изучая
вечернее меню
с небрежностью алкоголика
под колоннами стражниками
под кустами магнолии
мне не хочется говорить спасибо
а кивком всего лишь…
Текила была отменной...
Ялтинские пляжи нравятся мне больше одесских. Галькой. На муниципальном уже негде было ногу поставить, и мы отправились на платный пляж. Вход – 10 у.е. И особо никаких дополнительных опций для ублажения твоего, хотя бы тела. Если кому интересно, вход на одесские платные пляжи колеблется от 1,5 до 2 у.е. и за тобой обязательно побежит мальчишка, держа в чём может, шезлонг, табуретку и зонтик, оглашая на ходу перечень услуг, которые он готов предоставить по первому требованию. Однако…
Виват Ялта! Насладившись теплым морем и солнечными ваннами, мы ещё раз прошлись по Набережной мимо памятника Буревестнику Алексею aka Максиму, через магазин, где прикупили на дорогу поллитровку бехеровки и вышли к стоянке такси. Дела никто не отменял. «До Севастополя…» «А на Ай-Петри что не подниметесь? Такой денек! А я подожду…» Почему же не поднимемся! Наливай! До свидания, Ялта!
Какое порой обманчивое впечатление
производят верхние одежки города
любого
как заколки и брошки
хорошей бижутерии
в волосах десятилетней девчонки
и очень трудно бывает
за этим разглядеть
те на вид простые сокровища
как веснушки на носу той же школьницы
веселые и озорные
уютные
вызывающие ностальгию
умиротворение или апатию
как цветы магнолии
в зависимости от настроения
но вкусные и правильные
как в водевильном жанре
исполняемая пьеса
в провинциальном театре…
И мы отправились в Мисхор…
Ялта – Мисхор (Ай- Петри)
… и мы отправились в Мисхор с целью подняться на Ай- Петри.
Попасть на плато Святого Петра из Мисхора можно по канатной дороге, уникальному безопорному сооружению, поднимающему на высоту 1234 метра над уровнем моря. Правда, для этого нам пришлось отстоять долгую, жаркую, ругающуюся очередь. Но не привыкать…
Парочка же самостийных иностранцев, стоявших прямо перед нами, выглядела несколько растерянной. Особенно «понравилась» им стычка местной торговки «индейским» товаром с очередной (ха-ха) хабалкой. Нашему-то люду интересно понаблюдать «захватывающую» стычку с прижиманием потных тел, криками «сам дурак» и применением всех идиоматических красот «великого и могучего». А вот, парень (худо – бедно говорящий по-русски) с девушкой (ничего не понимающей) испытывали искреннее удивление. На грани с омерзением. Как и мы. Но мы-то купировали бехеровкой (очень способствует, кстати, на сорокоградусной жаре), а они, бедолаги, на трезвую голову впитывали, да еще принимая все за чистую монету…
После прохождения двух накопителей-отстойников с… короче, виды, открывающиеся из-за стекла кабинки, с лихвой окупают все неурядицы!
Позади море лазурного цвета, впереди возвышается пик с крестом на вершине, внизу пестрой топографией невероятного торта расстилаются леса и виноградники с кремовыми мазками городских построек. Всё это обрамляют возвышающиеся в дымке горы. Двадцать минут – и мы на высоте! Помните старый анекдот?
Сидит алкаш в трамвае и не знает, за что выпить. Тут кондуктор объявляет: «Граждане, кто ещё не оплатил за проезд?!»
За проезд! Ну, в смысле… за подъем!
На Ай – Петри есть всё. Орды караимов, предлагающих всякие вкусности и вино. Ужасная коммерциализация и загаженность той части плато, дальше которой потный турист, как правило, не уходит. И на фоне всего этого величественные горы, красота ущелий, таинственный мрак пещер и неповторимая панорама ЮБК.
Мы не пошли маршрутами обычных туристов. Не стали подниматься непосредственно на пик Святого Петра и спускаться в пещеру Трёхглазка. Тем более, что она была закрыта. И мы там уже были раньше. Мы побродили по краю гор, где мой супруг, питающий слабость к различного вида экстриму, попугал меня, карабкаясь по обрывам кряжей. Я ужасно разнервничалась, вспомнив рассказ его матери о том, как будучи мальчишкой, он вылез на совершенно недоступный без специального снаряжения отвесный пик и она, увидев это, моментально упала в обморок. А моя свекровь, надо признать, отнюдь не из слабонервных. Пришлось принять большой глоток успокоительного, мысленно чокнувшись с мамой мужа…
Для сублимации потно-туристского гвалта мы удалились подальше по заросшему лесом пологому склону плато…
Выйдя, стоит признаться, очень довольными и голодными, мы тут же отправились к крымским татарам кушать шурпу, шаурму, лагман, овощной шашлык и всё такое прочее с пылу–жару, из больших медных чанов с дымком. Запивая всё это в большом количестве «Чёрным доктором»...
Мускат, смешавшись с бехеровкой произвёл совершенно невероятный эффект, и, спустившись вниз после четырех часов пребывания на горном плато, мы решили пойти пешком по серпантину к дороге на Балаклаву. А это неблизкий путь. Мы шли и болтали, попивая вино на привалах, которые устраивали прямо на обочине дороги. И, клянусь, век мне односолодового виски не пить, меня преследовало совершенно реальное ощущение того, что я просто маленькая девочка, которая идёт с папой совершенно счастливая по дороге. Пусть, не важно куда! «Ну, пусть, не совсем пусть! Но всё же!»- как говаривал Веничка. Просто идёт и радуется. А может, так оно и было? «Где грань – то?..»
Мы шли. Вокруг темнело. На небе включили потрясающие звёзды. Проезжали одинокие машины. Одна из них и повезла нас дальше. Хотя, я до сих пор думаю, как здорово было бы идти в Балаклаву пешком. Правда, тогда бы у меня отвалились ноги и закончилось бы спиртное. Так что… все случается тогда, когда случается...
Мисхор – Балаклава
… все случается тогда, когда случается. И силы наших несовершенных человеческих оболочек были сохранены...
Балаклаве официально в 2004 году исполнилось 2500 лет! Не знаю, как у вас, а у меня сопричастность подобной глубины вызывает непреодолимое желание выпить. Что мы и сделали в знакомом кафе «Гавань» на набережной. Небольшое и стильное, оно традиционно посещаемо московской публикой…
Унеся с собой послевкусие кактусовой самогонки в купе с кофе по-ирландски, и прихватив в дорогу бутылку «Финляндии», мы арендовали катер и отправились в морскую прогулку по Балаклавской бухте с целью искупаться и полюбоваться видами. Бухта совершенно уникальна. Человеку, впервые попавшему сюда со стороны суши, она больше напомнит кратер потухшего вулкана, заполненного водой. Со стороны моря ее не видно - из-за узкого искривленного прохода в скалах. Уникальное произведение природы, одно из немногих в мире не раз служило непреодолимым форпостом. За сей раритет, мы и пьём на борту катерка водочку, напиток близкий всем русским морякам. Но мне, почему – то, кажется, что сюда Веничка попал бы. В отличие от Кремля, куда он… в итоге, попал. И зря, как вы помните.
Что касается советских моряков… Во времена «единого и могучего», с начала 60-х, Балаклавская бухта была закрыта даже для севастопольцев. Здесь дислоцировался стратегический военный объект – подземный док по ремонту подводных лодок, который был в состоянии выдержать прямой ядерный удар. Официально рассекречен в 2003 году, когда Кучма, тогдашний украинский президент, подписал поручение о демилитаризации Балаклавской бухты. …Повторюсь, я чужда политики. Посему, приняв на грудь, ваша покорная слуга фотографируется на фоне бывшего стратегического объекта с высунутым языком. Сейчас посетить уникальное подземное сооружение могут все желающие. В штольне открыт Военно – морской музейный комплекс.
Балаклаву воспевает ещё Гомер в «Одиссее», называя её страной мифических листригонов. В 1375 году генуэзцы отбили Сюмболон лимне – Гавань символов у княжества Феодоро и построили здесь крепость Чимбало. В 1475 году её захватили турки. Но у нас мирные цели…
Накупавшись под 0.75 «Финляндии» без ущерба для здоровья, мы возвращаемся на причал и решаем подняться по крутому склону к развалинам крепостных сооружений, с целью обозреть бухту с высоты и… окончательно изгнать хмель в преддверии очередной порции спиртного. Зрелище вполне стоит того, чтобы сжечь пару – тройку калорий на благо фигуре и выделить энкефалины и эндорфины, не зря именуемые «гормонами счастья»!
Балаклавская бухта считается наиболее благоприятным местом для яхтинга на Черноморском побережье. Благодаря ее сложной конфигурации, сюда не проникает даже самый сильный шторм. Раньше, помню, здесь стояли, соревнуясь в роскоши, “каламбины” Кучмы и Черномырдина. А бессменным ветераном порта приписки, колышется у причала прямо за «Гаванью» большой и угловатый, похоже из бывшей научной флотилии, катер Андрея Макаревича. А у нас яхты нет. Пока…
Посему, мы отбываем в Севастополь на такси.
Балаклава – Севастополь.
…мы отбываем в Севастополь на такси. В «Севастополь, Севастополь – город русских моряков!» Или украинских? Кто интересуется темой, посмотрите фильм Хотиненко «72 метра» или прочитайте одноименный исходник Покровского.
Статистика любезного моего читателя вряд ли интересует, а на политической арене все как обычно. Но я на это плюю и вам советую. «И тьфу на вас, наконец! Лучше оставьте янкам внегалактическую астрономию, а немцам – психиатрию. Пусть всякая сволота вроде испанцев идёт на свою корриду глядеть, пусть подлец африканец строит свою Асуанскую плотину, пусть строит, подлец, всё равно её ветром сдует, пусть подавится Италия своим дурацким бельканто...», а политики политикой. Я интересуюсь историей, культурой, литературой и спиртным. И… где бы голову преклонить…
Нас подвозят к гостинице «Украина», которую рекламный буклет гордо именует «полностью реконструированным 3-х звёздным отелем, прекрасно подходящим как для проведения встреч и семинаров, так и для отдыха...» Бла-бла-бла, короче… «сделаем ваш отдых приятным»…
Приятным наш отдых начали делать с сообщения о том, что горячая вода подаётся с семи до девяти утра. В виде исключения для особых любителей комфорта. И на кой, тогда, скажите, мне «апартаменты с индивидуальным дизайном»? Ну, я, пожалуй, сей факт ещё осознАю - психика у нашего брата крепкая. А вот, младший в этом смысле брат – какой-нибудь «иностранный гость», ведь может и не понять. Ладно, чего уж там снобствовать. Время 0.30. Сил передвигаться, куда бы то ни было, в поисках реального комфорта нет. Посему, вздрогнув под холодным душем, в связи с чем, окончательно протрезвев, мы с супругом отправляемся в объятия Морфея...
И снится мне сон про «бело – синий город мой далёкий...» и двух девочек. Урождённую Горенко и урождённую Девель. Одна, из которых более чем известна под фамилией Ахматова. А, вторая, возможно, менее – как Алексеева.
Всё глядеть бы на смуглые главы
Херсонесского храма с крыльца…
(Анна Ахматова)
Солнцем позолоченное детство…
И лёгкий парус в лиловатом море.
(Лидия Алексеева)
Так хорошо им там, в моём сне, этим замечательным талантливым девочкам. Так спокойно и весело у синего моря. Одной в Одессе. Другой в Севастополе. Встретятся они позже - в 1916 году. Когда Анна Андреевна - признанная поэтесса, будет уже около полугода после смерти своего отца проживать в Севастополе.
Купаются девочки в море, и не подозревают, что обе происходят из одного рода Горенко. Дед Ахматовой и прадед Алексеевой, полковник Антон Горенко, участник обороны Севастополя в 1854-55 годах. Его отец – Яков Горенко – участник Бородинского сражения и похода на Париж 1812-13 годов. Общая родословная двух поэтов. Жизнь у них сложилась по-разному. Я не вправе судить, кто был счастлив, а кто – нет. К чему это? Ахматова осталась в России, а семья Алексеевой покинула родину вместе с армией Врангеля осенью 1920 года и последние сорок лет своей жизни она прожила в США, где была достаточно известна. Но «запах моря и полыни» Лидия Алексеевна не забыла. И во всех пяти сборниках её стихов есть море, горы и Севастополь. Но в моём сне девочки играют вместе на пустынном пляже ранним утром, обласканные солнцем и я слышу их весёлый смех...
Успев, в положенные для «любителей комфорта», часы помывки «сделать наш отдых приятным», мы отправляемся в город. Супруг мой водит меня за ручку. Ибо здесь у меня обостряется с невероятной силой присущий мне топографический идиотизм. Все пути ведут на Набережную, к памятнику вице - адмиралу Нахимову, под командованием которого 18 ноября 1853 года русская эскадра разгромила в Синопском сражении турецкую. А на следующий день в районе селения Башкадыклар, севернее крепости Каре, 10-тысячной русской армией под командование генерала Бебутова была разбита и обращена в бегство 36-тысячная турецкая армия. За сей факт я, как кондовый русский патриот, предлагаю немедля выпить. Что мы и делаем в замечательном ресторанчике «Рыбацкий стан» на набережной Клокачева. Набережная эта очень дорога мне. Сидели мы как-то апрельским вечером, не помню в каком году, с дражайшим супругом моим на скамейке под дождём на этой самой набережной и было у нас с собой всего-то ничего – 0.5 водки, 0.5 мартини, кусок сыра и яблоко. И так нам хорошо было... Казалось, что в темноте под дождём только мы одни и есть во всей вселенной. Мы, дождь и море…
Но у супруга дела, посему сильно нарадоваться за Нахимова, Бебутова и «личную» набережную в нашей бескрайней вселенной мне не позволяют. И, приказав «надувать щёки», берут с собой в Байдарскую долину.
Мысли к ряду - бег по кругу.
Вкус и запах. Склоны гор.
Ориентируясь на чудо,
Слышу тайный уговор.
Устаю, ложусь и тлею
Слабым признаком в земле.
Утром росы, свет и трели
И ущелия во мгле...
(Илья Стрельников)
После дел, связанных с тем, что «ориентироваться на чудо» на этом участке земли Байдарской долины (на переговоры, о продаже которого и приехал мой супруг), как и пить воду из собственного ручья, в котором когда-то ловили для Черчилля форель, уже не придётся, мой жизнерадостный детский алкоголизм приобрёл некоторый оттенок трагизма. Но не надолго. Вот такая я жизнелюбивая сущность! Так что, вернувшись в Севастополь и прикупив по дороге бутылку бехеровки, мы отбыли на мыс Фиолент...
Мрачная красота этой местности в пасмурную погоду подавляет так же, как окрыляет легкость и прозрачность дня погожего. Вспомните Куинджи - «Море. Крым» (1898-1908). Стоя на краю обрыва и глядя вниз, видишь ирреально прозрачную гладь. Дно представляет собой фантастическую декорацию, где ярко-изумрудные щупальца сказочных чудищ оплетают бурые бока огромных валунов. Или наоборот – это туши доисторических рептилий режут спинами поверхность, собирая вокруг себя легкую пену. А среди них и, образуемых солнечными бликами на воде ярких пятен как будто всплывают острова из разноцветной крупной гальки и лужаек песка. Но, стоит отойти от края обрыва на сто метров — и ничего, кроме выжженной степи...
К пляжу мыса Фиолент ведёт спуск длиною в 812 каменных ступенек, выложенных еще монахами. Спуск, потому что лестницей сие не назовёшь. В отличие от Потёмкинской в Одессе, в которой 192 ступени... всего.
Посетить пляж, искупаться и смотреть всю ночь на звёзды и мерцающее море, попивая бехеровку, и болтать – такова была наша цель. Пригубив на дорожку, мы отправились вниз…
Спускаться в темноте по лестнице, у которой нет ни одной ступени одинаковой размерности – это, я вам доложу… Сами как-нибудь попробуйте. Спускались мы, спускались… глядь, а навстречу нам группа молодых людей взмокше - печального вида. И говорят они нам, прям как ангелы Веничке: «Вы, - мол, - туда не ходите. Там тётя очень злая на пляж не пускает». А мы им и отвечаем: «Нет, - мол, - таких крепостей…» и все такое. И вниз поскакали, дураки! Как и Веничка ангелов, не послушались мы молодых людей. Может, это тоже они были? Ну, такие… на срочной службе в тренировочный бой посланные?
Однако, спустившись вниз, на пляж мы таки не попали, как Веничка в Петушки на тринадцатый раз. И тётя внизу была и дяди – вышибалы самого, правда, невышибалистого вида. И крики – писки – оскорбления... Мы им ужо и в глаза смотрели, и денег предлагали. Интеллигентностью своей вшивой оборонялись. А тётя визжит: «Колян, вызывай ментов, пусть их повяжут. Мы тут за Отечество радеем, а они нам бабки суют!» И давай обвинять нас в страшных грехах, включая соитие на пляже ночью под луной... Ну, это я культурно донесла. Тётка так выражалась, что Веничка позавидовал бы, а Лимонов все волосы вырвал бы на… на фиг! Хотя, чем соитие ночью под луной плохо? Не пойму. Ладно, Бог с ней, с тётей. Жалко её... в общем.
Тётю жалко, а 812 или чуть меньше ступенек вверх предстояло протопать в полнейшей наступившей темноте южной ночи. Что мы и проделали. Вернее, проделал супруг с нагрузкой в виде меня. И ни капли хлебнуть вкусной бехеровки не дал до самого верха, садист!
Не теряя драйва, мы поймали машину и поехали на другой пляж с романтическим названием одноимённого посёлка «Учкуевка». Не хуже «деревни Чмаровка» звучит. Так что план мы свой в жизнь воплотили, назло всем добрым людям, и во благо себе. И даже с… смысл жизни нами был понят под ночным южным небом. А смысл, понятый нами, заключался в следующем. Два индейца, чтобы не замёрзнуть, должны спать вместе. А уж если у них есть бутылка бехеровки, молодой миндаль, случайно захваченная с собой «леопардовая» шаль и любовь до гроба, им, вообще всё по… смыслу.
Утром мы сели в уже ожидавшую по договоренности накануне машину, которая и отвезла нас абсолютно счастливых обратно в гостиницу. Потом был бар «Источник» и, без всяких проблем с билетами и спальным вагоном, поезд Севастополь – Москва…
Севастополь – Москва.
…поезд Севастополь – Москва, в котором ничего заслуживающего внимания не произошло. Так как мы, в основном, спали. Вместе…
Утро! Москва! Легендарный Курский вокзал!!! Домой!
Привет, Кутузовский проспект! Ну, как я могу не любить тебя, когда именно здесь мы с супругом моим, припарковав машину, орали, как оглашенные, подпевая Шевчуку
Сыграй, как можешь, сыграй…
Закрой глаза и вернись
Не пропади, но растай
Да колее поклонись
Своё окно обогрей
Пусти по воле весной
Не доживи, но созрей
Ты будешь вечно со мной…
Здравствуй, «насекомое»! Может я и не рада тебя видеть, но ты веха по дороге домой! Ура «слугонародовским» перекрытиям движения. Можно сладко целоваться. Так, как мы целовались, наоравшись под ДДТ - отдаваясь без остатка!..
«Ты благороден, Веня. Выпей весь свой остаток кубанской – за то, что ты благороден. … «Человек не должен быть одинок» - таково моё мнение. Человек должен отдавать себя людям, даже если его и брать не хотят. А если он все-таки одинок, он должен пройти по вагонам. Он должен найти людей и сказать им: «Вот. Я одинок. Я отдаю вам себя без остатка. (Потому что остаток только что допил, ха-ха!) А вы – отдайте мне себя и, отдав, скажите: а куда мы едем? Из Москвы в Петушки или из Петушков в Москву?»
Мне, в отличие от Венички, такой вопрос задавать не нужно. Мне всё равно, куда и откуда я еду. Моё личное персональное чудо всегда со мной. Для меня «жасмин не отцветает и птичье пение не молкнет», поскольку я не проехала свою остановку. И когда я первая выпрыгивала из вагона на перрон Киевского вокзала Москвы меня всегда ждал мой личный Ангел с глазами цвета бирюзового Ялтинского моря и тёмными густыми коротко стриженными волосами, который подхватывал меня на руки и, протягивая флягу с виски, говорил: «Малыш! Ты дома…» И однажды мы решили просто не расставаться, чтобы не вышло, как у благородного Венедикта. «Давай, давай всю нашу жизнь будем вместе!» И никто из нас не протянул другому молча шиш. «И с тех пор я не приходил в сознание, и никогда не приду». И правильно! Зачем мне со – знание, если у меня есть ЗНАНИЕ. Знание о том, что я любима и люблю. Чего и вам желаю. За что и пью, мой любезный читатель. «На коня!» За любовь! И за светлую память неприкаянного Венички. За то, чтобы он свою любовь встретил и уже никогда бы не проехал, где бы он и она сейчас ни были. Ну, вот… По вагонам прошлась, себя вам отдала, как могла сыграла…
P.S. Большинство читателей знает Венедикта Васильевича Ерофеева лишь как автора поэмы «Москва – Петушки», которую ваша покорная слуга и цитировала всю дорогу. Конечно, и одного этого произведения, с лихвой хватило бы… Но, я позволю себе напомнить, что его литературное наследие гораздо обширнее. «Записки психопата», «Вальпургиева ночь», «Моя маленькая лениниана», «Благая весть», «Проза из журнала «Вече» и самая, пожалуй, интересная часть его литературного наследия «Бесполезное ископаемое» - записные книжки Венички. Читайте! Это «не просто хорошая проза, а вкусная и здоровая пища» (опять же по Ерофееву)! Ах, да… И последнее…
«Нельзя пить столько, сколько мы пьём. Нельзя. Надо пить значительно больше»
(Игорь Боровиков).
| | |
| |
