| Литературное общество Ingenia: Аня Вуева - Мир на двоих | | Мир на двоих | | В не засыхающей даже в самую сильную жару луже прямо в центре города у входа в здание филиала московского университета расцвели ярко-жёлтые, сочные, будто слепленные из крашеного воска, кубышки. Рядом из воды выглядывали такие же кукольные зелёные листики с красноватыми черешками. Однако, в том всё и дело, что это были живые цветы, которые обычно растут в чистых водоёмах пригорода. До ближайшего водоёма было неблизко, откуда здесь, в центре, жёлтые кубышки, непонятно. Митрофаныч, живущий неподалёку неухоженный мужчина, и вовсе утверждал, что в этой луже можно поймать карася с человеческую ладонь. Впрочем, нельзя сказать наверняка, есть ли там караси или нет, оставим это заявление неопределённым. Да и Митрофаныч, по секрету, человек без определённого места жительства. Хотя непонятно, как такое может быть, ведь если человек живёт, он живёт в определённом месте пространства, пусть даже на лавочке в саду или здесь, прямо здесь, на этом самом месте, около незасыхающей даже в самую сильную жару лужи. Однако факт остаётся фактом, в окружении высоких кирпичных зданий, на закрепощенной коркой асфальта земле ютится маленький сиротливый мирок из иной совершенно среды. Словно деревенский подросток приехал в большой город и осматривается, не понимая, что же ему делать дальше. Словно Митрофаныч, неухоженный и неопределённый, кажущийся неуместным на этом урбанистическом празднике. И можно с разбегу плюхнуться по колено в этот островок дикой природы, поднять со дна ил и городскую грязь, плескаться в мутной толще воды, изловчившись, поймать руками трепещущую, так и норовящую ускользнуть рыбину с блистающей на солнце чешуёю и сунуть её за пазуху. И Пётр Митрофаныч хватал карасика размером поболе его ладони и смеялся до слёз, веселился как ребёнок, и ловил ещё и ещё рыбёшки, рассовывал их по карманам, и много их было у него под рубашкой. Рыбарь пританцовывал на месте, не позволяя осесть городской грязи на дно, поднимал волны, какие были бы огромны, будь это океан, а не лужа, потому что волны были бы в пол-океана.
Август наблюдал за ним. Август вслед за ним нырял вглубь водоёма, вместе с ним радовался улову.
*****
- Забавно - подумал вслух Вторник, - не, никакой она не творец мира – покосился он на ровненький, гладенький, только что изготовленный снимок
- а кто тогда?
-Да так, просто тётка из Караганды
-А как же этот чувак из Кемерово?
-Нет, он тоже нет
Август потупил глаза на грязные разводы на стенах и кажущиеся пушистыми обои.
- Интересно, чем они тут занимались…
- до развода? Да ничем особенным не занимались, так, всего понемногу, кажется, торговали чем-то.
- все мы чем-нибудь да торгуем - апельсинами, колбасой, или там… совестью нации, какая разница, чем…
- ну, с выводами я бы не торопился- с упрёком отметил Вторник- так или иначе не всё покупается, что бы там эти не говорили. Он кивнул на хаотично разбросанные по столу фотокарточки с изображёнными на них лицами людей самых разных профессий и возрастов, странным казалось, что все они объединены по какому-то принципу, ведомому только ему, вторнику. На самом деле он ходил по улицам городов, заглядывал в лица людям, которые ему нравились. Он обладал прекрасной фотографической памятью, изысканным художественным вкусом. Любой глянцевый журнал мечтал бы заполучить такого фотографа, а он заглядывал и заглядывал людям в лица. Даже редакторам глянцевых журналов, если тем удавалось завоевать его симпатию.
У этой девочки прекрасные глаза - ровного насыщенного карего цвета и оттого кажущиеся глубокими настолько, что можно утонуть. Красивый ребёнок. А у этого мужчины лет сорока живописно заляпан комбинезон разными красками, отчего лицо его казалось развесёлым и праздничным. Вторник их любил. Видел их насквозь со всеми недостатками и самыми потаёнными желаниями, не судил, просто фотографировал.
- Послушай, мы так работаем уже несколько лет и не нашли никого, кто хоть немного удовлетворяет этим критериям. Может, стоит снизить планку. Или как-нибудь сменить тактику.
- уверяю тебя, любой из них стоит внимания, но…- Вторник вытянулся во весь рост и протянул руку к стакану с остывшим чаем, потом почему-то передумал, опустил руку и отвернулся к окну.
Август вопросительно посмотрел:
- тогда чего мы ждём? Вот эта леди из Караганды, самый подходящий вариант, к тому же она журналистка…
- леди, они в Англии живут, а в Караганде…
- где? В Караганде? Да там всё есть как в Греции. Кстати вот есть потомственная гречанка, если уж на то пошло.
Разговаривать больше не хотелось. Оба понимали, что их поиск зашёл в тупик, а иронические попытки ничуть не снимали того нервного напряжения, которое вызывало осознание этой самой бесплодности и бесполезности огромной проделанной работы.
В отличие от Вторника, Август всерьёз не сосредоточивался на каких-либо занятиях. Творчество ему казалось пустым времяпрепровождением, любую мысль он воспринимал как блуждание ума и потому гнал их от себя, как корова назойливых мух. Но и лезли мысли к Августу, как эти самые мухи к деревенской скотине - роились и садились на чистые просторы сознания. Длительные медитации помогали лишь на время. Потом опять сползались мыслишки, дабы переливать из пустого в порожнее весь его лексикон. Август записывал слова, чтобы избавиться от них. Август мечтал завести комнатного Ктулху в аквариуме, чтобы тот длинным липким языком отлавливал этих «мух», и, неамшись, засыпал сном мифического существа.
Они прибыли десять лет назад в первый вторник августа. Первостепенной задачей было освоиться в том времени, к которому привыкли люди. Ведь там где они жили прежде, не существовало никакого времени. Истратив человеческие сутки на то, чтобы бездарно твердить два новых и непонятных для них слова – вторник и август, к вечеру, когда возникла необходимость получить имена, они назвались как Вторник и Август. До того, как ты получишь имя, ты не можешь проникнуть в объективную реальность.
- Имена, отчества, фамилии людей, как и клички собак, пишутся с большой буквы. Это означает, что некий субъект существует единственный в своём роде. А как же быть с предложениями? Они тоже ведь начинаются с большой буквы… наверное тот, кто пишет, считает каждую новую фразу единственной в своём роде. А между тем, наверняка любую фразу уже кто-нибудь где-нибудь да сказал. Новая мысль… новый абзац должен содержать новую мысль… но разве мысль, повторенная многократно на многочисленных страницах в бумажном и электронном виде, может быть новой? Эдак и вовсе не должно быть абзацев. И больших букв тоже.
- Август – окликнул Вторник, опять ты о чём-то задумался?
- да, так, помнишь, как мы здесь оказались?
- Конечно, это было в первый вторник августа.
Вторник извлекал из памяти всё новые и новые фотокарточки и складывал их на стол, где уже совсем не оставалось свободного места. Со стороны можно было подумать, что перед немолодым гражданином проходят картины его далёкой юности – с таким умилением он смотрел на всех этих мужчин, на всех этих женщин, с большинством из которых он даже не был знаком. Хотя, что может значить пусть даже очень долгое знакомство между людьми? Просто то, что они находились в одно и то же время на небольшом расстоянии друг от друга. Что они часто о чём-то беседовали вслух. Там, откуда родом был Вторник, нет ни пространства, ни времени, ни звука. Возможно, он там и сейчас есть. Ведь если нет времени, то нет и понятия «был», поскольку оно в прошедшем времени.
Неожиданно Август выскочил на улицу, забывая даже прикрыть за собой двери. В этот самый момент подъехал огромный рыжий автомобиль. Из задних дверей салона повалила ребятня. Дети! Вот кто мог бы нам помочь, и почему мы сразу не подумали? – Вторник схватил барсетку, развернулся к столу, одним движением руки смахнул с письменного стола фотографии, кроме изображения кареглазой девчушки, и побежал вслед за коллегой.
На улице было жарко, в какой-то момент Августу показалось, что этот огромный цвета ясна солнышка автомобиль усиленно источал тепло, дабы росли, цвели и хорошели человеческие детки. Они один за одним высыпали на серый раскалённый асфальт, в пыльный с запахом выхлопных газов автомобилей воздух. Малыш в жёлтой футболке с Микки-Маусом, переходя через дорогу, сел прямо на асфальте в падмасану и сложил ручонки перед грудью. Его приятели сочли это забавным.
Люди шли по своим делам, которые казались им очень важными. На заборе прилип листок с приглашением заниматься контролируемой глупостью. Август на всякий случай оторвал клочок бумажки с длинным номером.
****
- Глупости здесь делают?
-здесь, здесь – присутствующие в комнате люди оживились, послышался смех, шутки. Наверняка до появления Августа здесь было не слишком весело.
Небритый мужчина в джинсах, открывший дверь, тоже улыбнулся, заговорил что-то приветственное, положенное в таких ситуациях говорить.
В квартире совсем не было мебели. Люди сидели на полу, слонялись по комнатам, иные живо обсуждали между собой что-то очень важное, другие - всякие незначительные мелочи. Августа всегда удивляло это их свойство сопереживать, причём в равной степени потерявшему самого близкого человека удрученному трауром родственнику или легкомысленному зеваке, забывшему в троллейбусе мобильник. Если наблюдать за говорящими на достаточном расстоянии, сложно сразу сказать, обсуждают ли пожар в офисе, специализирующемся на продаже ароматного мыла, сопровожденный человеческими жертвами, или рассуждают о преимуществах геля для душа от фирмы «орифлейм» перед детским земляничным мылом.
- Мама мыла Милу – подвёл итог Август и пристроился на разноцветной циновке у стенки. Потолок помещения был весьма живописен. По всей его площади растеклась поражающая воображение панорама, напоминающая картину карандашом или серой тушью. Её герои, изображенные в лучших традициях сюрреализма, так же, как и посетители гостеприимной квартиры, сидели на квадратных циновках вдоль стен, ходили из угла в угол в поисках старых и новых знакомых, тем для разговоров, заговаривали о том - о сём. Но, в отличие от их прототипов, нарисованные персонажи ни о чём не беспокоились. Выражения их лиц говорили об отстранённости, умиротворении, царящем в их запредельных душах. Август подумал, что предпочёл бы оказаться там, на неизвестно откуда взявшейся картине в виде небольшого серого пятна, в котором пытливый взор сумел бы разглядеть сначала глаза, потом рот, нос, уши, потом отрешенный лик седовласого отшельника в подряснике, блаженного из забытого прошлого или из далёкого будущего, ибо будущее это и есть хорошо забытое прошлое. По всей видимости, соседи сверху неоднократно заливали хозяина квартиры. От пристального погружения в размытые образы, лица становились всё живее, объёмнее, оживали в присутствии плавающих теней на потолке: единственный осветительный прибор в комнате - настольная лампа - стояла на подоконнике.
Русоволосая девушка с отсутствующим взглядом, картинно опершись подбородком на собственную ладошку, монотонно покачиваясь в такт колеблемой ветром занавеске, рассказывала какую-то долгую бессвязную историю, возможно, жаловалась на своего жениха или супруга, или просто рассуждала о чём-то, с чем она давно уже смирилась. Август делал вид, что слушал, а в конце концов, не найдя иного объекта для сосредоточения внимания, прислушивался к словам девушки:
- разрывают небо тучи разгрызают и терзают не увидеть допоздна мне круг луны терпенью учит летний дождь стократ слагая все обязанности в лужи тополь видимо простужен бьёт озноб его трамваи простучали и забыли музыки внезапной ноты только людям одиноким нужны память и мобильник и блуждающие мысли потаённым садом свежим оттого что не утешит их маршрут по рельсам быстрый ни слезинки сверху снизу ветер тучи разгоняет и бессловно исполняет монотонные капризы тише едет звон трамвайный будет он в далёких странах повторяться неустанно траектория кривая извиваясь по кварталам замыкается на точке рассеченья дня и ночи чтобы круг начать сначала
Август, загипнотизированный монотонным звуком голоса девушки, углубляясь в полусон, покачиваясь в такт рыжим занавескам, задумался о том, для чего вся его миссия, все его старания. Приведут ли они лишь к тому, чтобы круг, был ли это круг сансары или колесо истории, но, чтобы начал он свой новый оборот, ведущий в точно такую же глушь с отсутствующими обоями, картинами, взглядами на стенах, с единственным путём к свету – как всегда, в окно? Или, всё-таки, на этот раз всё будет иначе? Вдруг тени сверху, снизу зашевелились, небритый хозяин дома направился в сторону лампочки, выдернул штепсель из розетки и бросил электроприбор в окно. Затем он извлёк из шкафа верёвочную лестницу, прицепил её к батареям, выбросил за распахнутые створки в сторону шуршащих по асфальту автомобильных колёс, затем сам принялся спускаться вниз, пока не скрылся из виду. За ним потянулись другие присутствующие в комнате, подтягивались люди из кухни, ванной комнаты. Один за одним они скрывались за деревянной планкой некрашеного подоконника.
Август с недоумением подумал, что последние слова он, возможно, произносил вслух. Но они-то, почему они так отреагировали? Он направился к двери. Вскоре Август вышел во двор. Во дворе стоял август.
****
В стеклянном аквариуме в форме полушария как пациент после сложной операции с применением наркоза уже приходил в себя новый сияющий мир. - Как же ты это придумал?
- Святые как дети, дети как святые – один хрен много думаю, слишком даже, – сказал Август, с сожалением глядя на содержимое аквариума. Количество манны небесной у них ограничено, на маленького домашнего любимца её практически не нашлось бы. Остатки вещества из колбы Август перелил в маленький пузырёк, завернул в серый носовой платок и спрятал за пазуху за подкладку. Кто знает, сколько ещё им придётся здесь маяться – растить и лелеять едва теплящийся мирок на дне аквариума, о котором знают только двое - он и Вторник.
На этикетке, даже не приклеенной, а как будто вплавленной в стекло колбы, было сказано, что грядёт новый мир, что их задача всего лишь помочь его возникновению. Это Август нашёл в книге с чёрной обложкой, на которой было написано, что это книга, что человек сотворён по образу и подобию существующего мира. Чтобы не беспокоить живущих на планете людей огромными переменами в их привычном распорядке, он решил, что за образец следует взять какого-нибудь человека. Поиск подходящего экземпляра был возложен на Вторника, но он восхищался каждым, кто бы ни встретился ему на пути. Зато Август чувствовал ответственность за предстоящую операцию. Взять хотя бы эту милую девушку из Караганды, двадцати восьми лет отроду: спортсменка, журналистка, ни в каких порочащих её связях замечена не была. Хотя в её возрасте давно бы пора поучаствовать в каких-нибудь связях, думал Август, и вообще, не случится ли такое, что мир, сотворённый по образу и подобию её окажется пустым и никчёмным? Должно же быть хоть что-то знаменательное. Может быть, она победила змея? Нет, её исключили из научного кружка. Так, за что же? Не соблюла все требуемые формальности для вступления в него. И что в итоге? – приняли обратно, зато этого бюрократа, что её исключил, чуть было самого не изгнали из того научного сообщества. Однако, мы не можем подвергать такой опасности человечество.
О мужчине с рыжими усиками в синей бейсболке, что родом из Кемерово, соседи очень хорошо отзывались. Всегда добродушный, готовый помочь телевизор отремонтировать или поправить ограду. Никогда словом не обидит, не спорит ни с кем. Семьёй не обзавёлся. Деревенский дурачок какой-то, к тому же пьянь. Августу всё меньше нравились люди, чем больше он их узнавал, а жужжание мыслей нарастало в геометрической прогрессии.
Совсем другое дело - красивый ребёнок с проникающим в самое сердце смотрящего на неё взглядом. Дети казались Августу слишком уж неопытными существами, ничего в жизни не понимающими, их дело – расти и зубрить математику. А задача родителей – оградить малыша от горестей и тревог материального мира. Вторник не настаивал, но эту девочку трудно было не запомнить, даже совсем не желая того.
В салоне автомобиля цвета ржавчины были шум, крики, возня. Дети громко спорили о чём-то, стараясь каждый переубедить остальных и отстаивая своё мнение, не пытаясь даже выслушать чужого. Августу припомнилось заседание учёного совета, на котором ему как-то довелось присутствовать в качестве вольного слушателя. Точно так же вели себя пожилые профессоры. Они совсем не обращали внимания на докладчика. Кто-то беседовал со своим соседом по столу, кто достал мобильник, иные безучастно листали материалы к докладу в поисках интересных картинок и разговоров. Идея просто оглушила Августа и он как ошпаренный выскочил навстречу автомобилю. Взрослые – это те же самые дети, а дети – такие же взрослые. Различия состоят только в сроке жизни на этой планете, а там, откуда пришли Вторник и Август, нет времени, а значит нет возраста. И планет тоже нет.
****
Вторник внимательно рассматривал содержимое аквариума.
- А кто это? Слоны?
- вон тот – слон, рядом суслик, третий Карлсон, который живёт на крыше.
- но здесь ещё нету крыш, и людей тоже нет.
- скажи лучше спасибо, что не кукла Барби, или того хуже – вурдалак, знаешь, какие нынче детям сказки рассказывают?
Все эти обитатели ютились на бирюзовом панцире черепашки ниндзя. Черепашка просто купалась в пенящейся бурлящей кока-коле.
- странно всё это…
Суслик то и дело норовил исчезнуть. Видимо, сознание городской девочки не смогло создать полноценного степного зверька. Иногда он вставал на задние лапки, и светленькая шерстка на пузике становилась всё прозрачнее, наконец, сквозь неё можно было увидеть бирюзу черепашьего панциря и огромные печальные глаза розового слоника. Иногда его образ мигал и попросту пропадал ненадолго.
К счастью для всех, Карлсон легко адаптировался к новым условиям и совсем не требовал малинового варенья, плюшек или торта со взбитыми сливками. Кока-кола ему пришлась по вкусу. Он сидел на бережку и потягивал сладкий коричневый напиток, когда ниндзя надумывала повернуться на другой бок, он взлетал, треща пропеллером, и перелетал на участок, где посуше.
- неужели новый мир будет таким: кишащим розовыми слониками и порхающими недочеловеками с пропеллером? - ужаснулся Август
- зачем ты говоришь такое? Карлсон - умный красивый мужчина в расцвете сил. А потом, ведь это всего лишь форма, а форма изменчива. В процессе развития образы, навеянные детскими сказками, исчезнут, и к тому времени, как на земле появится человек, останется лишь информация о том, что сознание действительно существует. К тому же, смотри, как быстро он адаптируется. – теперь Вторник умильно смотрел на толстенького человечка с пропеллером.
Действительно, в один прекрасный день Карлсона на месте не оказалось, да и кока-колы ни капельки в аквариуме не было. Зато по комнате летала маленькая шарообразная планетка на пропеллерах, с бирюзовыми материками и тёмно-карими океанами, сплошь населённая розовыми слониками величиной с муравьишку. Животные слонялись по берегам, чей рисунок напоминал форму черепахового панциря, мирно потягивали из океана кока-колу. Иногда для шалости или по какой-то ведомой только ему необходимости, слоник задирал кверху хоботок и выпускал высокую, до самых лопастей пропеллеров, сияющую струйку фонтана, который возвращался на планету светящимися брызгами. Таким образом весь материк оказывался заляпанным сладким лужицами.
Неутомимо крутящиеся лопасти пропеллеров, по всей видимости, создавали на планетке уникальную атмосферу, которая не позволяла каплям кока-колы скатываться на пол. Планетка потихоньку вращалась, равномерно поворачиваясь бочкАми в сторону земного притяжения, и медленно перемещалась по комнате. А пропеллеры разворачивали свои лопасти, похожие на птичьи пёрышки, так, чтобы сохранить на ней атмосферу.
- я не вижу здесь суслика – следя за ползущей по воздуху диковиной в перьях, заметил Август – скорей всего, он в конце концов исчез?
- я тоже не вижу – подтвердил Вторник – думаю, он всё-таки есть
- и во что же он превратился?
- не знаю… смотри, водоросли – улыбнулся Вторник
Действительно сквозь мутный слой кока-колы трудно было рассмотреть рыжую шерстку, плавно колышущуюся длинными нитями в толще океана.
*****
Города, горы, леса, поля, реки, леса, реки, поля, города, деревни, дороги, дороги живут, друг друга сменяя из века в век. Люди, звери, люди, птицы, люди-рыбы молчат и не спрашивают у прохожих, зачем вы, мы, ты появились и исчезаем в городах, странах, сёлах, странах. Не говорят, «заходите, гости дорогие» и другие приветливые фразы, как принято в таких случаях, не приносят хлеб-соль тем, кто не просит, не всегда подают тем, кто попросит. А, бывает, и сами не замечают, что в гости пришли, коль скоро не слышат приветствий и никто не говорит им «чувствуйте себя как дома». А дома ждут кого-то, смотрят вдаль, туда, где начинается тропинка, на горизонт. Проходя мимо можно ведь спросить у растворённой ставенки, «уж не блудного сына вы ждёте?», а там промолчат в знак согласия, мира и согласия на всей на Руси-матушке великой и за её границами. А тогда можно вздохнуть и постоять у порога, и сказать, «а заплутал ваш сын по горам и пустынным тропам, по лугам, городам, улочкам неизвестным, по именам –фамилиям известных людей называемых, заблудил промеж сосен и нет им счёту- одна да одна, да ещё одна, и не считает сосенки никто в лесах, и нет счёту камышам промеж топких мест. Потерялся добрый молодец, сам себя не отыщет по узким улочкам да на площадях, да на площадках подъездов промеж квартир с номерами с постелями, где люди спят. И негде преклонить буйну голову на часок, на денёк, ищет вас добрый молодец, хату родную ищет. И не семь пар сапог фирменных стоптал». И тогда можно взять и спросить: «а не меня ли, сына отца моего и матери моей доброго молодца вы ждёте?» Промолчат в ответ из суровой темени комнаты, за сухою, холодною деревянной ставенкой, смолчат и не пожелают разговаривать, и уйти, несолоно хлебавши, развернуться и уйти только и останется.
Август сложил тетрадку в ящик и отправился в постель. Звенели кобылки, как стеклянные шарики, наполненные мелкими камушками. На дворе стояла ночь.
*****
Подкармливаемые вкусными струйками кока-колы, плавно парили пернатые пропеллеры. По колено в сладеньких лужицах играли слонята. Не отходили от них ни на минуту, колыхая игрушечно-розовыми бёдрами, прогуливались слоники. На бирюзовой холмистой плеши прорастали пучки беловато-рыжего подшерстка.
- А это что такое? – недоуменно воскликнул Август, указывая на интенсивно зеленеющий свежий росточек, пробивающийся, как из цветочного горшка, из вновь обретённого мира.
- похоже, что это росток баобаба, - заметил Вторник – я читал, что это может быть опасно для маленькой планеты. – он протянул руку, чтобы избавить землю от сорняка.
- погоди, - Вторник почему-то вздрогнул – мир – это саморегулируемая система, мы не можем себе позволить создать такой мир, который периодически придётся очищать от сорняков, тараканов или ядерного оружия, что про нас люди скажут?
- но на другой не осталось манны, вот он, наш новый мир, мы его создали…
- скажи, где ты встречал эту девочку с фотографии?
- она сама пришла сюда, я открыл дверь, она попросила позвать родителей, но здесь живём только мы. Кстати, что случилось с людьми, которые прежде снимали эту комнату?
- их уличили в каких-то правительственных махинациях, я подробностей не знаю, их давно никто не видел.
- они живы?
-думаю, нет
Вторник покачал головой:
- если деятельность родителей была связана с риском и привела к их гибели, вполне возможно, что программа самоуничтожения передалась и ребёнку.
- то есть её сознание умышленно будет ей вредить? И она будет вслед за родителями совершать необдуманные поступки?
Вторнику стало жаль девочку с глазами цвета кока-колы.
- с этим можно что-нибудь сделать?
- если она этого захочет, может быть. Это путь, который может пройти только она сама
- а что будет с миром?
- думаю, баобаб будет расти быстрее, чем эта планетка…
Раздался долгий пронзительный звонок. К ним никто прежде не приходил, потому звук казался диким в обиталище тишины, нарушаемой лишь иногда разговором двоих. Дверь открыл Вторник. Один за одним заходили Глупцы гуськом, призрачным флэш-мобом, как будто велением невидимого никем, но присутствующего всегда где-то рядом шамана очнулись этой ночью зомби на Северном кладбище и направились именно в эту квартиру. Двигаясь в такт неумолкающего, оттого что неслышного барабана, выставив протянутые руки вперёд, как будто пытаясь дотянуться до спины впереди идущего, совершали они свой несерьёзный ритуал.
- это что за штуки такие? – не выдержал Август – убирайтесь подобру-поздорову, и на всякий случай добавил ещё несколько фраз принятых в подобном случае в не самых культурных слоях общества.
Впереди идущий, немного повозившись со шпингалетом, силой распахнул окно со скрипом и звоном стекла, выбросил веревочную лестницу и вереницей гигантских насекомых сектанты поползли из душной комнаты на волю.
С ними проскользнул и пернатый мирок.
*****
Август достал заначку. В конце концов, для человечества он был готов на такие жертвы, как бесконечное жужжание в мозге. К тому же холодное пиво и футбол по телеку отдаляли на неопределённое расстояние словесную возню. Да и мало ли чего можно ожидать от Ктулху, пусть и декоративной породы – вдруг вместе с мыслями он откушает и частичку мозга. А этого Августу очень не хотелось.
- такого количества мало, к тому же если наш поиск опять надолго затянется, манна попросту испарится.
- нет, теперь я понял, нам нужно найти совсем маленького ребёнка
- новорождённого?
- нет, мы не имеем право на ошибку, ребёнок должен быть совсем-совсем маленьким, ничего не знающим о существующем обществе. А младенец получает от матери информацию о горе и радости, обо всех её ощущениях, событиях, которые с ней происходят. К тому же нездоровое питание – гамбургеры, чипсы, «прелести» токсикоза, в которых его же, бедолагу, обвиняют, хотя на самом деле девочке за собой надо было следить до зачатия малыша. Всё это плохо отразится на качестве мира.
- Но где ж мы его возьмём? Я не могу увидеть ребёнка внутри женщины, а нам нужна фотокарточка. Может, помогут результаты УЗИ?
- или это должен быть наш ребёнок
- наш?- засомневался Вторник, - для этого нужны мужчина и женщина…
- там, откуда мы пришли, нет мужчин и женщин, но, сам посуди, для чего миссия возложена на двоих, когда и одному здесь делать нечего?
- кто же из нас – она? Никаких указаний на этот счёт мы не получали.
- погоди, человеческая душа ведь обязательно содержит информацию о том, какого она пола…
- информация в материальном мире представлена в форме слов и терминов.
- точно, имён! Август - мужское имя, так императора звали в древнем Риме
- а вторник? – тоже мужского рода
- мы появились во вторник
- первый вторник августа
- а имена получали на следующий день…
- моё имя – среда?
- а ведь верно, материнская утроба является средой для формирования…
- нового мира? Выходит, ты мужчина с именем, а я среда – всего лишь?
- Среда – это твоё имя, индивидуальное, а имя Август носили многие и многие до меня, мало ли каких бед натворили эти люди с именем Август. Тот же император… Может, это их недобрые мысли постоянно тревожат меня. А имя Среда никоим образом не опорочено вульгарным поведением девиц из прошлого.
****
Больше ни одна муха не потревожила чистого сознания императора. Когда он уснул, Среда почувствовала, что вот-вот он появится, откроется, грядёт - новый мир. Его не приходится ждать от кого-то сомнительно причисленного к лику святых, не получится любоваться на его сияние, как на пойманных ребёнком светлячков в банке из-под варенья. Но интуиция уже фотографирует причудливые картинки, на которых является мир откуда-то изнутри неё… может быть, завтра…
Где-то в далёкой галактике на маленькой бирюзовой планете угрожающих размеров баобаб, вытянув все питательные вещества, до которых он только мог добраться своими хищными корешками, засох. В высокой рыжей траве копошились розовые слоники. Над миром в первый раз взошло, пробилось, взорвалось, ворвалось, явилось новое, желтовато-фиолетовое, яркое солнце.
| | | | Обсудить на форуме |
| |
