| Литературное общество Ingenia: Александр Клименок - СИНИЦЫН И МАРС | | СИНИЦЫН И МАРС | | Служил Синицын бухгалтером, - хорошо служил. Имел благодарностей - аж двенадцать штук! Когда-то окончил курсы, потом профильный техникум. И – сорок пять лет на одном и том же месте. На заводе шарикоподшипниковом. Как говорится, верой и правдой. А иначе он и не мог. Как же иначе? И вот Синицын в пятницу стал пенсионером. Не то, чтобы очень обрадовался. Так получилось – возраст. Сегодня его дружно провожают на покой. Пришли в 18-10, прямо у рабочего стола построились в два неровных ряда – и ну давай оптом хвалить-провожать. Да так, что не отвертишься. На славу провожают. Синицын поморщился, стеснительно занервничал.
Хотя, что ни говори, а сегодня он официально знакомится со словом «старость». Так и замаячил перед взором плакат: «Добро пожаловать! Твоя старость!». Ничего себе сальдо! Ух, ты! При этой мысли брови Синицына задорно вспрыгнули вверх, и он едва не затрясся сухим смешком. Но – «кхе… хм…» - быстро взял себя в руки, укротил брови, поправил узкий галстук (Гагры, 1972 год, профсоюзная турпутевка, потертый орнамент со звездами и выцветшей чайкой) и, чуть подобравшись, нескладно приосанился. В данный момент Синицына торжественно продолжала «сплавлять» родная заводская бухгалтерия: уже прокряхтела Глебовна, за ней пробубухала басом жилистая угрюмая Прохорова. Несердечно и формально гундели, наполняли малометражную конторку однозвучные голоса. Предпрофкома Костин, затем нудный лопоухий Митюков (который в каждой бочке… это самое).
Синицын внимательно смотрел в пыльное окно, ржаво заарматуренное снаружи и ждал, чтобы его уже отпустили (а?). Он устал привставать с кресла, пытаться кланяться, точно страдающий легким радикулитом полусложенный шезлонг. Он был стар – Синицын. Синий тертый вельветовый костюм (заплатка на левом рукаве, нитки чуть темнее – но вроде незаметно). Вполне сносные темно-коричневые туфли (куда удобнее ботинок со шнурками – а то шнурки завязывать-развязывать каждый раз, того, – не разогнуться потом). Сильные очки в черной дымчатой оправе (гаечку надо заменить слева). Жена умерла десять лет назад.
…Еще через двадцать минут молодой и румяный директор предприятия, ласково улыбаясь, бодро тряс старикову руку, благодарил, сожалел, напоследок зачем-то хамовито погрозил Синицыну коротким пальчиком, вручил конверт (тонковат, ну да ладно – сколько есть - и то хорошо), сослался на занятость (как же – деловой, да сегодня просто футбол по ящику) и энергично удалился под одобрительные немногочисленные аплодисменты.
На десерт начинающему пенсионеру так же под хлопки (вяловатые) учетчица Нинка Зотова вручила, чмокнув в пожухлую щеку, букет перегнутых жиденьких гвоздичек, симпатичные штампованные китайские часы (куплены впопыхах, за час до мероприятия) - дома на стенку в кухне повесить (а старые, с кукушкой, куда?). И все. Отделались вроде (да и ладно). А еще через какое-то время, после нерадостного коллективного испития двух бутылок легкого вина и совместного съедения торта Синицын обнаружил, что в конторке никого уж нет. Пройдясь от-до стенки, он повернул к своему верному столу – такому же пожилому и заслуженному. Затем слегка качнул коленом его крышку. С левого бока. Стол незамедлительно ответил привычным «па» - ножка весело «гульнула» в сторону. Синицын нехотя улыбнулся в ответ. Обвел напоследок конторку взглядом (вот и всё!). Медленно всунул костистое тело в узкий плащик. Взялся за дверную ручку. Обернулся напоследок – сутуловатый. И вышел вон.
Домой старик решил идти пешком. Погода вон какая смирная задалась. И не ждет никто. Торопиться тоже теперь некуда. Впереди – шашки с Семенычем из квартиры напротив. Можно и в старый парк, там многие знакомые деды с толком проводят время. Значит, так. И он дернулся на месте - точно в трясине завяз. Худые ноги слегка подкосились, колени неожиданно одеревенели и затряслись. Весьма растерянный, попытался успокоиться, в связи с чем механически одернул плащ. Постоял. Поморгал. Почапал дальше.
За бухгалтерские свои годы Синицын весьма зачерствел, «оцифирился» и не был подвержен сентиментальности по определению. Сказывалось и многолетнее одиночество. Которое, однако, только что свалилось на плечи кулем в квадрате – и старик отчетливо почувствовал печальные перемены в жизни. Стало тяжеловато в груди. И точно - один. Детей с супругой не нажили – не сложилось (Бог не дал). На завод больше не надо. Один на этой вечерней дороге. Как в космосе. Например, на Луне. Вон она какая сегодня. Бесстыжая. Разыгралась карпом на нересте, выпятила телеса! Нет, куда любопытнее, чего там в дальнейших глубинах. Например, на Марсе. Прознать бы, что там с жизнью на Марсе этом. Синицын осторожно глянул ввысь. На черном бархате неба застыло несколько редких звезд. Да уж, Марс. «Вот интересно, есть там хоть одна живая душа?», - крутнулось-повернулось в голове. Причем, неожиданно для самого Синицына - вслух. Да так, что проходящий мимо паренек в черной ветровке, услышав концовку вопроса, помотрел на старика и присвистнул: «Не знаю, дед, лично мне туда рановато. А тебе – в самый раз!» И, заржав, перебежал на другую сторону.
Новоявленный пенсионер рассердился поначалу, затем тщательно поправил очки. По пути за хлебом бы зайти. В суточный. Правда, в последнее время и в хлеб не докладывают чего-то. В Синицыне заиграла въедливым комариком праведная бухгалтерская жилка: «Нет порядка нигде!»
Что такое? Кто-то во тьме пискнул. Ну точно. Синицын озадаченно вслушался. Писк сменился коротеньким плачущим всхлипом.
- Чего тут? - старик нагнулся и у самых ног увидел копошащийся, в темь скулящий комок. - Щенок. Шерстка едва проступила. Поскребыш, небось. Ишь ты, бедолага. Месяца полтора.
Присел, кряхтя, взял осторожно за шкирочку крохотное создание, поднес ближе к глазам. Положил горячим пузком на ладонь. Щенок заерзал, завозил сухим носом.
- Как же ты, а? Ну, брат, оказия с тобой. И что мне делать прикажешь? - ласково спрашивал Синицын сам себя. Найдёныш встрепенул ушком, поджал лапу. Что-то грузное сползло с плеч Синицына, схлынуло, - будто и не было.
Аккуратно придерживая мякотного притихшего щенка за пазухой правой рукой, старик отчего-то еще раз глянул на звездочки в небе. Те принялись насмешливо переливаться. А некоторые кажется подмигивали.
В магазин за хлебом он сегодня не пойдет. Бодро вышагивая к дому, который уже виднелся вдали, Синицын, потешно втягивая в плечи голову, по-бухгалтерски бубнил встревоженно, «подводил баланс»:
- Это ж, тебе, парень, молочка в день - пакет, не меньше, кашки какой… Молоко-то у меня в холодильнике есть, точно. Ладно, вот сейчас придем, посидим, посчитаем наши дебеты. Тут калькуляция нужна. Наука! Но ты не боись – мне теперь пенсия положена. Проживем. Неужто не проживем? А ты говоришь - один. Да ну его, Марс этот. Больно он нужен нам! Слышь, парень? А хочешь, я тебя Марсом назову?
| | |
| |
