| Литературное общество Ingenia: Александр Клименок - ДИСКУРС | | ДИСКУРС | | Не ожидал. Чтобы так сказочно гладко. Однако. Нет, естественно, я не стану отбрыкиваться от полудармовых приобретений, пусть это даже бывший интернат, однако…
Однако, однако, – что ты заладил, как старый ростовщик перед изумрудом в две тысячи карат. Два года назад ты ел макароны с хлебом, был должен даже киоскёру, а разболтанный каблук на правом ботинке попеременно скользил в разные стороны, словно язык высовывал».
Этот неслышный разговор вёл сам с собой Кречетов – прежде неплохой художник–портретист, а теперь по воле судьбы удачный делец тридцати трёх лет от роду.
Весна входила в замечательную пору: воздух – парной, но еще не перегретый солнцем, обволакивал город нежной вуалью. Прохожие безотчетно улыбались и нравились сами себе. Последние чёрные ошметки снега стыдливо прятались под стремительно зеленеющими кустами.
Кречетов лениво пытался придраться к внешнему виду своих великолепных крокодиловых полусапог. Не вышло, и он по–детски показал улице язык.
«Больше никаких ботинок Pakerson. Пора соответствовать. Я перепродал обалденное здание. Практически идеальное, двухэтажное. Бордового цвета, как волосы Светкины… Да, жёнушка, сюрприз тебя ожидает… Купить цветов завтра по такому случаю. Сразу по приезду. Розы и деньжищи, а? Елы–палы! Я – хозяин. Двух. Автосалонов. И у меня. Каждый месяц столько–о–о…»
Он резво запахнул полы расстегнутого кожаного плаща.
«Да будет так. Отныне и навсегда. Эй, там, наверху, спасибо».
«Похож на мальчишку. Вопреки дурацкому костюму и громоздкому плащу. Взъерошенный. В глазах искренняя радость. Поднял голову и губами шевелит. Ненормальный. Весну почуял. Батюшки, чудак. Редкое явление для современного недомаскулинума», – размышляла молодая особа, неспеша рассматривая Кречетова.
«Приближается. С виду обычная. Джинсово–бейсбольная. Не больше двадцати восьми. Стоп–стоп. Что–то в ней есть. Ишь ты, бейсболку – прочь, на ходу – красиво! Щеки подставляет солнцу. Поочередно. Умиленный взор, маленький лоб – прямо героиня Ренуара. Тонкие руки, волосы, убранные назад, в тяжелый хвост. Золушка из Иногородья. Типичная провинциалка. Хотя, не совсем. В толпе не теряется. Студентка, наверное. Довольно привлекательна. Вот что! Я сегодня исключительно добрый. Приглашу девчонку скоротать вечерок. Пусть потом подружкам похвастается».
– Извините, у меня тут транспортное средство рядом. Джипик. Не желаете прокатиться?
– Здравствуйте, незнакомец. А вы не очень оригинальны.
– Ну, время нонешнее зело суетно, потому…
– Не надо лабазной архаики. Давайте, пройдемся. Весна. – И смело взяла его, опешившего, под руку.
«Духи приятные, – подумал Кречетов, внезапно теряя дар речи. – Дорогие. А я нелепо себя веду. Ренуар хренов».
…Болтали о ранних почках, кинопремьерах, преобразившемся центре города. Одним словом – ни о чём.
Прошло полчаса. Оба замолчали и продолжали идти – неторопливо, едва ли не в ногу – будто пожилые супруги. Девушка изредка усмехалась, как бы прислушиваясь к собственным мыслям.
Когда они опять решили заговорить, то сделали это одновременно. И облегченно рассмеялись.
– Меня зовут Леонид, – слегка тушуясь, бросил Кречетов. – Сейчас угадаю, вы – младший научный сотрудник.
– Регина, – просто произнесла новая знакомая. – И предлагаю на «ты».
– Ладно, – озадаченно протянул Кречетов. И всё–таки. Какой институт?
– Институт находится в другом городе, правда, я не научный и не сотрудник. Но к учебному процессу имею непосредственное отношение.
«Типичная лаборантка. Со стажем в десяток дней», – немного разочаровался Кречетов.
Спонтанно повернули на аллею, по обеим сторонам которой сгрудились клены.
– Придет лето, и клены примутся протягивать ладони. Людям. Которым всё равно.
Пустые лица, порожние стремления. Жаль, но мы теряем души, – тихо добавила девушка.
– Слишком много ладоней. Устанешь пожимать. Даже если ты сторукий клен. Кроме того… Воздух нынче не тот, – Кречетов нахмурился. – Знаете… Знаешь, я немножко соображаю в живописи. Так вот, время разудалое просочилось и туда. В чем выражается? Пожалуйста. Картины современные хочется пробовать на зуб. Нет, честное слово, я хочу подходить к ним близко, трогать холсты, ощущать фактуру, глубину соизмерять, перспективу. Точно у прилавка с мясом. Может, прицениваюсь?.. – Он застегнул плащ. – Тогда пиши пропало. Потому, что необходимо чувствовать, а не рамы оглядывать.
Кречетов остановился и конфузливо бросил:
– Разошелся я. Может, по коктейлю? Извини.
Регина ничего не ответила. Она искоса наблюдала за Кречетовым – раскрасневшимся и взбудораженным.
– Ты художник? – спросила девушка после паузы.
– В прошлом. А теперь позвольте представиться, буржуй. Нувориш. – Кречетов наигранно вздернул подбородок. – Чем не творчество? Так же по ночам успокоиться не могу, когда цифирь за день не вытанцовывается. Параллели очевидные… Представь, однажды картина меня измучила. Там двое влюбленных… и она спит в его объятиях. Передний план. Долго пришлось мучиться, пока объятия выписывал. Оказалось, спонтанность отношений, их некую рефлекторность неимоверно трудно показать. Момент взаимной сопричастности…
– Что–что? – Регина вскинула брови. – «Спящая в объятиях?» Так это ты? Выставка в Архангельске… Ты Кречетов?
– Был Кречетов. Да испарился – вздохнул Леонид. – «Спящая» – единственная правильная вещь. До сих пор помню, насколько хорошо и по–настоящему я себя чувствовал около этой картины. Понимаешь? Эгоизм и нищета одиночества в момент улетучивались.
Неожиданно стемнело. В перекрестье разномастных огней они прошли, вероятно, километра три – и не заметили. Похолодало.
– Леонид… – Регина прикоснулась к его запястью. – Зачем же ты несчастлив? Зачем не живешь там – в начале девяностых, в мастерской, пропахшей олифой и красками?
Кречетов натолкнулся на ее жалостливые глаза и впервые за долгое время ощутил стыд и отчаянную горечь.
– А не согреться ли путникам прекрасным грогом?! – воскликнул он зло. – Тут недалече есть где! А? И повод вполне: позавчера родился выгодный до-го-вор-чик, – отчеканил он, всматриваясь в мигающую вывеску напротив. – Вор-чик. Мда. Деньги – гадость, но гадость приятная. Эх, девочка, по сути – лучшее художество для мужика – обилие бумажек с нулями. Пусть и полученных в обмен на дом, из которого выперли детей. – Он скривился.
Регина выудила свою руку и как–то съёжилась. В глазах её промелькнула досада.
– А куда выперли?
– Не знаю. Черт побери, и не хочу знать… – Кречетов медленно рылся в карманах. – Прости, совсем забыл, тут к партнеру обещался. Тебя подвезти?
– «Спящая в объятиях». Где она сейчас? – тихо спросила девушка.
Кречетов потёр лицо обеими ладонями, посмотрел ей в глаза:
– Так с нее всё и началось. На той самой выставке подошел ко мне солидный дядя с бакенбардами, представился давним почитателем, собирателем и протчая. Картина ушла за… Неважно, за сколько. Предыдущий–то период моего существования был очень тоскливым, каждый рубль приравнивался к празднику. А тут – хорошие деньги. Эквивалент. Но главным в истории явился финал. По случаю, оказался я в центральном автосалоне города. Красиво. Лак, иномарки с игривыми боками. А в зале – тот, с баками. Материт менеджеров. Ключики потрясывает. Босс, да и только. А на стене, над его башкой висит в раме с завитушками…
– Дальше рассказывать не обязательно, – перебила Регина.
– Согласен. Маленькая деталька на прощание. Хозяин той фирмы сегодня – я. А полотно пришлось уничтожить. Издержки дипломатии…
– Я уже пришла. Процедура провожания отпадает. – Девушка шагнула в тень и стала похожа на привидение.
Кречетов в свете фонаря казался восковой скульптурой.
Расстались без сожаления и телефонов.
…По переулку мягко плыл бордовый Mustang Convertible. Потом автомобиль выехал на широкую улицу и повернул в сторону аэропорта. За рулем сидела молодая женщина в бейсболке. В полумраке салона слышался ее приглушенный голос:
– Виктория, выступление в институте переношу на среду. Еще пометь. Пусть Стивен позвонит мэру. Окончательная сумма, выделенная мной на учебный центр для детей–сирот, – восемь миллионов долларов. С учетом художественной школы, разумеется… И вот ещё что, распорядись насчет самолета. Вылетаю через час. Пока.
| | |
| |
