| Литературное общество Ingenia: Александр Клименок - ЛАТАРЕЯ | | ЛАТАРЕЯ | | - Лида, в аптеке районной, сказывали, розыгрыш намечают. Латарея. Билетики задешево. Так от от. Ну там, пилюль каких, мож, перепадет, от давления или еще куда, – дед Бутылин ворохнулся на жидкой кушетке.
Бабка Бутылиха с утра колдовала над комом теста для пельменей. С кухни было слышно ее ритмичное пыхтенье. Приедут в обед мама и сын Люлины – двоюродные родственники с хутора, угостить надо, а пельменей выходило маловато. Тем более что до пенсии три дня – надо экономней. Пенсию носят на дом. Всунется из сеней Верка-почтальонша - лупоглазая, ехидная, начнет желтые глаза прищуривать да приговаривать: «Ну, миллиунеры, а, миллиунеры?»
...Оставалось обхитрить саму себя – раскатывать сильнее. Что Бутылиха и делала, довольно высунув язык. Услышав слова супруга, половина сразу заинтересовалась:
- Когда будет, Степушка? Штой-то я нынче и Вальку, и Трофимыча видала, так молчат... Ни объявлений, ни жиотажа. Ты бы сходил, послушал, чего говорят.
Акции достигли Корнева отголосками перемен, происходящих в райцентре - Гусине. Тогда же с единственного корневского магазина содрали вывеску «Сельмаг» и водрузили жестяной щит с жирной алой надписью «Shop». Бывший парторг Гладенький, а теперь директор модерновой торговой точки собственнолично развесил по краям щита елочные гирлянды. По вечерам у новогоднеосвещенного кирпичного крыльца принялось посиживать на металлической лавке подрастающее поколение. Поплевывало, похихикивало.
В «Shope», к счастью, несмотря на появление полок с дорогим шоколадом, джинсами и презрительно-пузатыми бутылками с коричневым содержимым, по-прежнему пованивало перекисшей квашеной капустой и дегтем. Поэтому корневцы, сначала с опаской воспринявшие чужие буквы, свыклись с непонятными изменениями быстро и как раньше захаживали за тушенкой, макаронами или гвоздями.
А однажды ночью осветилась округа жутким заревом. Дом культуры, преобразованный в дискоклуб библиотекарем Дудкиным, заполыхал. Ввиду покупки импортного усилителя, набрался Дудкин «Рояля» - питьевого спирта, привезенного из Гусина, и уснул в подсобке. Навсегда. «С непотушенной сигаретой, – так потом участковый капитан Макаров на сходе у конторы доложил. – Каюк музычке. Нечего трястись по вечерам», - довольно задымил папироской и зашагал в сторону водонапорной башни.
***
После пожара молодежь в Корневе совсем заскучала. Как назло, и с работой случился затык. Скотный двор закрыли. Хозяева, приезжие из Казахстана, пустили под нож остатки коровьего стада и организовали фирму по изготовлению калиток, топорищ и примогильных скамеек. Фермер, обустроившийся неподалеку, платил очень немного – и только за выполненное, выходных давал мало, за грешок малейший гнал нещадно. Оттого парни и девки оставшиеся потянулись в Гусин. Там недавно открылся завод, где из всяких обрезков намешивали фарш, а из него уж лепили котлетки под названием «Мясной деликатес». Работали два через два, а жили в общаге. Но город есть город. Огни. Музыка. Машины. Карусель. Назад никто не вернулся. Заблудились.
Через несколько лет заборы вокруг села прохудились, легли наземь. Домишки позеленели и покосились, а обитатели их – согласно списка, определенного Небесной канцелярией, поумирали.
***
- Ничего больше не осталось в Корневе для меня, слышь? Ничего, кроме озерка торфяного – с желтыми карасями, да того, что в памяти угнездилось. – Дед Бутылин переминался у колодца и пытался пожаловаться на жизнь соседу – тощему Скрынникову. Скрынников Колька слегка отдавал «Примой», коровником, вчерашним самогоном и молчал, опасливо косясь на разошедшегося собеседника. – Так от от, - продолжал Бутылин, - За плугом ходил детство. Три брата да малая сестра на мне. Ну, Светку ты помнишь, учились вместе. Потом намылился в техникум… А тут германец, ети его. Война. У нас на селе ты ж в курсе - сплошные Бутылины – причем, однофамильцы, остальные – Коптевы и Титовы… Вот так уходили. В три фамилии тридцать человек. Кинули нас на Мценск. Ага. Как в штыки пошли, так Ваньку Коптева контузило. А Бутылина Мишку разорвало снарядом надвое... Потом по немчуре наши самоходки лупанули. А мне какая разница? Ведь моя-то война закончилась: в ребре осколок, нога дырявая… Помню, весна. Ковыляю домой, нога не гнется, тощий. А в небе жаворонок. Журчит себе, плещет. И пар с земли. Духмяный… Что ж сейчас, а? Земля холодная. Трупом тянет с нее. Кому дальше жить-то? Старикам хоть удовольствие одно осталось. В Гусин наведаться. Гутарят, сегодня там лекарская латарея. Мож, чего перепадет. Как думаешь? – Бутылин с надеждой качнулся навстречу Кольке.
Скрынников, был младше и пороху не нюхал; махнул немытой клешней и едко процедил:
- Пойди, Степа, сдай медали в утиль, наверное, на бутылку хватит. А дурью заниматься прекращай, дед. Уймись. Не по возрасту забава, - строго добавил, развернулся и шагнул в проулок.
- Балбес ты, Коля, - грустно заметил Бутылин.
***
Старики корневские повадились ездить в райцентр из-за этих самых акций и лотерей. Когда в городишке закрыли кинотеатр «Луч», показалось, что ничего отныне никому не светит – в прямом и переносном смысле. Но вскоре двухэтажное обшмырганное здание разделили на десятки торговых закутков, стены снаружи оштукатурили ярко-розовым ядом. Венчала ремонт гордо выпяченная цинковая водосточная труба. Районный «Shop» жужжал, бурлил, заманивал – не чета корневскому. Но вертелись по этажам больше девки и парни. А дедки и бабки наведывались сюда, скорее, по привычке - убедиться, кто еще жив, а кто доходит или преставился. И вот в каком-то бутике (таким мудреным словом стали называться закутки) Перфилихе обломился задаром чайник. Обычный, эмалированный – литра на три – что вызвало немалую зависть бабкиных подружек. Чайник везливой Перфилихе достался на рекламной акции. Каждый, купивший сто полиэтиленовых крышек, получал приз. И так совпало, что старухе шибко нужны были крышки – соседке Бутылихе поменять на кадку. У той все равно целых три. В общем, домой Перфилиха ковыляла, как гренадер на парад – выпятившись изо всех костей. С главным призом - чайником и крышками. Красота! У тына, правда, ойкнула и вернулась в обычное сутулое состояние: чего-то в пояснице дернуло и рассыпалось болючими горошинами. Еле дверь в сенцы отворила.
***
Степан Бутылин старательно собирался в Гусин. Супруга оставалась встречать гостей. По всем прикидкам дед успевал к их приезду – впритык, но успевал.
Собственно, проведя целое утро в разведке, он так ничего и не выведал. Просто повезло. Покрутившись около почты, навострился домой, но заметил Коптева Ваньку – в выходной зеленой куртке на молнии, с портфелем, тайной трусцой поскакивающего к автобусной остановке.
- А ну, погоди, дружок.
Ванька неохотно тормознул, приструнил седой чуб.
- Здорово.
- В район намылился, поди, дедок? Чего ради?
- Да подкупить тут разного жинка наказала, по списочку. – И заелозил пальцами по вороту.
- Понятно. Латарея. Аптечная. Во сколько?
- В 15 обещались. – Иван виновато улыбнулся.
- Зла не держу, конечно, землячок, но учти – баш на баш повыгодней жить, а?
- Не серчай, Степа. Призов вроде маловато, ну, я и втихаря…
- Ладно. Пороки людские. Тут любой в коленках ослабеет.
***
Раскрыв настежь тяжеленный красный шкаф, Бутылин задумчиво взирал на латаный китель, на шерстяной коричневый костюм фабрики «Большевичка» и бежевый плащ без хлястика. На одной вешалке висели синяя и розовая рубашки. Розовая помоднее. Тщательно вымыв руки хозяйственным мылом, дед принялся наглаживать рубашку. Через час, переодевшись, удовлетворенно кряхтя достал из орденской коробки пенсионное и немножко отложенных рублей.
- Лиданька, огляди-ка! – встал посередине кухни. Начищенные ботинки поблескивали симпатично и свежо.
- Жаних. Ну, жаних вылитый. – Бутылиха фальшиво вздохнула. – Уж и не знаю, как отпускать такого без сопровождения, а? Носки, небось, шелковые одел?
- Будет скалиться. Пельмени достряпай. Наливка вишневая в подполе слева, за баклажкой…
- Иди, иди, разберусь. Деньги не забыл, латарейщик?
Степан, махнув рукой, осторожно переступил порог.
***
- Ты глянь только, а? – Бутылин выкладывал на стол свертки. – Говорил я, а? Так от от. Народищу приперлось – точно улей! Благо я в первых рядах. За копеечные копейки добро досталось. Ну, обязали приобресть билет, и в нагрузку, кажись, андаш, что ли, называется… А потом дали подарки… – руки деда заплясали. - В прошлый месяц я бабке набор ложек выиграл… Сейчас, полагаю, посерьезнее вариация. Ну, гостенечек Мишенька, ты у нас самый зрячий. Раскрывай. Читай. А я покамест домашнего напитка приму.
Михаил, старший сын двоюродной родственницы - Таисии, мордатый и ухоженный, ловко принялся разоблачать призы. Неожиданно он замер.
- «Бандаж для рожениц». Ах ты, батюшки, - кудахтающий смех ударил в потолок. – Дед, тебе чего подсунули? – Мишку аж перекосило. – О! «Жгут медицинский». – А это куда приспособишь? Рогаток наварганить и по воробьям, по воробьям! Ой, умора. Вот сволочи аптечные! Ветерана напарили.
- Ты не замай, не замай, не напирай с гоготом, парень. – Бутылин, оскорбившись, выхватил коробку у Михаила. – Вещи приспособим. Сгодятся. Особливо жидкость, что сейчас из коробки извлеку. Во! – и, потрясая литровой бутылью с оранжевой пробкой и бесцветным содержимым, поочередно обошел собственную старуху, Таисию и ее сынка. – Во, этикеточка на иностранном! Поди, примочку настроить, так радикулит или там простуда в момент отступят! Так от от.
- Aqua destillata, - неторопливо прочитал Михаил. – Говорю же, сволочи. Вода здесь. Натуральная чистая вода. Хошь пей, хошь полощись. Эх, дед ты, дед.
- Выходит, обдурили? – Бутылин присел на край табурета. – За мои рубли – водичку… Лучше бы потраву.
Повисла неловкость.
- Степушка, ты успокойся, сгодятся призы твои, - Бутылиха протянула мужу стопку наливки. – Глотни. Полегчает.
- Стыдно мне. Простите. Спать пойду. – Дед медленно поднялся и ушел в комнату.
***
Тишина после боя. И ничего, кроме тишины, упавшей с неба, и пахнущих елкой рукоятей носилок, на которых его несли, – вот что привиделось Степану Бутылину ночью. «Живой», - признался дед во сне. – Живой», - повторил, переворачиваясь на спину.
| | |
| |
