| Литературное общество Ingenia: Аня Вуева - КРОЛИКА ЛОКА | | КРОЛИКА ЛОКА | |
МАЗАЕВО СЧАСТЬЕ
Алиса понимала, что нехорошо в час пик выскальзывать на проезжую часть прямо наперерез мчащимся автомобилям. Но какие у нас, в провинции, пики, да к тому же на разделительной полосе сидели розовые кролики. Покинуть защищающие их белые чёрточки на асфальте кролики не решались. Их было семеро. Их было жалко, так они дрожали, прижавшись друг к другу. Необходимо было их спасти. Что-то подсказывало Алисе, что это последние розовые кролики и больше не предвидится в ближайшее время. Ну может быть когда-нибудь в результате сложных операций селекционеров и даже новейших разработок генной инженерии появится розовый кролик. Непременно с кошачьими лукавыми глазами. Обязательно с пушистым беличьим хвостом.
Наконец, в трубке послышался голос Мазая:
- Да, девочка моя, какое щастье тебя слышать, не забыла дедушку.
Мазай, по всей видимости, был тронут. Он всегда говорил «щастье» как принято было в досоветской России. Дед был абсолютно уверен, что люди несчастны только потому, что променяли старое доброе щастье на это новомодное «счастье». При слове «кайф» старика просто колбасило, а слово «нирвана» не понимал принципиально и начинал внимательно разглядывать свои широкие брюки, нет ли на них дырочек. Определённо, человек покинул своё изначально щастливое состояние в результате жестокой революционной борьбы. Мазай долгими медитациями в своей непривязанной лодке искал пути назад. На звонки дед отвечал редко, но, в качестве особого исключения для Алисы, взял трубку. Никто не мог ответить, каким образом в несущейся по течению лодке заряжался аккумулятор, но телефон работал.
Алиса вкратце изложила ситуацию, не забыв упомянуть и о будущих чудесах селекции. Стоило Мазаю произнести «еду», как кроликов на дороге и след простыл. Только Алиса могла различить лавирующую между автомобилями лодку, едва не касающуюся асфальта. Дед сгрёб в охапку розовую ораву, усадил в лодку. То же он проделал и с Алисой.
В трюме мазаевой лодки было тепло и уютно. На печке пыхтел чайник, никогда не решающийся закипать в присутствии гостей. На печке грелись кролики. Не то, чтобы они замёрзли на автостраде, но такую сильную дрожь можно было успокоить, только хорошенько согревшись. Самый смелый из них уже мусолил листик фикуса, но есть не хотелось. Алиса размешивала чай. Непонятно было, что и с чем она смешивает, потому что чай без сахара. Алиса думала о том, что она смешивает.
В БРЮХЕ СТАЛЬНОГО МОНСТРА
Семёныч долгое время занимался тем, что протирал глаза, глядя на разделительную полосу, не замечая слоняющихся колёсных монстров. Почему-то последние пёрлись вереницей друг за дружкой. Лишь иногда один лоснящийся субъект нехотя шёл на обгон. Наверное, там, за поворотом, раздают монстрам корм. Получив угощение, они возвращались в берлоги. Смутили же ум Семёныча вовсе не рык и скрежет, раздававшийся из нутра пробегавших монстров. Нет, это была маленькая кучка розовых кроликов, которые неизвестно откуда появились на белой полосе и неожиданно исчезли, как и не бывало. Семёныч, естественно, не знал, откуда он сам-то появился и что он делает в этом мире, и, возможно такой же неожиданностью для него окажется его уход. Но сейчас интерес вызывали именно кролики, вернее, их отсутствие на дороге. Любой обыватель, глядящий на асфальт пересечённый вдоль двумя надрезами, обнажающими белую кровь из-под кожи шершавой кобры, увидит, что ни одного розового кролика на нём нет. Поэтому интерес Семёныча сам по себе в этом случае необычен, что он и сам-то в тайне осознавал. Жёлтенький монстр подкатил к остановке и разинул пасть, дабы изрыгнуть неброско одетую женщину с огромными пакетами. Потом он заурчал как большой рыжий кот с выгоревшей за лето шерстью, проглотил Семёныча и потрусил дальше.
В семилетнем возрасте нормальный ребёнок расположен к здоровому питанию, сну и поведению, обладает крепким здоровьем и сильным иммунитетом, проявляет уверенность, оптимизм, позитивное отношение к миру и людям. Ничего этого у Семёныча не было. Питанием раньше занималась жена, что делало его, то есть питание, а не Семёныча, обильным и весьма разнообразным. Теперь они предпочитают обитать в разных квартирах, встречаясь лишь изредка. Грубая холостяцкая кухня скуксила Семёнычево здоровье. Пребывать объектом в пищевых взаимоотношениях ему было как-то даже сподручнее, тем паче, в брюхе гигантского кота оказалось мягко, да и компания подобралась приятная.
Он присел рядом с девушкой с огромной газетой в руке. То есть, сначала Семёныч увидел газету, и лишь потом, вежливо заглянув сбоку за бумажную ширму, заметил девушку.
Пока рекой течёт сознание
От родника до океана
Обходит горы, сносит камни, не
Затрагивая стен жилищ
Нескучно в лодочке мазаевой
Алисе маленькой не рвано
И кролик с розовыми лапками
Грызёт, грызёт зелёный лист-
Прочиталось в газете как-то само собой, без приложения дополнительных усилий для сосредоточения внимания со стороны читателя.
Семёнычу показалось вдруг, что он не просто понял, о чём говорится в стихотворении, что он вот только что был рядом с милой девушкой по имени Алиса, пушистыми розовыми кроликами.
Ерунда, – подумал он - какая-то школьниковая самодеятельность, не более – покосился он на фамилию автора, которая ему ну совсем ничего не сказала, - А. Мазаева - не Ахмадулина, явно.
ОТКУДА БЕРУТСЯ КРОЛИКИ
Алиса представила себе огромный – во всю стену – книжный шкаф
Допустим, ты ищешь на полке книгу Чернышевского «Что делать?», а значит, заметить книгу Достоевского «Братья Карамазовы» или, скажем, Марининой…ммм – Мазай задумался, он никогда не читал книг Марининой – или орфографический словарь, у тебя очень мало шансов. Особенно если ты знаешь, как выглядит эта книга Чернышевского. Из всех книг, составляющих объективную реальность, «что делать» - это и есть мир, который мы делаем. Ты большой шкаф себе представила? Во всю стену? Надо больше, не скупись, это же абсолютная истина. Почему именно эту книгу? - может, нам кто-нибудь даёт домашнее задание её прочитать за лето..
Скажем, поэт это запутавшийся школьник, который таки берёт одну за одной книгу, листает её, вертит, кладёт на полку. Он не прочь бы посмотреть и словарь. Но читает-то он всё равно своё «что делать». Разница в том разве только, что один берёт Достоевского, другой Маринину, третий разглядывает поздравительную открытку «с восьмым марта». А тема такая, что любое сочинение приходит к заключению. Потом? Разные варианты есть, может быть, новую книгу возьмёшь. А есть версия, что и не возьмёшь больше.
Понятно, дед, жизнь – открытая книга. – устала Алиса.
Нет, скорее, шкаф, - рассердился дед – а ты уставилась в свою открытку с кроликами. Ну кто тебе их нарисовал? Сама что ли догадалась?
- Я не рисовала, а взяла с полки, согласно твоей же теории. На полке были и голубые слоны, и розовые крольчата, и коричневые гномики, и зелёные человечки.
- это просто твои фантазии. Знаешь хоть, чем фантазии отличаются от активного воображения?
- нет, а ты?
- Образы, навеянные активным воображением, существуют! А фантазией – нет.
- Вот, кто это? – девушка кивнула в сторону печки – кролики? Видишь? Они существуют. Они объективные, и реальные, и голодные – вон, уже сожрали твой фикус. Пойду, им травы принесу с луга.
- Куда ты с мазаевой лодки? Ладно, будет тебе трава.
- дедуль, а кто эти зловредные учителя? Ну, что дают нам задания? Почему никто не видит моих кроликов, ведь их могли сбить автомобили -последних. Сколько их погибло под колёсами… А ты видел этот шкаф? Весь-весь?
- всего прочитать невозможно, внучка, я и не тщусь, просто беру книгу, которая мне интересна, если с первой страницы не нравится – кладу на место, читаю другую, иногда просто интересный отрывок, про кроликов в одном журнале было.
- в «юном натуралисте»?
- а может и в нём.
- а чем питаются эти кролики? Там написано? Ты мне дашь почитать? Где же этот шкаф?
- Да вот он, смотри, а, всё равно не увидишь. Хорошо, закрой глаза. Плотно-плотно. Что ты увидела в комнате?
- Кроликов, фикус, печку увидела, тебя
- а обои какого цвета?
- зелёные… цветочком… синим
- здесь нет обоев, а часы настенные – где они, помнишь? Который час?
- часов нет…
- да прямо напротив и висят, перед тем, как закрыть глаза, это последнее, что ты видела!
- чайник помню кипящий, давай чаю выпьем.
ПО ТУ СТОРОНУ ОБОЕВ
Поляна была вся усеяна цветочками сциллы. Весна в разгаре. Над костром висел чайник. Опасливо рядом грелись кролики. Алиса по-прежнему жмурилась. Семёныч резал на газете хлеб.
Куда-то так и норовили удрать на ватных ногах переполненные солнечным светом облака. От режущей боли в ранках костров просыпалась природа. Деревья, как школьники канючили ещё минуточку подремать под белыми пододеяльниками снега. Семёныч читал заголовки статей – без интереса, просто, чтобы занять ум. Чайник не закипал, и, кажется, не собирался. Газета была годовалой давности, жёлтая, как осенний лист затесавшийся на ветке ольхи, не упавший из принципа, но от этого не ставший более свежим.
- Вот, я же говорила, синие цветочки! - Обрадовалась Алиса, - дед?
Мазая рядом не было.
- Будем пить чай, - заявил Семёныч. Ему здесь нравилось больше, чем в желудке автомобиля. Задавать какие-то вопросы, как он здесь очутился, и кто такая Алиса смысла не было. Ещё он был абсолютно уверен, что Алиса это Алиса.
Кролики так близко жались к огню, что ворсинки их розовых шубок на концах желтели, отчего в воздухе пахло палёной шерстью. Совсем бестолковые животные. То чуть было под колёса не угодили, теперь вот в костёр, ну что с ними поделаешь? – Алиса вылила содержимое чайника на кладку красноватеющих дров, те зашипели, повалил дым.
Семёныч жевал хлеб.
Алиса сгребла двух кроликов в свою шапку, остальные разбежались по траве. Было как-то совсем тихо и пустынно, как бывает только в весеннем лесу до появления на деревьях листвы, которая шепчется всё время о чём-то своём и создаёт ощущение присутствия множества маленьких сплетников, шу-шу-шу-обсуждающих за спинами собравшихся все-все-все их новости. И всё, что было, и всё, что будет, знали они. И только то, что есть, никто не знал и только вот, так, под голыми ветками, обнажалось и это «есть». Может быть, оттого так быстро стареют листья, что всё-всё-всё знают о нас, о том, что было и том, что будет, и желтеют и опадают они, мудрые листья. И тот, прошлогодний листик, задержавшийся на ветке ольхи, когда-то очень многое услышал от соседей – зелёных листов и многое им рассказал. И этот газетный лист с газетными статьями спешил поделиться новостями со всеми, кто готов их услышать. И теперь он безнадёжно состарился и служит лишь обёрточной бумагой для хлеба. И откуда-откуда-откуда они всё узнают, не от пушистых ли белочек-журналистов, или наглых сорок. Но Семёныч вот только сейчас ехал домой в маршрутке и уже жуёт горбушку на цветочной поляне, сидя прямо на земле. И некому удивиться, только жёлтому газетному листку, да жёлтому ольховому листку, переживших свою смерть, но не ставших ни свежее, ни зеленее, и не будущих таковыми никогда. И оттого ихнее удивление выглядело бы ненатуральным, а жёлтым сухим и сморщенным, годным лишь для того, чтобы разжечь новый костёр. Холодало. Надо было разжечь костёр.
ПЕРЕКАТИ ПОЛОСУ
Розовый кролик огляделся по сторонам, слегка подрейфил и сиганул с полки. По инерции пробежал несколько шагов вперёд. Прямо перед носом на огромной скорости скользнуло колесо. Он отпрянул. Пробежало второе. За ним ещё колесо. Почему-то резиновые чёрные круги боялись двух полустёртых полосок посредине трассы. Кролик подумал, что если для таких махин они опасны, то уж ему-то точно ничего не стоит там пропасть. Пропадать в его планы не входило. Он осторожно тронул полоску. В конце концов, кроличья лапка ведь приносит удачу. Да, ничего страшного не произошло. Впрочем, страшно было всё: представьте себя на месте ма-аленького кролика посреди оживлённого автомобильного движения. Вот, то-то же. Он испуганно смотрел на бегущих монстров и не знал, как выбраться из западни и куда ему надо идти, где бы его ждали, и не окажется ли за стеной крутящихся с жужжаньем, шуршаньем и рёвом колёс ещё бОльшая засада.
Привыкший игнорировать мчащихся монстров Семёныч быстро проскользнул на разделительную полосу и взял на руки трясущегося зверька. Теперь, узнав от Алисы про кроликов, он всегда, возвращаясь с работы, поглядывал на дорогу. Он припомнил старую песенку о том, что жить на белой полосе не так уж и плохо. Что ж, кому неплохо, а кролику смерть, особенно розовому. Впрочем, смерть – тоже не так уж плохо – заключил Семёныч, погружая маленького неудачника за пазуху. Рубашка уже вся была изгрызена острыми кроличьими зубками, однако новую покупать не было средств – из-за кризиса на работе не платили совершенно, да и ни к чему это, ведь назавтра опять прогрызут.
Редкие из прохожих, кто полюбопытнее, слегка и косились на потрёпанного вида мужчину, придерживающего правой рукой что-то суетящееся за пазухой – котёнка или голубя, а может и морскую свинку. Как это всегда бывает, скользнут взглядом и отойдут восвояси, как бы это и неприлично присматриваться к незнакомцам на улице. Вроде бы и не ихнее это, прохожих, дело – кто там копошится и не нужна ли кому-нибудь их простая человеческая помощь, участие. И кому-нибудь из прохожих наверняка ведь просто необходимы, и помощь, и участие, и всяческая поддержка, а хотя бы тёплое слово, которое даже и кролику было бы приятно. А ведь промолчат и отправятся по своим делам. Да и дел как будто никаких неотложных нет. Разогреть на ужин то, что осталось от завтрака. Выуживать кубики жареной картошки из металлической миски, покрытой эмалью со стандартными, многократно повторяющимися на таких же мисках, продаваемых в супермаркетах, цветочками. Наливать заварку в «любимую» чашку, не понимая, почему каждый раз попадается под руку именно эта чашка, когда есть и ещё посуда. В трубку говорить о работе, хотя тело уже вернулось домой, погрузилось в мягкое креселко, мысли-то остались там. И остались другая заветная чашка и банка кофе в ящике стола поверх кипы недозаполненных документов.
ЧТО ДЕЛАТЬ?
Он выпустил питомца на пол.
- И куда их всех девать? Плодятся как кролики. Обернувшись, он увидел в дверях Алису.
- Как ты вошла? – Семёныч уже не сомневался в мистических способностях девушки. Однако, он вовремя вспомнил, что забыл запереть дверь, - проходи, вот – жестом он указал на сидящего на ковре кролика.
Впрочем, Алиса и так смотрела на него немигающими полными слёз глазами. Женских слёз Семёныч отчего-то не выносил.
- Так что стряслось? – робко спросил он.
- Это же я их создаю, - процедила, сдерживая неумолимый поток, Алиса
- Ну ничего, можно же приютить их в зоопарке или открыть кроличью ферму – Семёныч сам не верил в то, что говорил, ведь кроликов-то видят только трое. Впрочем, рубашка была покусана по-настоящему, только ворот торчал из-под пиджака.
- Ферму? Их же съедят! – Всхлипнула Алиса и умолкла теперь окончательно.
Да уж, мясо розовых кроликов, наверняка, ужасный деликатес, можно заключить контракт с дорогим рестораном о поставке. Семёныч сглотнул набежавшую слюну, вызванную не столько заманчивым видом предполагаемых блюд, сколько столь вероятными миллионами в дырявых карманах. А шкурки? Кто бы отказался от шубки из розового кроличьего меха… невидимого непосвященным глазом. Прям как в сказке про одного короля.
С другой стороны, если, допустим, выпустить их в лесу, они способны истребить всю растительность. Расплодятся как их сородичи, завезённые в Австралию. Алисе придётся создавать ужасающих синих собак с фосфоресцирующими глазами. Но от них и вовсе житья не будет. Как найти в лесу невидимую собаку? Что подумают об одиноко бродящем охотнике с ружьём наготове, то и дело стреляющего в то, чего нет? Пожалуй, от людей не меньше опасности, чем от собак. Вызовут наряд милиции. Или «скорую». К тому же обычно собаки не нападают сами, если только кто-нибудь, не заметив сказочное чудище, не вмажет ему каблуком в самую пасть. Ах, Алиса, как же нам быть?
Она сидела в кресле, прижав к груди питомца. Тонкие пальчики с коротко стриженными ногтями проводили вниз от ушей по розовой холке и тонули в пушистой шерстке, которую Семёныч несколько секунд тому назад распорядил на шубы.
В квартире было совсем неуютно и не капли не убрано. Можно было бы и вовсе не разуваться: иногда Семёныч так и заходил в комнату, забрасывал под кровать ботинки и ложился спать сном человека, способного поверить в существование розовых кроликов, зелёных человечков или даже гномов, но не знающего об этом. Как же мало мы о себе знаем! И как мало говорит о нас замызганное зеркало на дверце шкафа в прихожке! Даже кристально чисто вымытое зеркало лишь показывает нам то, что мы хотим увидеть – полное обрюзгшее тело или стройную фигурку, супер-модную (ва-ау!) причёску или взлохмаченную копну волос, чистую и гладкую кожу или отвратительный прыщ. И всё это об одном и том же субъекте. И всё-таки доверчивому Семёнычу не удалось сделать кролика. Грязь на паркете, пустота в холодильнике, в кошельке получались, даже плодовые мушки на кухне, да и те лишь в тёплое время года.
Синие сапожки Алисы стояли у входа.
- Может быть, я просто отождествляю себя с героиней сказки Кэрролла? – она успокоилась и принялась остроумно рассуждать – мне дед говорил. Вот у него миссия – спасение всех нуждающихся в этом. Потому и такое духовное имя он избрал. Наверное, моё предназначение – видеть кроликов. Кстати, у тебя есть часы?
- Где-то половина восьмого вечера
- Я вот вспомнила, что у кролика должны быть часы.
Семёныч нагнулся, заглянул под кровать и вытащил пластиковый будильник.
- А что ты с ними собираешься делать?
- Показать кролику. – Алиса ещё раз нежно прижала к себе совсем ручного зверька, положила на пол. Рядом Семёныч поставил будильник. Минутная стрелка стала крутиться заметно быстрее, часовая следовала за ней. Зато с кроликом ничего не происходило.
- Часы спешат – заметила Алиса. А время? Она выглянула в окно. Смеркалось. Небо особенно синее в это время. Вечером, в половину восьмого, когда Семёныч возвращается домой. Ветки качались на ветру так же размерено, железные монстры так же сновали по дорогам и казались безобидными с почтительного расстояния. Действительно, куда спешить кролику, у которого нет ни норы, ни семьи, ни работы. Зато для часов это обыкновенное дело – спешить куда-либо или от кого-то отставать.
ВЕСТИ С МАРСА
- Всё дело в том, что люди недостаточно информированы относительно существования розовых кроликов. Хуже того, информированы неправильно. Спроси любого прохожего на улице – он рассмеётся тебе в лицо, в лучшем случае скажет, что их просто не бывает.
- Но ведь можно сообщить им, скажем, в газете, что вывели новую породу с розовым мехом… несъедобную – Алисе очень не хотелось решать продовольственные проблемы гурманов с тугими кошельками за счёт пушистых любимцев. Хотя, конечно, она понимала, что народная известность неизбежно привела бы их на полки холодильников.
- Да не так всё просто, к сожалению. Ведь стереотипы у них уже сформировались. А потом, твои кролики находятся на ином уровне сознания.
- В другом измерении?
- Измерения те же, все три и время то же.
- Только часы на них реагируют странно. Спешат.
- Вот, когда ребёнок учится говорить – Мазай поднёс левую руку к зверушке, не отрывая взгляд от блестящего циферблата, - ему взрослые говорят «это мама, это папа, это стол, стул, белка, заяц, а этого нет». Так вот, розовые кролики относятся к тому, чего нет, понятно?- стрелка замаячила влево-вправо.
Алисе было не понятно.
- Голубые слоны преспокойно пасутся на оранжевых лугах, а зелёные человечки строят города на Марсе и прилетают на уик-энды погостить на Землю. У них здесь курорт. Там совсем нетронутой цивилизацией природы не осталось. Вот и ездят. Некоторые люди видят их. Просто, спонтанно какой-нибудь чудак ать – и выскачет на другой уровень сознания. Нас ведь в школе осознанности не учат, но и не отучивают намеренно. Бывает, кому-то задолбят ум совсем до бессознательности, он в бессознательном и витает по всем тамошним территориям, или на одной зависает. Просто посуди сама, целая цивилизация из поколения в поколение твердят бабушка внукам, родители - деткам, что есть где-то далеко под землёй такие малорослые обитатели, как гномы. Ну неужели ж после этого можно считать, что их нет? Да они столь же реальны, как кенгуру, например. Ведь мало кто из детей видел живого кенгуру, а им рассказали те же бабушки и мамы. Скажешь, по телевизору видела? А там и гномов показывают, по телевизору. Или, взять американцев. Вроде, люди как люди, в толпе не отличишь, а название другое – американцы.
- Ты меня понял, дед! - Алисе захотелось прижаться покрепче к колючей щеке Мазая, - ты больше не считаешь, что это лишь мои фантазии?
Для Алисы было огромным облегчением узнать, что кролики на асфальте появились независимо от неё, что она не принимала никакого участия в их создании, даже не придумала. Теперь не надо было пытаться загладить свою вину, беспокоясь об их будущем. Знание, всё-таки, полезная вещь – заключила она. Однако, то, что она, именно она, умеющая различать розовых кроликов, оказалась вовремя в том самом месте тоже ведь трудно назвать случайностью. Кто ещё может о них позаботиться? Семёныч? – не тот у него темперамент: того и гляди забудет взглянуть на дорогу, так и уйдёт с работы в пивнушку. Впрочем, учитывая, что зарплаты ему благоразумно не выдают, на сей счёт можно было и не волноваться.
ШКУРНЫЙ ИНТЕРЕС
В холодильнике было пусто. В голове шлялись вразброс какие-то мысли, ни отгонять, ни сосредоточиваться на любой из них не хотелось.
- Вот ты, - Семёныч посмотрел на маленького вредителя, пытающегося сгрызть ковёр, - а ведь ты – мясо. К тому же ценный мех – мелькнуло в голове.
На полке стоял пакетик риса, наполовину съеденный мошками, а мошки представляют собой мясо менее ценных сортов - по белковости там, и калорий никаких.
Ему припомнились ресторанные гурманы, вооружённые ножами и вилками, вцепившиеся в беззащитную розовато-серую плоть. Он прикрикнул на кроликов, те повскакивали прямо с тарелок, выбежали из кухни, некоторые застенчиво застёгивая шубку на ходу. Выбежали на трассу, где их ожидала легкоупряжная коляска. Малопохожий на лошадь зверь заворчал спросонья, потянулся.
Ноги Семёныча по колено погрузились а шкуру неубитого медведя. Руки его вцепились в руль от детского велосипедика. На заднем сиденье уютно примостились кролики. Старший проверил ремни безопасности, но он явно в них ничего не смыслил, просто надо было хоть как-то контролировать ситуацию. Он сказал «поехали!» и махнул на всё рукой. На всё: на какие там проблемы в личной жизни, заморочки с гламурными грызунами, невыплаты на бесполезной работе. Медведь взревел и тронулся окончательно. Он понёс велосипедную бандуру поперёк встречному движению, увиливая от проходящих машин наподобие чёрной галочки в игрушке «тетрис». Кролики вцепились зубами в дерматиновое креселко, отчего металлический его каркас захрустел. Пробегая мимо рынка, мишка заметил общающихся у входа цыган. Он тут же свернул с дороги, выхватил у одного из них балалайку. Когда во рту Семёныча обожгла ледяная водивка, он уже осознавал, что жизнь не иначе как удалась. Кролики ударились в пляс. Собрался народ и им было совсем не безразлично. Они протягивали деньги, но Семёныч отказывался. Ему так вот хотелось. Значит так и было. Шкура неубитого коврика покорно лежала у его ног. Кролики прыгали на месте, затеяли какую-то чехарду. Не то ли с голодухи, а или с других свойских крольчачьих соображений.
КОТ В РУКУ
На пороге стоял длинноволосый пожилой человек в огромном козьем свитере, подпоясанный длинным оранжевым шарфиком.
- Федор Павлович Музолёв, можно Мазай. – представился дед и без приглашения ввалился в комнату. – Лодка дала течь, Лиза сказала, у тебя можно пока перекантоваться.
Зверюги всей стайкой подбежали к нему и запрыгали ещё пуще. Развалившийся в креслах дед достал буханку хлеба, несколько морковок и принялся угощать любимцев. Семёныч сглотнул слюну: всё же, после фантазийного аперитива решительно хотелось закусить. К тому же с утра ни маковой росинки.
Мазай тут же отправился на кухню.
Через пять минут оттуда донёсся забытый с уходом жены аромат. Семёныч несколько удивился, ведь на кухне шаром покати.
Впрочем, ко всему необычному быстро привыкаешь. Дед быстренько налепил гороховых котлеток.
Наступило долгое бессонное утро. Оно долго, докрасна протирало чёрные глазища, будило яркие разноцветные сны. Накрепко спеленав Семенычевы руки, ноги, оно дразнило его тряпкой набивного ситца с жёлтенькими цветочками. В траве бродили мокрые от росы косматые кошки. Семёныч попытался схватить одну из них, самую рыжую, за облезлый хвост, упал, приподнялся на руках. Прямо в лицо бросилась красно-коричневая огромная птица, и лишь около самого его носа развернулась и улетела восвояси, держа в скрюченных лапках розовую шкурку. Семёныч бросился со всех ног за ней, махал в воздухе руками, пытаясь схватить и её. По пути он искал, что бы бросить ей вслед. Схватил за хвост кошку. С размаху прицелился в пернатого воришку. Кошка, расцарапав Семёнычеву ладонь, полетела, наверное, впервые в жизни, визжа от восторга или, напротив, от неприятия такого способа передвижения. Наконец она вцепилась в коричневую тушку.
Розовый комок выпал из кровожадных лап. Семёныч бросился его ловить и проснулся оттого, что в ногах его сладко потягивался кролик. Семёнычу страшно захотелось проснуться ещё раз. Он поймал кролика, потащился с ним вниз по лестнице, к подвалу, где сердобольные соседки прикармливали кошек. Кошки привыкли к людям и стали совсем ручными, потому сбежались при виде Семёныча, надеясь получить угощение. Он схватил самую рыжую бестию за хвост, отчего взвыл, как ошпаренный, ибо та впилась в предплечье. Отодрав животное от раненой руки, мужчина угрюмо отправился восвояси, надеясь, что никто из соседей не встретит его в таком нелицеприятном виде: в одном нижнем белье, с окровавленной правой рукой и с кроликом в левой.
- Значит, существует такой уровень сознания, при котором их можно увидеть? – Семёныч старательно забинтовывал глубокие царапины.
- Существует такое сознание, при котором их не замечаешь. Вот скажи мне, сколько кошек бегало во дворе, когда ты вышел?
- Не помню…
- И каких мастей?
- Рыжая была, лохматая такая. Да понятно уже, что я, маленький что ли? Просто кролики не царапают никого в кровь, вот их и не замечает никто.
Семёнычу захотелось проснуться ещё раз. Он отправился на кухню, достал с полки потемневшую турку, насыпал до половины кофе, налил коричневатой воды из-под крана и поставил на огонь. Кролик приподнялся на задних лапках и заглянул в Семёнычевы глаза.
РЫЖАЯ СОБАКА
Лиза бросала в огонь сухие шишки. Те быстро занимались, чернели и прогорали. Может быть и эти шишки и этот огонь тоже видит только она? Или, скорее, люди каким-то образом договорились видеть костёр и шишки. Собаки видят мир чёрно-белым, но видят ли они то же – те же улицы или лесные тропинки? За ней увязалась рыжая собака с огромным брюхом и набухшими сосками. Что она увидела в этой девушке в синих сапожках? Какая она, Лиза, в карих сучьих глазах?
Может, стоит перестать быть Алисой и заварушка с кроликами пройдёт сама раз и навсегда? Нет, это совсем скучно. Лучше стать Белоснежкой и завести тесную дружбу с гномами. Хотя, для них пришлось бы убирать и вести хозяйство – опять скучно. И ведь непременно захочет спасти её от превратностей быта Палыч. И ведь спасёт. Но как же она весь этот сюжет знает. Собака заглянула карими в Алисины глаза, и они встретились взглядом с Семёнычем.
Осознав себя беззащитным розовым кроликом, которому ничего не стоит сделаться добычей голодной суки, Лиза подпрыгнула и бросилась в сторону леса. Семёныч потрусил за ней. Пухлые бока и пушистые щёки для него были вполне привычны, но почему удобнее бежать на четвереньках, оказалось неразрешимой загадкой. Он было присел на лужайке дабы почесать правой задней за ухом, да поразмыслить, что к чему, но что-то внутри неодолимо тянуло его по следу. Огромное чувство опасности охватило всё существо зверька и придавало ему сил, и позволяло совершать хитрые манёвры, дабы избежать цепких зубов хищника. Охотничий инстинкт звал одичавшую в лесах собаку, перед которой маячило только одно – пища. Загадочные медуницы с алыми и синими цветками на одном стебельке, перекличка встревоженных птиц, не одетые для летнего бала деревья, совсем недавно впечатляющие восприятие Лизы, исчезли. Их осталось двое. Да тяжёлая влажная земля, стыдливо прикрытая прошлогодней листвой хватала бегунов за лапы, лишь на доли секунд отпуская их от себя, и снова притягивалась к тёплым и мягким подушечкам. И ни одно дерево, что там? Ни одна былинка не вставала на пути, чтобы не воспрепятствовать обыкновенному чуду, недоступному ей - стремительному бегу по весеннему лесу, озарённому беспрепятственно проникающими в каждый закоулок солнечными лучами.
У костра копошился турист в длинном, не по росту, козьем свитере. На шампуре висела магазинная дичь. Лопоухий щенок жевал ремень рюкзака. Другой пытался увести его нехитрую добычу. Семёныч принюхался, не исходит ли опасность для его деток от этого козьего мужика. Турист пах добродушным. Когда риск миновал, он опять сосредоточился на еде: схватил тёплую розовую тушку и подался в лес. Дичь он проглотил с костями, но металлический стержень пришлось оставить. Кормильца с рюкзаком и след простыл. Только костёр горячим и остался.
Всё семейство приютилось у ствола огромного дуба: рыжая собака неопределённой породы, пузатые неуклюжие её четыре щенка и маленький розовый кролик. Лиза с Семёнычем молча пили чай на кухне, боясь и взглянуть один в сторону другого.
КОЗИЙ ГОСПОДИН
Мазай, пребывая в своей вселенской форме заросшего пожилого господина в козьем свитере, сидел в падмасане на лужайке перед домом. Рядом мирно паслись кролики. Только Мазай и мог их хоть как-то контролировать. Посему, выходя пасти домашнюю скотину, он, как обычно, всех спасал.
Пока Семёныч занимался бескорыстной деятельностью на своей бесплатной работе, Лиза без синих сапожек в длинной маечке убирала в комнатах. Она понимала, что в городской квартире стольким кроликам не место и для них просто необходим какой-нибудь сложный ментальный загон. Важно ведь, чтобы и зверюшкам было хорошо.
Комната всеми кубометрами потягивала в форточку загазованный городской воздух. У соседа громко играла музыка. Внизу трещала дрель, напоминая звуком бормашину. По асфальту шныряли совсем домашние монстрики, изредка повизгивая на перебегающих дорогу людей и собак. Вот монстра завести себе каждый желает, и закуту ему построит, и напоит завсегда, и помоет. Скотина эта в хозяйстве полезна и очевидна. А с розового грызуна какой толк? Алиса совсем устала и прилегла на диван.
Около необычного соседа стали уже собираться люди.
ТЕЛО, БРОШЕННОЕ В ВОДУ
Васе скучно было читать одиннадцатый параграф в учебнике. За окном стояла весна и ласково глядела сквозь вымытое к Пасхе стекло. Прочитав по словам предложение, мальчик пытался понять, о чём идёт речь, но этого ему не удавалось. Он перечитывал фразу, но не понимал, о чём идёт речь в учебнике. Он попытался представить себе картинку и увидел, наконец, тело, погружённое в воду. Только чьё тело? Эврика! – воскликнул Вася, взял бледно-розовую гелевую ручку и нарисовал воду и тело. Нарисовал лапы, розовые глаза. Тогда-то Вася понял, что перед ним кролик и добавил длинные уши и маленький хвостик. Вот, теперь понятно, кролик вытесняет воду! Нет, было совсем непонятно. Вася начал рисовать заново. К вечеру все странички учебника пестрили изображениями кроликов – весёлых и печальных, гладких и пушистых, усатых и ушастых. Все они были какие-то в воду опущенные.
А во сне он увидел красивую девушку Алису в ярких синих сапожках. И кроликов на зелёной, даже слишком зелёной лужайке видел он. И глаза у Алисы были ещё зеленее травы и блестели на солнце. А кролики с нежно-розовой шерстью резво прыгали по траве, иногда исчезая в чёрной дыре норы. Алиса каждый раз вздрагивала, подбегала к отверстию входа, заглядывала туда и успокаивалась. Видимо, то, что там было, благоприятно действовало на кроликов, и на девушку, и на Семёныча тоже. Да, Васе просто необходимо было посмотреть, что там, внутри норы. Какая она, неведомая человеческому глазу кролика лока? Он бросился к манящей черноте входа, задрожал всем телом, проснулся в холодном поту, потом он долго думал о воде, кроликах и синих сапожках. Заснул уже без сновидений.
К утру Вася затемпературил и мать в школу его не пустила. Учебник забросили на книжную полку и больше не открывали. Сонмы розовых кроликов на заляпанных буковками белоснежных страницах так и остались забытыми.
ПЕРЕРОЖДЕНИЕ
- Эврика – вопил Семёныч, пугая спустившуюся было дрёму на глаза Алисы. – надо найти нору, в которой они живут. Ты ведь её видела? Точно! Видела!
- Нет – не поняла Алиса – где я её могла видеть? Какую нору?
- Ты там была! – радостно кричал Вася, как будто и впрямь желал поскорее избавиться от розовой мечты любого малыша.
- Это не я была в норе, а героиня Льюиса… - попыталась разобраться в ситуации Алиса.
- В лесу. В том самом голубом лесу, где мы жгли костёр. Помнишь? Чай пили. Там. Я теперь всё вспомнил. Это был мой детский сон. Потом больница. Хотели оперировать, но отец настоял, чтобы выписали. Он не доверял врачам. Вот. Ты, кролики – вы из того сна. Ты такая красивая!
- Погоди, - Алиса затеребила подол изрядно поношенной маечки с сероватыми пятнышками после мытья полов и горы посуды – я -то как раз не из сна никакого, а из жизни, причём своей собственной. А Мазай? Тоже хочешь сказать, что он из твоего сна?
- Мазая не было – признался Вася – пойдём же в лес, скорее! – он схватил Лизу за руку.
- Во-первых, мне надо одеться. И потом, как-то всё это маловероятно… успокойся, расскажи пока, что за сон такой. Ой, отвернись же. Сейчас…
Семёныч уселся в кресле поудобнее и принялся пересказывать как можно подробнее своё роковое сновидение, перевернувшее, можно сказать, всю его жизнь. Отчего-то ему представилось, что стоит разрешить эту запутанную головоломку, и всё окажется как прежде. Он больше никогда не будет болеть. И жена вернётся. Нет, женой его станет Лиза. Непременно, только она. Конечно, дед их благословит. Как в сложных квестах со многими уровнями, стоило только найти ключ. Но где?
- Сначала мне надо вернуться в свой старый дом, найти тот самый учебник, это по дороге. – и тут он задумался, ведь после решения квеста игра заканчивается и нет ни здоровья, ни жены Алисы, только нарисованные фейерверки или короткий ролик, который не стоил затраченных усилий, и game over. Победы Семёныч всегда воспринимал как разочарование: разве к этому он стремился долгие часы высиживая перед монитором? Разочарованием были и полученный аттестат, и диплом о высшем образовании. Разве для того, чтобы держать в руках эту бумажку, он не спал ночи перед экзаменами? Победа – это всегда маленькая смерть, потому, что это конец. Пусть не конец жизни, напротив, жизнь продолжалась, рисовала до безвкусия радужные яркие перспективы. Аттестат – это свидетельство о смерти школьника, себя, которого не вернуть также, как погибшего родственника. Выпускной бал – роскошные поминки, которые родители устраивают своим выросшим детям – школьникам. Как же неуютно было Васе в тесном гробу квадратного костюма после уютных потёртых в нужных местах джинсов! Видеоряд по окончании игры – траурная церемония по погибшему герою, сразившему всех-всех-всех своих врагов. По логике вещей он вот сейчас в полной мере готов наслаждаться жизнью, а по нему уже разрывает нарисованный воздух пламенный разноцветный салют. Прости друг, не уследил – вздыхал Василий. Но не знал он, как спасти друга, с которым вместе столько виртуального пороха было вынюхано. Или смерть в лапах врага – или смерть от победы?
Но погибший школьник успешно превращался в салагу-студента, студент – в менеджера по продаже никому не нужной рекламы, который тоже приказал долго жить, дабы переродиться вновь. Оставался только потерянный во Вселенной человек, гражданин Василий Семёнович, и что же произойдёт по завершению экзамена?
В квартиру ввалился Мазай, и ручейком побежали по комнатам кролики.
- Дикий народ какой-то – проворчал он.
- Дедуль, ты бы джинсы надел, Васины может быть…
УЧЕБНИК СВОБОДЫ
Умер известный в кругу друзей разгильдяй Семёныч, уступив место славному пареньку Васе, пострадавшему в стремлении постичь законы мироздания. Пропала без вести сказочная Алиса, вместо неё появилась особа в летних туфельках с именем журнала для девушек. Неумолимо обветшал семёнов дом с помещавшимися в нём мебелью и вещами, такими разными, когда-то привычными, создающими особенный, только Васин мир.
На звонок никто не отозвался, да и кому было откликнуться, если квартира давно уж пустовала? Недолго поразмыслив, терзая пальчиком чёрную кнопку, Василий решил-таки высадить дверь.
Среди множества книг с цветными корешками, с пожелтевшими листами ещё немного и отыщется Васина свобода, спрессованная в розовые линии и штришочки. Может быть, это невыносимое желание выскочить во двор, на ободранную лавчонку у подъезда, где уже играли соседские ребята. И только непобедимая воля родителей удерживала его за письменным столом. А может быть всё дело в слишком уж примитивном механистическом мировоззрении, назидательно диктуемом учебником. Никак не умеет тонкая детская психика совместить всю возможность невозможного, даруемую волшебной палочкой феи и детерминированный напрочь объём тела. Подобно тому, никак не уживались потом в сознании Семёныча волшебство, доставляемое вкусом жениной стряпни с долгими спорами, кому мыть посуду.
В конце концов, длинные тексты, требующие досконального зазубривания только ради пятёрки в дневнике, разве могли они соперничать с порывом души? Именно, Василий должен был сделать что-то сам, именно, что-то своё, пусть неумело с точки зрения профессионального художника, но выразить себя в рисунке. Ведь все эти параграфы давным-давно набраны и многократно проштампованы. И нет никакой необходимости повторно набивать их в клеточки памяти. Повторить любой из них может просто ксерокс. И гораздо точнее он это сделает, чем школьник Вася. Современные компьютерные программы даже умеют читать любые тексты вслух. Таки к чему вся эта многоречивая информация?
А кролик уже таился в сознании школьника. Уже перебирал лапками, готовый прыгнуть на лист в любой момент. И немного, совсем немного опасался, а не окажется ли он в какой-нибудь несчастливой ситуации? Не подбежит ли к нему невиданное чудище и не пожелает ли его, беззащитного, съесть?
С грохотом разлетелась под мощным плечом ветхая дверь.
Семёныч оказался даже не лицом к лицу с незадачливым учеником. Как будто на фоне старой, пустой, ничего не значащей комнаты выглядывало ощущение присутствия родителей где-то на кухне, соседских ребят во дворе и в их квартирах, куда Вася нередко заглядывал с визитом. Ощущение поджавшей куцый хвост скулившей всегда где-то в дальнем углу Васильиной свободы. Где именно во всём этом был Семёныч, оставалось непонятным ни тогда, ни теперь. Были только территория Васи и территория Семёныча, которые соперничали, каждая за своё право существования в сознании. Он потряс головой, отогнав картины школьного плана, как лохматый пёс, вылезший из пруда, наконец, на пляж, стряхивает, разбрызгивая во все стороны, воду, и без того стекающую обильными ручьями. Васе припомнилась поговорка, что дважды в неё нельзя войти. И он опять попытался ощутить присутствие мамы рядом на кухне, вплоть до запаха свежепожаренных котлет, и не вышло.
Тогда он бросился в полке. На пол повалились книги – с территории Васи на территорию Семёныча. Так же точно соскакивали кролики – с пыльной полки прямо на автостраду.
- Разве тогда учебники не сдавали в библиотеку? – Лиза не решалась войти в комнаты, а стояла пока в прихожей, у покрытого слоем пыли зеркала. Лиза была там серой и пушистой и напоминала оборотня, такого обычного бытового оборотня, без театрально устрашающих клыков у подёрнутого шерсткой ротика.
НЕСКАЗАННОЕ
- Ты слишком уж затянул с этим делом, Вася. Твои кролики должны были материализоваться в форме картинок, ну или скульптуры там, ты мог бы отстукивать на барабанах розовый марш или писать оды длинным ушам. Ты мог совершить открытие какого-нибудь розотрона в физике субатомных частиц. Ты мог заниматься селекцией кроликов, писать тома диссертаций, а вместо этого, ну кем ты работаешь, преподавателем? К тому же бесплатно. А то, что зарплату не дают – по судьбе тебе, Василь Семёныч, потому что пошёл ты против собственной природы и занимаешься не своим делом, вот и не получается у тебя ничего. Написал бы статью про бухгалтерский учёт на кролиководческой ферме в условиях кризиса. – Семёныч бросил недовольный взгляд на Мазая, мол, кто это он такой, чтобы говорить такие вещи в лицо, но тот молча сидел в кресле. Василию стало непонятно, откуда этот долгий монолог, и спорить он не стал, потому, что было бы странно предъявлять собеседнику возражения на не сказанные им слова.
- А у тебя откуда это? Способность, то есть, видеть кроликов? – Семёныч был уверен, что за этим кроется какая-нибудь презанятная история, связанная с ударом шаровой молнии в младенческом возрасте, а может быть и похищением инопланетянами попахивает.
- Просто я перескакиваю на твой уровень сознания, глядя на тебя, на мимику, жесты, слушая речь. Это подобно гипнозу. Когда повторяешь движения за человеком, может быть, покачиваешь рукой в такт. Я так много путешествую. Много повидал.
Семёныч растянулся на диване и принялся рассматривать замысловатые узоры обоев. Это была огромная, во всю комнату, поляна, полная синеглазых цветочков. Напротив дивана с Семёнычем вокруг подплавленной пластмассы розетки чернели разводы. Когда-то в этом месте закоротил провод электрического чайника.
НА ГОРИЗОНТ
Влажный взгляд кролика уткнулся в линию горизонта. Он оттолкнулся посильнее от полированной поверхности задними лапами, чтобы суметь допрыгнуть, и сел на самой полосе между землёй и небом. Трудно сказать, когда заканчивается изменчивая синь и начинается линия горизонта. Как определить, где исчезает зелень, укрывающая всю поверхность земли, и начинается линия горизонта? Да и существует ли эта линия? Какого она цвета? Может быть, это тоже белая разделительная полоса, подобная тем, что рисуют рабочие в оранжевых жилетах на середине дороги. Только отсюда не видно её. Полоса, свободная от молний и грома и проливных дождей, снегов, вьюги и холода. Полоса, которую не решится нарушить стальной монстр, и если попробует её осилить, исчезнет в тот же миг.
Тут же из-за горизонта вспыхнул яркий розовый мех тысяч и тысяч пушных зверей. Они заполоняли небо, о небо горело закатом. Они заполоняли реки, и реки алели отражением небес. Они растворялись в пространстве без сожаления, ибо не знали горечи утрат.
Единственным свидетелем утреннего наплыва грызунов была Лиза. Она стояла на балконе девятого этажа, и ей отчего-то страшно хотелось перемахнуть через перила, как, наверное, узнику мечтается преодолеть решётки, что на окнах. И подобно преступнику стояла за спиной невидимая стража, которая сдерживала отчётливо осознаваемый порыв. Лиза уже представила себя по ту сторону барьера – полностью, не держась за перила, оторвавшись от бетона пола. А стража спасала от неминуемого падения. Располневшая на сладких плотноватеньких харчах лень и еле шевелящая костяным телом инертность схватили за руки, и руки не могли дотянуться до решетки. Они схватили за ноги, и ноги не умели оторваться от бетона пола. Два ангела-хранителя за плечами – от скольких глупостей они уберегли, просто дав минуточку подумать. Подумать и не совершить.
Если бы Лиза могла перемещаться со скоростью мысли, стоило бы только предположить где-то в закоулках ума, что неплохо бы, скажем, двинуть приятелю в самую его физиономию - и тут же ссора, скандал. А так ведь и не догадается он о виртуальной угрозе, и минует его лизин кулак.
Если бы мысль, появившись, приходила тут же в исполнение, внизу, на клумбе уже бы сбежался народ, и сердобольная гражданочка звонила бы в «скорую». Но не дремлет на плече верный ангел-хранитель, непобедимый человеческий порок.
И ведь кажется порой, что не нужно никакого тела для свободы крохотной души, а можно перенестись мысленно куда только ей заблагорассудится. Но какие круги ада её там только ожидают? Не отпускает мясной слой плоти, взвалившись поклажей, тяжкими кандалами, смирительной рубашкой, а своя ведь ноша и не тянет совсем. Пульсирует кровь, тикает сердечко – это своё всё, дом родной. Вот и крыша на месте. И рот на замок. И кроликов не было никаких. Ни одного. И рассвета не было. И солнца тоже не было и неба и земли. Только нескончаемый горизонт по всем направлениям.
ТЕРРИТОРИЯ КРОЛИКА
Семёныч ползал по полу, что-то чертил на разбросанных листовках пожелтевших газет. Прикидывал на глазок, прикладывал линейку, точил карандашик, рисовал линии, аккуратно тёр ластиком, снова измерял, прикидывал на глазок. Вот лиственный лес, синеглазая поляна, неподалёку речка и деревянный пешеходный мостик поперёк. Лодочная станция, где покоится мазаева лодка. Дальше – широкая трасса с пешеходным переходом, остановкой для маршрутного такси. Семенычева школа, обернувшаяся торговым центром по мановению лёгкой руки известного в городе предпринимателя Виталия Безгрешного. Старый трёхэтажный дом, назначенный на снос, где давно уж не живут Васины родители. Новостройка в самой гуще яблоневого сада, где сейчас и находился Семёныч. На широком листе бумаги всё четче вырисовывалось изображение кролика. Вася вспомнил полуостров на карте, имеющий, если верить школьному учителю, форму дамского сапожка. Не исключено, что автора этой карты также преследовали сапожки, как Семёныча – кролики. Яблоневый сад играл роль пушистого хвостика, а сцилловая поляна – чёрного зрачка. На листе были изображены все места, где только Василию доводилось побывать достаточно часто, чтобы оставить след в памяти. Это был весь его мир.
И тогда он достал из-за шкафа старый запылившийся рюкзак, побросал кое-какие нужные вещи, которых оказалось на полках совсем немного. В основном там лежали тряпки, которые давно уж не надевались и попросту занимали место. Всё это давно пора было снести до мусорного бака, но почему-то всё руки не доходили. На дне одного из ящиков он отыскал зелёную палатку. Семёныч теперь был уверен, что стоит лишь сменить обстановку, уехать из этой кроликообразной земли, и все проблемы решатся сами собой.
Он вышел в последний раз на трассу, взглянул на разделительную полосу, протянул руку, чтобы остановить авто. Больше ничего его здесь не держит. Пожалуй, никто его и не вспомнит. Разве только коллеги первое время переполошатся, и в пустой квартире ещё будет лязгать электрический звон телефона. Всё реже и реже с каждым днём. И кто-нибудь спросит, а не приходил ли Василий Семёнович, не оставлял ли для него какую папочку с документами, и услышит, что не приходил. И секретарша покачает головой и скажет, мол, работал здесь такой человек, да что-то давно не появлялся. И не сумеет вспомнить его фамилию.
ГОЛУБЫЕ ВОЛКИ
Вася проснулся оттого, что его левой руки коснулось остриё, а затем обдало жарким воздухом. Он понял, что рука оказалась в пасти дикого животного, которое отчего-то медлило и не смыкало зубы. Семёныч, приглядевшись, увидел волчью морду. К его удивлению, шерсть зверюги была не серой, как пишут сказочники, но иссиня-голубой. В палатку заглянуло лицо, показавшееся очень знакомым. За копной спутанных волос в полумраке можно было и перепутать.
- Алиса! – воскликнул Василий. - Как ты здесь оказалась? - больше всего на свете ему не хотелось расставаться именно с ней, казалось, их связывает что-то особенное, необъяснимое.
Голова скрылась за брезентом палатки, видимо, чтобы оглядеться по сторонам, потом снова протиснулась, уже неся за собой сильные плечи, загорелое тело юноши.
- Привет, можешь называть меня Маугли, как мой учитель. А на самом деле… впрочем, это уже не имеет значения.
| | |
| |
