| Литературное общество Ingenia: Александр Клименок - СКОРБНАЯ ПЕСНЯ УБИЙЦЫ | | СКОРБНАЯ ПЕСНЯ УБИЙЦЫ | | События и персонажи вымышлены
Мы окружены просторными сумерками затихшего аэропорта. Тайм-аут. Рейс мужчины, что напротив – в десять вечера. Ему – в Москву. Мой рейс через час после. Мне – в Питер. Командировка вышла на финишную прямую. Хочется домой, вкуснющего борща жены. Посидеть в горячей ванне. Забыться. Не думать про редакцию, про грядущие расспросы и охи. И никогда больше не подвергать сомнению наличие Бога в человеке… А сомнений-то и размышлений - бессонных и прочих - полный блокнот – на дне коричневого, отлакированного передрягами репортерского портфеля. Например, отчего мы убогие такие – не «у Бога», а именно убогие?..
Всегда нравилась Сибирь в состоянии от осени к зиме. Еще не снег, но уже не слякоть под ногами, и на душе спокойно. Мое присутствие в аэропорту связано с этим крепким, седеющим человеком, равно как и две предыдущие недели, проведенные в ***ске. Старший следователь по особо важным делам областной прокуратуры – «важняк» полковник Константин Звягинцев поставил точку в деле «плачущего убийцы» Решетникова, по кровавым следам которого шел почти пятнадцать лет. Блокнот мой ломится от записей, выдающийся очерк-триллер, очерк-блокбастер под желтовато-жареным лозунгом «Возмездие – неотвратимо» выпорхнет – уверен, через пару дней. Но только в фильмах и мягких книжонках-детективах погони, перестрелки и финалы запланированы, угадываемы, бравурны и захватывающи, а майор Пронин всегда прав и пуля его попадает в лоб отвратительному главарю с пудовым перстнем на мизинце. В истории Решетникова есть лишь длинная череда похожих, неэстетичных мертвых людей. И непонятная смерть самого Решетникова – в конце концов. Самоубийство – так заключили. Самоубийство в собственном стиле. Поэтому красивый финал сорвался. И все-таки, в последние дни, глядя в глаза Звягинцева, я ощущал непонятное беспокойство. Вот и сейчас они странно полны нелогичной стылой тоски. Мы попиваем приличный коньяк полковника, отмечаем, насколько хорошо жилось раньше, сетуем на нелепые причины, повлиявшие на «несбытие мечт». Но взгляд «важняка» прежний.
- Хочешь услышать другую историю? – неожиданно.
- Другую или историю? - пробую плосковато пошутить.
- А то ведь улетишь, и… Только поучений в рассказе не ищи особых. И переплетений детективных, подробностей приключенческих не жди.
1
Убитых детей он раньше не видел. У аварийной одноэтажки за мусорными контейнерами кукольное тельце – изломанно-втиснутое. Тщедушная девчушка словно пряталась в закуточке, полулежа, будто не хотела рассказывать о своей тайне жужжащему городу. «Пусть себе жужжит, а я тихо коченею в закутке». Какая разница, что перепугалась до немоты и описалась, когда толстенький дядя тащил в «микраш» за край куртки. «Тетенька возле подъезда, помоги, - взмолилась немо. - А тетенька прошла мимо. Наверное, торопилась. Дядя повалил в машине, порвал платье, сделал больно-больно, после ударил в шею острой штуковиной и стал затыкать рот варежкой, пока я брыкалась и умирала...»
В тот вечер Александр набрался до бледности. Пил сам на сам. Точно конченый. Тут и уснул - на кухне, за столом. Между огрызками, сигаретными бычками и тарелками.
Дальше было много других трупов. Семь лет оттрубил в уголовном розыске УВД области, осилил адъюнктуру. Перешел в прокуратуру - на следовательскую работу. Женился-развелся между делом. Эпизодом прошло. Вся его жизнь, то бишь славная ментовская и следовательская биография – цепь однообразных, отвратительных остановок. На остановках – трупы. Распухшие, эксгумированные, радушно протягивающие руки, оттого, что вытащены из реки по зиме, а то и без рук или голов, мумифицированные, обугленные, полуразложившиеся.
Куда уж тут рассуждать о падении моральных устоев. Работать надо, а не разглагольствовать. Палки так называемые - показатели раскрываемости в соответствующих карточках – вот за что переживает отдел, Управление. Каждая палка – надежда на полное изобличение и приговор грабителю, насильнику, либо потрошителю хладнокровному.
Стоп машина! Нам выходить. Группа – вперед. День, ночь, утро – ниткой вокруг катушки. В кабинете диван уютно продавлен. Лучше, чем домашний. И спится спокойней – удивительно. Наверное, оттого, что дома остаешься один на один - с ними, которые на остановках. А на работе сны наполняются щелчками фотоаппаратов, бумажными пятнами протоколов, монотонным гундением понятых и свидетелей.
…По делу «плачущего» – очередной провальный подозреваемый. Некоего Малюгина объявили в федеральный розыск. Бывает же так – ну, похож по косвенным приметам, и свидетели видели неподалеку от места, где произошло очередное убийство, и время сходится… К тому же, из города исчез. Случайность? Через месяц коллеги сообщили: Малюгин нашелся в Ярославле. Переехал. Устроился водилой в городском таксопарке. «Топтуны» походили, присмотрелись. Работа-дом-работа. Но похож ведь! При задержании оказал сопротивление (вот дурак), с испугу схватил монтировку... Прострелили колено. Позже оказалось – трагическое совпадение. Не он. Старый товарищ поманил, Малюгин и перебрался. Благо ничего не держало, холостяковал.
Аналогии наличествовали и пострашнее. В восьмидесятых годах несколько невинных человек по сходным делам получили высшую меру.
А мразь, за которой охотились столько времени, по-прежнему удлиняла список жертв. Засветился неутомимый мокрушник лишь раз – бдительный пенсионер cтолкнулся за сараями во дворе с зареванным мужиком, тянущим тюк. Едва успел на рожу мокрую глянуть, получил пиковиной в грудь. На самом деле – штыком. Экспертиза показала.
Невероятно. Пенсионер выкарабкался.
Развернули тюк. В нем скрюченный труп голой девушки-подростка. С характерной дырой. Штыком в шею – излюбленная манера, почерк.
Так фигуранта назвали «плачущим убийцей».
Ладно. К чему заниматься самокопанием, если остановки настолько участились, что ненависть утомилась и застыла невыплаканной слезой...
2
- Здорово, Мегрэ!
- Здравствуй, Винник.
- Что там душегубы?
- Душегубят.
- Непорядок, однако.
- Работаем.
- Ну-ну. Ударники.
Встречаются они часто. Живут в двух шагах. Винник преподает физику в политехническом. Начитанный, образованный, солидный мужик с дипломатом. Противный, как и раньше. Говорили, с первой женой судился год из-за дачи в пригороде. До последней табуретки бился.
И все такой же. Рыба – с озябшим, пустым взглядом. Полковника регулярно подмывает спросить, с собой ли у Винника циркуль.
3
Мне нельзя поступить плохо. Плохо - если она убежит. Плохо, если она не захочет пойти…
- Что, замерзла?
- Здрасьте!
- Здрасьте-здрасьте! Замерзла совсем, женщина?
- Дак не греет никто, уважаемый.
- А ехать куда? А то совсем околеешь на остановке-то? У меня жена даже приболела на той неделе. Достоялась, видишь.
- Да недалеко, автобусом если. Четыре остановки. Пешком – да, околею.
- А я с работы. Фельдшером тружусь… Тут машинка моя. Нам по пути. Поедешь?
- А жена увидит – не заревнует, фельдшер? Ну, чего замялся?
- Нет. Говорю же - дома. Недужит она…
4
«Среднего роста, полный, двигается дергано, голову склоняет набок, волосы светлые… Шибко сноровистый. Я только успел спросить, что случилось, из-за чего расстроился. А мужчина пробубнил: «Нету теперь ее»… И в сторону повел головой, и как молния меня со стороны в грудь ударила. Больше не помню ничего».
Из показаний пострадавшего ***енко.
5
- Мужчина, ты брось… Зачем перчатки-то натягиваешь? – голос ее дрожит на ветру. Значит, поняла… – Миленький!
- Я твой персональный врач, золотко. В резиновых перчатках. Сегодня очутишься в райском месте, сударушка. В моей роще. Знаешь? О!..
- Пожалуйста, Вы же добрый. - Испуганно лыбится, дура. – Помилуйте, прошу. - Падает на колени, лезет целовать ботинки. – Все сделаю, что захочешь, только не убивай!
- Ну, чего ты, дуреха, а? - свирепое желание заставляет немедленно достать штык…
- Мгыма… Ма…
- Несчастная моя. - Подхватывает тело-куль, укладывает на пол. – Ты ж дышишь еще. Тебя и не приголубить такую. Спряталась в себя. А ну, просыпайся. Сейчас буду милосердствовать, тварь…
…Раздевает умирающую размеренно… в порыве несдержанном откусывает соски грудей.
…Вытирает рот носовым платком. Критически оценивает обезображенный труп:
- Некрасивая ты. Не подходишь мне. Придется избавляться.
… Через час на выезде из города, возле ацетиленового завода рабочие находят тяжелый мешок.
6
- Товарищ полковник, Сипягин ругаться приперся. За то, что пальчики штемпельнули.
- А ты не спросил, Станислав, какого… он в адресе нетяжелом делал?
- Ага. Ответил, что личная жизнь не обсуждается.
- Ты разъяснил, что в связи с крайней серьезностью происходящего отрабатываем всех? Сказал, что дело у министра на контроле?
- Сказал, да развонялся он, орет: я представитель городских властей в Европе… Мне плевать на ваших убийц, мол, не мои заботы, каждый пусть сам своими бедами занимается.
- А ну, пойдем, поговорим.
В приемной рассерженный пузан. Багровая физиономия на фоне белой рубахи напоминает шмат мяса на тонком блюде. Полковник подходит, присаживается рядом:
- Социальное положение, стало быть, да? Личная жизнь с проститутками, значит?.. Общественная деятельность, говорите? - и придвигается ближе, доверительно приобнимает, дышит в ухо:
– Не хотите съездить на опознание свежей дохлой женщины? Вдруг, узнаете жену?
Пузан Сипягин неподвижен, затравленно смотрит на полковника. Секундой позже вскакивает, ловким ужом выскальзывает за дверь.
- А ты говоришь, морда в Европе, - вздыхает полковник.
7
- Сашаа! Сашаа! Сашаа! – одинаково скачет по квартире.
- Ухх… Не надо… - Он забивается-влазит в угол, сжимается, вдавливает тугие кулаки в уши, но от визгливых безумных криков нигде не спастись… Вопли исчезнут, если пойти в бабушкину комнату. Зато бабушка пристально вперится в него настойчивым стеклянным взглядом. Торчащая из седых прядей сморщенная коричневая груша лица погонит серенькие морщины вниз-вверх, растворит жуткий проем рта. Но рот не проглотит Сашу – нет. Сумасшедше захихикает и сразу закашляется – затяжным и жадным приступом. А мальчик выскочит в коридор, упадет, почти вытекши из себя, немея, на недружелюбную красную кушетку в унылой детской. Которая за стеной...
В ноябре 2003-го, на краю рощи, стоя возле распростертого тела, вспоминая ребячью злость вперемешку с ужасом, он надолго и грузно обнимет молодую березу, поцелует в берестяную щеку, извинится… Ну, за то, что… навидалась тут. Откроет чекушку водки, опустошит в три горьких тягучих глотка. Покурит, сидя на травяной кочке. Поднимется и пойдет навстречу городу.
8
«У тещи рак поджелудочной нашли… Разрезали - да бесполезняк, зашили и выписали домой загибаться», - бормочет однажды кому-то в телефон отец. Саша живо представляет: внутри бабушки поселился рак. Хитрый, с крепкими клешнями зазубренными. Поджелудочный - прячется под желудком - вцепился, вытащить нельзя, щипается болюче. Оттого бабушка такая чокнутая и орет противно.
«Треугольную синюю марку завтра сменяю Мишке на фонарик, а то…»
- Сашааа…
- Ухх... Сейчас!
Глаза не разлепляются. Мальчик ползет аккуратной сомнамбулой в соседнюю комнату. Голова опущена.
- Сашенька. Саша… Помоги опустить ноги, внучек. Я хочу писать. - И налапывает комковатой пригоршней за майку на его животе – так подниматься сподручней.
И Саша, обхватывая ненавистные мокренькие слононоги в пролежнях, придерживая их за мозолистые пятки, - помогает кряхтящей старухе слезть на пол, придерживая острый угольник локтя, ведет ее к туалету. Вонь, вонь, вонь желтого старческого тела намертво прилипла, вошла в альвеолы, прикипела. Смесь корицы и пота… Спать, спать… – тоже в памяти. Держась в темноте за холодную стенку, вынужден слушать старательное кряхтение, скрип унитаза, слабое журчание. Спасительный стрекот холодильника заглушает все звуки. Мальчик повторяет темноте: «Спать я хочу, спать…».
- Ты только папе с мамой не говори, внучок, родненький, а то отдадут бабушку в дом престарелых и умрет бабушка, - ноет потрескавшийся голос. – Обещай, Сашенькааа… - Груша орошается мелким слезками, словечки дребезжат, обволакивают…
- Ладно тебе.
Изо дня в день приходится не говорить. Терпеть. По утрам он прячет красные глаза. Черствая сухощавая мать торопится на фабрику – начальствовать над цехом.
- Отец на сутки: дежурит сегодня. В школе не балуй… Бабушку покорми, на плите сготовлено, воды дать не забудь, она хворает.
- Угу…
Днем мальчик возвращается из школы. Училка по математике снова наорала: «Мерзавец! Развалился на парте, наглец, и уснул – вы посмотрите!».
В чем его вина-то?
На перемене Соколов и Винник пристали – скакали, задевали, дергали за ворот пиджачка, дурачье: «Меррррзавец! Мерррзавец!» - верещали, передразнивая математичку. Хохочущие. Соколов просто собачка. Свистнет Винник – он тут как тут. Прихлебатель. А Винник – садист. Подкрадывается на переменах, да циркуль вонзает – в спину. Споро, не уловить. И всегда молчит, тыкая. И на рыбу похож. Сцепился с ним Саша – и надо же, разбил окно в классе, нечаянно, размахиваясь портфелем. «Без матери в класс ни ногой», - приговор завуча. Шмыгая разбитым носом, рассматривал осколки на полу. Отдельные отсверкивают в солнечных лучах наконечниками стрел печенегов. Те, что крупнее - бердыши островерхие… Съезжей избы не хватает… Или лобного места. Крышка, одним словом. Ну и плевать.
…Саша пристроился в кухне и машинально нарезал хлеб. Потихоньку, размеренно. И так на душе хорошо! Будто идиотов счастливо половинит. Куски ровные. Оп! – лезвие молнией съехало вкось, чиркнуло по пальцу. Стоял и наблюдал строго, как на черную корку накапывает кровь.
«Сашшаа… Сашааа!..» - Вялый, порабощающий, клейкий голос. Язык лягушкин, беспощадно утаскивающий с кухни. Бабушка проникла в него. Бесцеремонно. Страшилкой угнездилась и лапки свесила. Бабушка-бабулька, ух ты, гадость моя! Он внезапно с остервенением и тоской вогнал нож в буханку.
9
…Выпуская жизнь через отверстие в тонкой, нежной шее, награждая себя за долготерпение бурным экстазом, вслушиваясь внимательно в булькающие звуки вытекающей жизни, он скользнул перышком по синющему небу… Сквозь слезы, постанывая, выдернул с усилием из умирающей плоти четырехгранный штык, погладил капающую сталь («Он не расплавился там, внутри?» – с испугом подумал), благословил на будущее, любуясь простым совершенством протяженных ровных линий.
Тело запрятал вечером между баков в каком-то случайном дворе…
Поутру уехал за город. Лежа на мартовских прошлогодних листьях, опершись на локти, долго плюхал лицом в извилистый ледяной ручей. Умиротворенный, единящийся с несмелым солнцем, стройными деревьями, проткнувшими небо, сидел и вспоминал. С чего все началось? С того, что нравилось за голыми бабами в бане подглядывать с улицы, а мамка поймала и бельевой веревкой перетянула крест-накрест. И легло, упало внутрь, к низу живота незнакомое, но притягательное ощущение… Выросшее в тайную думку, стыдно скрываемую. Сострадать полюбил, а вернее, возжаждал. Котенка с надорванным ухом подобрал во дворе. Бедненького, крохотного! Пригрел, прижал, да видно ненароком больное ухо задел. Вцепился звереныш, заверещав, в детское плечо. И приятность разлилась непонятная. Весь день таскал котенка, повторял ощущение. Притискивал, получал порцию когтей, жмурился, содрогаясь. Походя, зашвырнул в кусты котенка, почувствовав, что тот устал и полузадохся.
…В 12 лет дико нравились девушки на фотографиях – в купальниках. Из журналов вырезал фотографии тщательно, в тетрадку вклеивал, язык высовывая. Карандашиками обводил – каждую. В школе однажды выменял несколько порнокартинок, извелся, пока домой не примчался. Прижимался губами, сопел. Ничего не соображая, потянулся за ножницами, попутно вытащил заветные тетради. Медленно отрезал головы. Одну за одной. Всем любимицам. Тетради вышвырнул в печь. Ночью, растягивая удовольствие, проткнул ножницами собственное левое предплечье. Незначительно, но кровь проступила. Приближался следующий этап жизни – почувствовал явно.
…Много-много лет терпел, пока дал волю сладостным желаниям. Приучал себя к микроудовлетворению. Маленькие боли окружающего мира – и то хлеб…
…Нет, нельзя называть банальным штыком воплощение мечты, - сказочный инструмент чудесного хирурга. Орудие, приносящее непрекращающееся, оргазмическое сострадание. И нельзя раскидывать ИХ, где придется. Точнее, прекраснейших из них. Они заслуживают особого подхода. Отныне он создаст свой Некрополь – именно в роще, возле валуна, обагренного невинной кровью. В следующий раз необходимо подготовиться. Лучшие поселятся тут. C ним, хранителем печальной памяти...
10
- Бабка достала… Веришь, так устал… Жутко устал.
- А родичи?
- Не могу я им рассказать. Всего. Она мне сказки в детстве читала. На войне – летчицей… Слышал про ночных ведьм?.. За грибами ездили, помню. Она ж мировая бабка была. Недавно чокнулась. Натуральной ведьмой стала, полоумной. Обещал я ей, боюсь, сдадут куда-нибудь. Лучше дома… Задушить иногда хочется…
Игорь – вот человек, могущий выслушать. Квартиры на одной лестничной клетке. Родители сплавили его деду, а сами уехали в Африку. Они врачи. И Игорь собирается. Говорит, скорее всего, займется хирургией – как отец. Небольшого росточка, вдумчивый, никогда не перебивает, заглядывает снизу участливо:
- А бабушка твоя, Саш, чего говорит, когда… - Внимательно распахивает глаза, и Саше кажется, будто это не бабушка, а он ненормальный на приеме у Игоря - врача:
- Зачем тебе? Да бред всякий… Вроде, не прячь воду мою… Или спрашивает, куда я лапки спрятал от швейной машины…
- Лапки?
- Ну, для игл… Приспособления специальные…
- Иглы?
- Ага. Только машинку она год назад подруге отдала. Ноги отказывать стали – и отдала…
11
- Товарищ полковник, разрешите?
- Входи, Стас, присаживайся. Излагай.
Начальник убойного отдела Стас Зырянов - толковый малый. Худощавый, жилистый. Уши поломаны - бывший борец. И горячится редко:
- Не он. Время совпало. Первая жертва – пенсионерка Лошкарева. Рана колотая, в шею. Нашли в адресе регистрации. Обнаружил сосед. В нынешние времена дверь даже на пять минут приоткрытая - ненормально. А тут полчаса. Гулять с собачкой выходил – дверь соседкина настежь, вернулся – та же картина. Время обнаружения трупа: 20-25. Рисунок раны известный – крестообразный. Следы борьбы отсутствуют. Ничего не похищено. Свидетелей нет. По почерку – старый знакомый… наверняка. Вторая жертва – преподаватель, 40 лет. В тридцати метрах от дома Лошкаревой. Время обнаружения 21-48. Травма височной части головы. Предположительно – бутылкой. Она рядом с телом лежала.
- Свидетели?
- Опять никого.
- Что с задержанным?
- Некто Сидорук. Типичный алкаш в мятой кепке... Видимо, пили вместе. Повздорили. Хрястнул по башке корешу – и наповал. Сам тоже вырубился. Хорошо, наряд службу нес поблизости. Повезло, по горячим взяли. Под грибком мертвяк, а рядом с качельками, на песочке, – этот. Отдыхает под штакетником. Хотя, смущает меня разнокалиберность мужиков этих. Кандидат наук и грузчик. Формально, типичная бытовуха. А по жизни – нестыковка.
- Смотри, Стас. Тут загогулина есть. Пострадавший, как выясняется, был добропорядочным гражданином. Внутри и снаружи. Не считая средней степени опьянения и раны на голове. В портфеле, что рядом валялся, документация, книжка записная, визитки… Деньги в бумажнике. Нестыковка, согласен? Но и против фактов не попрешь. Состав спиртного в желудке погибшего идентичен остаткам бормотухи, на бутылке из-под которой нашли отпечатки пальцев грузчика.
- Да уж… Путаница сплошная. Будем отрабатывать. Сидорук, между прочим, клянется, что познакомился с преподавателем вчера, случайно.
- Задачка, Станислав. Но я не торопился бы напрочь отделять смерть пенсионерки от второй смерти… Возможно, мужик попал не в то место и не в то время. Скажем, увидел, что не следовало. Или… Полковник потер переносицу. – Убитый… Как его фамилия?
- Некто Винник.
- Винник. Как Винник? Погоди… Имя - Анатолий?
- Федорович… Стас, удивленно привстающий со стула, похож на напряженного сеттера, почуявшего затаившуюся куропатку.
- Вот, ёлки зеленые! Едем. Требуется взглянуть. Очень даже требуется…
12
- Понимаешь, Саш, он намеренно не торопится в момент убийства. Структурный анализ тканей пострадавших ясно это показывает. То есть, плавно водит штык, за редким исключением. Но те случаи – ради спасения шкуры… Сия процедура – его знак. Маньяк ваш - не обычный насильник, не из разряда голливудских монстров, что по плечи в крови. Он фантазирует, впечатляется. Само действо – обставленное, спрогнозированное, почти никогда - спонтанное. Он мистифицирует, привязан к избранному им же обряду. Охотится, допустим, исключительно на определенных женщин или убивает всегда в одно время… Фетиш использует - штык – атрибут обряда. Отдельный случай на памяти. Я тогда в помощь группе направлялся по упырю тамошнему… Хищник, типа Сливко или Чикатило, но пресекли быстро и прославиться, к счастью, не успел. Так он жертвы бережно складировал у себя в подполе. Раствором заливал. Семерых из бетона выковыряли. И у каждого в руках крест. Прикрученный проволокой. Процедура целая.
- Игорь, я все время хочу спросить тебя, отчего ты в хирурги не пошел, как отец? Представляешь, величиной бы стал, твердо верю. И мне удобно – вышел, позвонил в соседнюю дверь, и светила выручит в сей же час. Шучу я, Игорек, шучу, Фрейд ты наш!
13
Паника. Он точка, пылинка, сопротивляющаяся гибели в жерле беспощадного пылесоса. Втянувшийся в ракушечку скрученный, полуживой организм с пересохшим ртом. Кажется, так несложно – выползти, отталкиваясь, елозя по винтовым стеночкам папирусным в раковине, выйти в город, осмотреться, заприметить, заманить ласково в машину, покатать, пожалеть за городом…. Девочку. Беленькую. Прижаться. Ауру голубиную вдохнуть, утешиться - ишь, синусоиды энергии разнопестрой забили во все стороны… Да ты не трепыхайся, птенец тонкокожий... Глазки вспучились, ротик к подбородку съехал – сиротливо. Жижка потекла по подбородочку. Волосики на затылочке распушились – баловники. Не плачь, Леночка, я не виноват… Ну, вот. Тихо…Тихо… Прости, важно успеть ощутить, когда начнешь сучить ножонками в дивный момент встречи шейки с… Нет-нет, беленькая навечно останется предвестницей новых мыслей. Хрустальный символ Некрополя. Ты прости, что среди мусорок оставил тебя…Черт, да подумаешь! Он еле контролирует желание. В перерывах между ужасом, когда заполошное, скачущее вразброс сердце едва не запутывается в проводах собственных вспученных вен, и приступами оцепенения, превращающего в кокон, вползает прямиком в солнечное сцепление щекотненькое желание. Нетерпимое… Обязывающее сострадать. Убивать. И сострадать. Агонизирующему человеку. Сидя в углу, скрючиваясь голым несуразным эмбрионом, стискивая виски ладонями – до боли в голове, он тонко воет, – до ватности в горловых мышцах. Так осуществляется сублимация – переход из одного состояния в другое, минуя переходное.
Прости, прости, прости, Беленькая, прости Леночка. Помилуй, потерпи, скоро подружку найдем, скоро… В памяти детство, пряничный закат - ленточкой вдоль спелого июльского горизонта. Леночка – с ленточкой на шейке-былиночке.
Исповедально целуя штык, он чувствует прелесть особого взаимоотношения с чарующим орудием наслаждения.
14
В районе рощицы на дороге появляется подозрительный человек. В плаще, с хозяйственной сумкой. Чересчур энергично следует к трассе… Пока сержант достает из памяти приметы, человек направляется наискось, к трассе.
- Минутку! Предъявите документы.
- Прошу. Человек заметно нервничает, хотя голос его спокоен. – Я, видите ли, с дачи иду. У меня в километре от леска дача. Полноватый мужчина покрывается потом.
- Откройте сумку.
- Инвентарь там… поверьте.
- Откройте сумку. – Голос сержанта совершенно не дружелюбен. Не радует.
- Держите, сами открывайте. Что ж…
А в кармане на всякий случай притаилась отвертка.
15
Прошлый месяц - сплошные неудачи. Скотина! Твою мать! Когда тащил заблаговременно завернутую в покрывало, приготовленную для торжества девушку, обливаясь счастливыми слезами, нарвался на идиотского старикана. Откуда-то взялся, притопал из темноты, лопочет-любопытствует, тянется к заветному грузу. Испортил праздник, изверг! Столько планов – коту под хвост. Падла! И штык в грудь. Послушал минутку – вроде не дышит. И быстро домой. Схорониться, оглядеться. Изнурение продолжалось целую неделю. Вскоре последовала выстраданная награда – у подъезда дамочка на лавочке отдыхает. Ничего такая, в соку. И никого больше. Удача!
- Добрый денечек! Я из собеса. Производим пересчет денежек. Согласно ведомости. Вы у нас…
- Ой, я Лошкарева. А пересчет…
- Конечно. Прибавочка пятьдесят семь рублей. Ну, пройдемте в квартиру. Дома есть кто?
- Нет, одна живу. Я, видите ли, только вышла на пенсию, тонкостей не знаю…
- Ничего, объясню, проясню.
… И вновь стряслось непредвиденное. Побежал в соседний двор – к машине за мешком, прочным, матерчатым. Приготовленным. Ликующий, очистившийся, отжалевший женщину. Хоть и пыталась визжать, но утихомирил скоренько. Осталось лишь тело увезти. Пополнить Некрополь. И так не повезло! Проскочив сквозной гротик арки, ведущей к пятачку, где пристроил микроавтобус, столкнулся с типом в бежевом пальто. Все бы ничего, но тип потянулся к нему, а голос непреодолимо-знакомый заставил обернуться: «Старичок, ты»? Винник – одноклассник бывший. Черт! Сделал вид, что обрадовался – не виделись лет десять. Винник, оказалось, поссорился с домашними и глушил портвешок с забулдыгой Митей – грузчиком из продмага. Вернее, возле детской площадки стоял с бутылкой только одноклассничек. Митя окосел, сидя около качелек, посапывал тупо. Пришлось пару стаканов отравы принять за компанию. Винник слишком раздухарился в винных парах, напирать стал, как тогда, в школе: «Помнишь то, помнишь се»… Вдобавок, гнида, про женщин заколотых трепать принялся. Да о приметах, и что голову набок склоняет убийца – якобы установлено ментами… «Прямо ты, старичок, а? Гы! А может… а?» Так участь свою и резюмировал срочно-бесповоротно, идиот. Благо, реакция осталась, недаром три года боксом в юности отзанимался. Надежды подавал. Винник и не понял ничего. Не успел. Потрогал сонную артерию – готов. Бутылку сунул в руку Мите - полудурку синюжному. Но женщину в квартире оставил…
16
Час ночи. Зырянов склонился над столом, заваленном бумагами. За пять лет, что работает по делу маньяка, есть гора показаний и куча мертвяков, ориентировки по всей стране, двое ошибочно посаженных и выпущенных, покалеченный Малюгин. Допрошены сотни людей. «Заряжены» десятки агентов. Специалисты-психиатры судебные честно обрисовали перспективы – небольшие. Маньяк один. Следов за собой не оставляет – ни спермы, ни крови, ни-че-го. Только характерная пробоина от штыка всегда. Активизируется то летом, то зимой. Внесезонно. Приметы довольно поверхностны…
Станислав листает и листает материалы и копии старых дел. Нужны завязки. Аналогии. Сходства…
«…Обманным путем… под предлогом болезни своей дочери, которая обрадуется, если ее навестит ровесница, увел девочку в поле в двух километрах от ***нска. Там он напал на нее, повалил, разорвал платье, и, угрожая ножом, попытался изнасиловать в извращенной форме. Когда из-за физиологической неполноценности совершить это ему не удалось, *** нанес ребенку удар ножом в спину, наблюдал, как девочка истекает кровью, смеялся, катался по земле. Затем распорол живот, вырвал сердце, кишечник. От полученных ранений девочка скончалась на месте. Забросал тело ветками на привычном месте в перелеске».
«... следует отметить свойственное для него, крайне редкое явление - парадоксальное выделительство: несовпадение групп крови и спермы. При условии поискового признака преступника по групповой принадлежности крови этот феномен обеспечивал своеобразное алиби... Догадываясь, что следствием за совершаемые им убийства разыскивается лицо, имеющее первую группу биологических выделений, он, с целью воспрепятствовать обнаружению у жертв его биологических выделений, запихивал им внутрь землю, листья»…
...На привычном месте… Землю… Землю… А теперь - внимание. Вот оно! Эх, башка садовая! Красная глина только в роще! Возле карьера заброшенного. Где милиционера неделю назад нашли… Девчонка в покрывале, что за сараями убийца бросил, спугнутый дедом… на покрывале - микрочастицы красной глины. Это уже что-то. Сон улетучился мигом…
- Сан Саныч. - Над полковником привидением повис Зырянов. – Слушайте, есть разговор.
- Валяй, Стас.
Зырянов несвойственно весел, и полковник чувствует: нарыл.
17
- Станислав, дуй в Брянск, звонил замначальника УВД тамошнего, у них похожий случай. Очень похожий. Разберись. Иди, оформляй командировку.
- Хорошо, Сан Саныч. Просьба – с глиной красной…
- Подключу военных, ребята прошерстят рощу… Не переживай.
В Брянске, вообще-то, случай не шибко похожий. Но Стас, как ни парадоксально, должен пока уехать. За прошедшие дни полковник собрал в кулак все ниточки. Белый микроавтобус отыскался без труда. По логике. Следующая находка – в роще - заставила его содрогнуться. Зато он окончательно убедился: ждать нужно в этом месте. Точнее, чуть поодаль, в низком кустарничке.
18
Скоро зима. Дорога слегка подсохла, и машина идет устойчиво и ровно. Пополнить Некрополь и остановиться на полгода. Настроение сегодня замечательное. К тому же, дурочка, что в мешке, далась на удивление легко. Проститутка, причем, незаезженная, привлекательная. Купилась на три сотни баксов, решила, что он любит экзотику – как же, полюбоваться на пейзаж в момент соития! И умерла удивительно легко, штык лишь на секунду уперся в горло. Пополнение...
19
- Ты, Соколов, не учел одну штуку… - В руке полковника пистолет. - Гладко обставлялся, умно, но приходит час – и баста. Бог есть, поверь мне. И утомил ты его сильно. Девочек невинных жизни лишал… Столько лет прошло… Винника убил, бутылку подбросил, но не учел, кровопийца. Убивают не только по пьяной ссоре или по заказу. Но и свидетелей нежеланных, хорошо знакомых. Чтоб не указал по случаю, не поведал, где повстречались минувшим вечером... Вот я и вспомнил – школу нашу, класс, Винника с циркулем. И тебя, шакаленком крутящимся за его плечом. И про глину красную, конечно, не забыл. Пробил, где нынче обитаешь, поехал к дому, и - на тебе! Микроавтобус. А все колеса, представь, рыжие… Задерживать-арестовывать тебя не стану. Смысла человеческого нет. Я не буду устраивать следственных действий, зверь. Я - как ты… Только наоборот…
Поздно вечером в дежурной части УВД раздался звонок…
20
Незаметно кончился коньяк. В оставшиеся минуты мы не разговаривали.
Потом я пошел провожать его. У турникета не выдержал:
- Сан Саныч… в смысле, Константин Владимирович. Не все можно простить. Но понять? Можно?
Но он махнул рукой и зашагал к самолету…
…Потихоньку снижаемся. Скоро дом. В эти мгновения меня сверлит вопрос за вопросом. Как случается, что одни из нас при сходных условиях и обстоятельствах, неурядицах, находясь среди себе подобных, однажды в полнолуние сбрасывают шкуру и превращаются в ликантропов - кровожадных оборотней? А другие пишут стихи, учат детей, строят дома. Оставаясь людьми. Где та мера, которой Всевышний определяет каждому его путь? И дождется ли Звягинцев остановки, на которой никого нет? Или он сам вечно сидит на той остановке?
P.S.
«…Оно чудовищно. Натуральное антивещество. Мощь, мощь своеобразная, сила проступающая… Невидимая, но, чувствую, колоссальная, неземная… Подавляет, подчиняет – сходу. И принцип. Оно сразу обозначило свой принцип - отсутствие законов, чувств, смыслов.
Смыслы... Понимаете, вот человек – букашка никчемная от природы. Гнида мелкая, вши прообраз. А спеси сколько в глазках вылупленных фасеточных! Брюшко жирненькое, от самодовольства, гляди, лопнет – требухой зеленой на стену опрокинется… Щупальцами мохнатенькими шустро перебирает… Под себя, под себя… Ить-ить-ить, - камушки блестящие отдельно, дерьмецо – отдельно… Секс дюже обожает, грязные, потаенные думки лелеет об извращениях и гнусности похотливой… В джипе черном ездит, войны ведет, шампань со льда попивает, деньги в закромах складывает - кирпичами. Жрет, потеет, ворочается, завидует. Тешится отрезком жизни, гадит до поры, пока не нарвется однажды на шепоток: «Иди и принеси мне жертву», - лаконично и конкретно. В сочетании с лапой грузной, растопыренной у кадыка... Существо запредельное. Готовое моментально кадык вырвать и сожрать… Здесь же. Чавкая, отрыгивая на тебя кровавую накипь… Пока в судорогах отходишь. И понимаю, дрожа – вот моё определение - ценник пятикопеечный. И выбор один. Забирать. Себе - жизнь. Ему - душу. В какой-то день, была, по-моему, суббота, - ха! - оно расслабилось, отошло в сторону… мне удалось сбежать. Я спрятался в подвале. Там повсюду валялась рухлядь, банки, старый велосипед упирался в колено. Стеллажи деревянные с вялой морковкой. Морковку смахнул, устроился на полке. Призадумался. Детство вспомнилось, сумки с яблоками на велосипедном руле. Хорошо, отчетливо ощутил вкус антоновки, запах сена застоявшийся, прелый… Речка с берегом глинистым… Туман извивается клубочками. Часа два отсиживался. Там, в подвале, в темноте пришло понимание, что избавиться от Него не суждено. Я аж запел что-то… Колыбельную. Расчувствовался, не поверите. Ощутил - нет, ни за что не освободиться. И смех пробрал. Почему? Да потому, что Оно – не Оно. Оно - я. Я сам.
…Душевно люблю резать. Чрезвычайно. Чтобы ощущать себя не той букашкой сопливой… Раскольников тоже хотел, но - слабак! Признаюсь, обожаю представлять свою лапу жадную у чьего-то прыгающего кадыка…
…Обидно и скучно мне на пожизненном. Раньше хоть расстреливали. Там бы я сам с собой повстречался…»
Фрагмент магнитофонной записи беседы с серийным убийцей H***ым.
| | |
| |
