| Литературное общество Ingenia: Илья - Никто не может работать двум господамРаздел:  Проза | | Автор: Илья | | Баллы: 0 | | Внесено на сайт: 26.01.2007 |
| | Никто не может работать двум господам | | Мне приснился сон. Это было тем более странно, что последние недели я вообще не видел снов. Абсолютно никаких. А тут вдруг, в камере, под вонючим тюремным одеялом меня посетили видения. Не знаю, что послужило причиной их появления, наверное, воспаленное воображение вкупе со свалившимися испытаниями. Не знаю…
Вот мрачное сырое подземелье:
- Скажешь?
- Благодарни суще недостойнии раби Твои, Господи…
- Бей, - холодный и тихий приказ.
Бич, взвизгнув, рассек воздух, и глухую тишину разорвал протяжный стон.
- Еще!
Свист. Удар.
- Еще!
Окровавленный кусок мяса, недавно бывший человеческим телом безвольно обвис на цепях дыбы.
- Воды.
Палач послушно выплеснул на изорванного хлыстом человека полведра соленой воды. Тело вздрогнуло и зашлось в судороге. Крик вновь нарушил покой холодных стен. Монах, руководящий пыткой, за волосы поднял голову мученика и прошипел:
- Скажешь?
- Да-а-а-а… - словно стон.
Вот монах уже вошел в пахнущие свежим деревом, недавно возведенные палаты.
- Где игумен? – спросил нетерпеливо у писца, пристроившегося подремать на лавке.
- Так батюшка… играть изволют, - испуганный голос.
Бородач, круто развернувшись, поспешил к собору. Взбежав на башню колокольни замер, глядя, как безумствует чернец, заставляя колокола заливаться не свойственной им песней.
- Пришел, наконец, пономарь, - неожиданно бросив веревку, словно плюнул старец. - Забыл ты Господа! Забыл, собака! Держи!
Сунул монаху веревку. Вместе они вновь неумело, но от души раскачали пудовые била, пугая стаи воронов, слетевшихся со всей округи откушать мертвечины, коей стали так богаты здешние окрестности.
Вот, наигравшись до пота, игумен и пономарь, уселись передохнуть на полу колокольной площадки. Заметив, что взгляд старца становится чуть более осмысленным, бородач решился:
- Батюшка, сегодня Феодор, настоятель Соловецкий, сознался… Последний…
Вот огромная и холодная дворцовая палата. Вдоль правой стены бояре, вдоль левой священники. Отдельно - белобородый старец в парадной церковной одежде. Все в ожидание, лишь гордый старик спокоен.
Вот двери открылись. В палату буквально ворвался игумен в окружении нескольких монахов. Все веселы и возбуждены. Бояре и священники вскочили и склонились до полу. Игумен сел на трон во главе палаты, свита расположилась округ.
- Продолжим, судии! Князь, приступай.
Один из монахов (тот самый бородач) выступил вперед, развернул свиток и начал чтение: «А еще митрополит, будучи иноком Соловецкого монастыря, колдовство творил, коему обучен был старцем Ионой Шаминым. А, став игуменом того монастыря, продолжил колдовство творить и братию к тому делу поганому привлекать. Иноки Саваттий, Вассиан и Иоанн, раскаявшись пред лицом Господа, показали, что посылал их настоятель на монастырское кладбище выкапывать свежие останки почивших монахов, отрезать им мужские чресла, кои по ночам использовал в тайных обрядах, к которым и их привлекал. Иноки Зосима и Михаил показали, что посылал их игумен к поморам, кабы, когда у тех умирал ребенок, еще не успевший согрешить, тело бы его выкупали и несли ему, для сатанинских деяний, почитай каждую ночь творимых. А, уходя на служение в Москву, игумен вместо себя оставил в настоятелях Феодора, наиболее других в его обряды посвященного, коий показал…»
Тут монах прервал чтение.
- Да, впрочем, он здесь, не угодно ли батюшке будет послушать сорванца?
Старик на троне кивнул. Тут же в палату втолкнули истощенное, одетое в грязные одежды существо.
Не медля, монах начал допрос.
- Поведай, кто таков.
Человечек вздрогнул, испуганно глядя на грозного монаха, тихо ответил:
- Настоятель… Бывший настоятель Соловецкого монастыря Феодор, в миру Игнатий Шорохов.
Благородный церковник на своем месте, вдруг напрягся, внимательно всматриваясь в свидетеля.
- Знаком ли с митрополитом? Давно ль?– продолжился меж тем допрос.
- Знаком кня… батюшка. Постриженик я его.
- Какие меж вами отношения.
Бывший игумен опустил голову и прошептал:
- Любил он меня, привечал.
- Та-а-к, - ласково протянул монах, явно наслаждаясь унижением допрашиваемого, - а скажи ка нам, чем же вы занимались по ночам с нашим митрополитом?
Человечек поднял голову. В глазах слезы.
- Ночами, батюшка, мы вершили обряды сатанинские.
- И в чем заключались те обряды.
- Собравши достаточно чресл мужских и измельчив их, да заполучив крови безвинных младенцев, мы с игуменом все смешивали, добавляя к тому же немного крови козла и петуха. Смесь та должна была настояться шесть дней и пять ночей. Потом, по приказу настоятеля, с Земли, якобы на исповедь, привозили девку потемней да побезродней. На шестую ночь, на пустыре, что в двух верстах от обители, снявши с себя кресты нательные и испивши смеси адовой, мы молились антихристу. А потом плясали вокруг огня и девку пользовали. Под конец обряда девку ту приносили в жертву и сжигали. А еще игумен просил Сатану изжить с сего света человека Божьего, царя нашего…
- Хватит! - Слово прозвучало негромко, но в палате вмиг повисла тишина. Митрополит поднялся, - Хватит мучить человека. Бог простит тебя Феодор. А я? Я пришелец на этой земле и, как все отцы мои, готов страдать за истину. Радуйся, царь! Я отрекаюсь от сана, лишь бы не страдали из-за меня слабые люди.
Он замолк и обвел всех взглядом, а потом:
- Выносите свой приговор клир да бояре. Помните только, что есть и еще один суд, на котором, Бог даст, все мы и встретимся.
Произнеся эти слова, гордый стрик направился к выходу. Монах на троне вскочил, глаза безумны, в уголках губ слюна, рот искривился в истошном вопле:
- Взять!!!
Стрельцы бердышами преградили путь митрополиту.
Вот ночная зимняя дорога. Одинокий всадник на взмыленной лошадке скачет средь спящих мертвым сном лесов. Загнанный конь захрипел и пал близ большого города. Всадник осторожно обошел въезжую заставу и побежал к великолепному храму, возвышающемуся над слиянием двух рек.
- Чего надоть? – спросил его заспанный сторож, открывши дверь после долгого стука.
- Пусти ради Христа, дело у меня к настоятелю.
- Утром приходи.
Бывший всадник пал на колени.
- Не терпит до завтра, мил человек. Поди, позови батюшку. И привет от Феодора передай. Того, что острова.
Дверь закрылась, чтобы вскоре открыться вновь. За ней человек в наспех накинутой рясе.
- Чего прибег, - хмуро, не поздоровавшись, спросил хозяин.
- Замерз я очень, Илларион. Допусти, ради Христа, погреться.
Настоятель (а это именно он) с сомнением посмотрел на гостя и, наконец, отступил, давая дорогу. В монастырской пристройке Феодор сел на лавку возле печи.
- Чего прибег, - повторил вопрос Илларион, не дав ему даже руки протянуть к огню.
- Мне надо увидеть митрополита, - ответил Феодор, не глядя на священника.
- Ишь чего захотел, поганец! Нету больше твоего митрополита, уж год как нету! Истинный митрополит Кирилл в Москве! Пошел вон отсюдова, дьявольское отродье!
Вскочив Илларион замахнулся посохом, но гость не двигаясь с места и не глядя на священника сказал:
- Я ведь метлу с собакой ношу, Илларион, и много чего про тебя могу рассказать брату пономарю, коли просьбу мою не исполнишь. Знаешь ведь, за мной не станет.
Рука с занесенным посохом замерла и настоятель мешком опустился на лавку.
- А если пущу, все одно же расскажешь?
- Нет. Клянусь Господом!
- Знаю я твою клятву, - сморщился Илларион, помолчал и, видимо решившись, произнес, - идем.
Взял свечу, не выходя на улицу, повел Феодора к какой-то двери.
Вот спустились они в подземелье, побрели по холодному коридору, которому, кажется, нет конца, дошли до дверцы высотою по пояс взрослого мужчины. Илларион достал из кармана ключ и, пробормотав: «Здесь», открыл дверку. За ней непроглядная тьма. Феодор забрал свечу:
- Оставь нас, игумен.
Тот нерешительно переступил с ноги на ногу, поджал губы и исчез в темноте. Феодор, согнувшись пополам, влез в темницу, которая, в тусклом свете больше напоминала собачью конуру. В углу, скрючившись, лежало голое человеческое существо, накрытое грязными тряпками. Глаза закрыты. Ноги, видно познавшие колодок, распухли и загнили от непромытых ран. Даже в свете свечи на теле видны рубцы.
- Господи, что они сотворили с тобой батюшка?!
Веки узника вздрогнули. О, Боже! Взгляд не безумен. Душа еще жива! Как можно жить и мыслить в таком страдании? Феодор сел на корточки (по другому в конуре находится невозможно) и погладил старика по голове.
- Прости меня, отче, - шептал он, а в глазах, как тогда, на суде стояли слезы, - я не выдержал. Но… я спасу тебя, батюшка. Надо спешить. Завтра здесь будет пономарь. Я знаю, я слышал, Изверг приказал убить тебя. Но мы успеем! Мы должны успеть. Есть немного серебра, чтобы купить лошадку… Что? Ты что-то хочешь сказать, отче?
Феодор наклонился к самому лицу старика и услышал:
- Никто не может работать двум господам…
Но что это? Лязг металлического засова. Шаги. Не будет спасения…
Лязг металлического засова. Шаги.
- Подъем, - резкий толчок в бок, - живо на допрос.
Я шел по коридору и меня не отпускала мысль - лица митрополита Филиппа и Малюты Скуратова мне кого-то напоминали. Но кого? | | | | Обсудить на форуме |
| |
