| Литературное общество Ingenia: Петр Дубенко - «Свои против своих» часть вторая глава четвертая | | «Свои против своих» часть вторая глава четвертая | | От пережитого степь насупилась и помрачнела. День был в самом разгаре, но спрятавшие солнце тучи висели так низко над землей, что выпущенная из лука стрела могла бы достать до их темных боков, поэтому и казалось, что наступил вечер. Иногда почти бесшумно принимался накрапывать робкий дождик, который очень быстро кончался, но еще не успевала высохнуть омытая им трава, как редкие капли снова начинали падать на землю. Так продолжалось с самого утра, степь размокла, покрылась лужами и заблестела мокрой травой. Только вокруг огромного многолетнего тутовника покрытая пылью земля оставалась нетронутой, потому что дождь, как ни старался, не мог добраться сюда, путаясь в густой пожелтевшей листве разлапистого дерева.
Стоя под этим живым навесом, Артембар смотрел на могучий потрескавшийся от времени ствол и, перебирая в голове тяжелые мысли, слушал как падающие с небес капли выбивали на пожухлой листве едва слышную заунывную мелодию осени. За его спиной, шагах в пятидесяти сквозь пелену дождя виднелся шатер Томирис, белые стены которого сейчас отчего-то казались серыми и угрюмыми. Четыре стражника с сигариссами на плечах замерли у входа, совсем не замечая дождя, с ног до головы промочившего каждого из них. Но глядя на неподвижных стражей, вынужденных мокнуть под холодным дождем и мерзнуть на ледяном ветру, Артембар завидовал им. Завидовал потому, что они так и останутся стоять снаружи, а ему вскоре придется оказаться внутри, где уже собрались вожди, которые с нетерпением ждут его появления. Одни ждут потому, что не могут представить себе резговора без великого, покрывшего себя славой Артембра, который храбростью своей спас остатки попавшего в ловушку отряда молодых массагетов. Другие, и таких большинство, для того, чтобы, припомнив даже то, чего никогда не было, обвинить вождя во всех неудачах. Но не это пугало Артембара, не это заставляло его оттягивать тот момент, когда он отодвинет тяжелый полог и ступит на устланный шкурами пол царского шатра. Он не боялся ни упреков в понесенном поражении, ни даже обвинений в предательстве. Но он содрогался при одной только мысли о том, что там он встретиться с ней, с Томирис. Сможет ли он посмотреть в ее заплаканные глаза? Сможет ли объяснить, что ... Да и нужны ли ей эти объяснения? Поверит ли она в то, что если это было бы в его власти, он поменялся бы со Спаргаписом местами и ни на мнгновенье не пожалел бы об этом?
- Артембар. – Тихо прозвучал голос Шемергена. Артембар повернулся и посмотрел на стоявших перед ним разведчиков, закутанных в длинные плащи, по которым потоками стекала дождевая вода. От навалившейся усталости люди еле стояли на ногах, их изможденные, осунувшиеся лица без всяких слов могли рассказать о трудностях, выпавших на долю каждого из них в последние несколько дней. Чуть впереди стоял Шемерген, правая рука которого была обмотана обрывками тряпок, черными от насквозь пропитавшей их крови. – Его нигде нет, Артембар. Ни среди убитых, ни среди живых.
- Плохо искали! – Отрезал Артембар, не желая верить услышанному и снова отвернулся, чтобы скрыть от своих людей исказивший лицо испуг.
- Мы осмотрели каждый труп, Артембар. – Несогласно покачал головой Шемерген. – Мы даже обрубки не пропускали. Каждую руку, каждую ногу со всех сторон рассмотрели. Три раза обошли равнину, но...
- Так обойдите еще раз! – Прервал его Артембар. – Чем стоять здесь, лучше займитесь делом.
В наступившей тишине, Шемерген недвольно почесал кончик носа и, обернувшись к застывшим позади него разведчикам, коротким кивком головы отправил их на продолжение поисков. Без лишних слов разведчики снова побрели в размытую дождем степь, с трудом переставляя уже негнущиеся ноги.
Оставшись наедине с другом, Шемерген некоторое время молчал и болезненно морщась растирал недавно вывихнутое плечо, которое после боя напомнило о себе тупой ноющей болью.
- Конечно, они обойдут и осмотрят. – Начал он после недолгой паузы. – Но ты сам знаешь, что это бесполезно, так зачем зря мучить людей, которые и так выбились из сил?
Артембар согласно закивал головой:
- Да я знаю. – Устало пробормотал он и тут же добавил. – Но я не могу в это поверить. Если он жив и...
- Но ты не можешь и изменить этого. – Шемерген остановил Артембара, положив руку на плечо друга. – То, что уже случилось неподвластно нам и сколько бы раз наши люди не обошли место боя, ничего нового они там не обнаружат.
- Ты прав, друг, но как мне ей сказать об этом? - Мгновенье назад Артембар был абсолютно уверен, что нет для него испытания ужаснее, чем посмотреть в глаза матери, которая по его вине потеряла сына. Но сейчас он понимал, что ошибался.
- Может, она обрадуется? Все-таки он жив. – Шемерген изо всех сил старался поддержать друга, понимая, что душа его сейчас затянута тучами почернее, чем те, что с самого утра заволокли небо. Но Артембар слишком хорошо знал, что такое война. Этот кровожадный зверь, разбуженный человеком, не знает жалости, он не признает сочувствия и чужое горе не вызывает в нем сострадания. Сколько раз сам он, захватив сына вражеского вождя, начинал бепощадно диктовать ему условия и ни слезы, ни мольбы несчастного родителя не трогали его одетого в броню ненависти и вражды сердца. И сколько раз, получив отказ, он недрогнувшей рукой убивал ребенка того, кто ради его спасения не желал покорно склонить своей головы. И теперь, вспомнив все это, Артембар произнес слова, которые, будь они услышаны Томирис, заставили бы ее содрогнуться от мысли, что она любила этого человека:
- Видят боги, там, - Артембар махнул рукой в ту сторону, где невидаимая его взгляду расстилалась усыпанная трупами равнина, на которой совсем недавно кипел страшный бой. – там, я бы не задумываясь отдал жизнь за него. Но теперь я буду молиться о том, чтобы Спаргапис оказался мертвым. Потому что если он жив.... – Вместо слов Артембар лишь сокрушенно покачал головой и под столетним тутовником надолго воцарилось тягостное молчание. Артембар продолжал изучать неглубокие трещины в древесной коре, которые протянувшись по всему стволу, как будто линии судеб сотен тысяч людей причудливо переплетались в затейливый узор жизни, то расползаясь в разные стороны, то пересекаясь в одной точке. А Шемерген через голову стянув пропитанную кровью и потом рубашку, с несказанным удовольствием подставил уставшее тело под секущие холодные струи.
Вскоре, нарушая тишину дождя, за спиной Артембара послышались торопливые хлюпающие шаги, а чуть погодя раздался трескучий голос вождя островных саков Скунху.
- Ты не спешишь явиться в шатер царицы, Артембар. А между тем к нам прибыл посол Куруша. У него для нас важное предложение.
- Какое? – Не поворачиваясь к Скунху, Артембар и Шемерген посмотрели друг на друга, прекрасно понимая что за предложение привез посол.
- Не знаю. – Скунху пожал плечами. – Вот-вот он должен явиться к царице. Все, кто прибыли, уже собрались в шатре у Томирис. Нет только тебя.
Артембар вздохнул. Как не оттягивай этот страшный момент, но он все равно наступит! И понимая это, Артембар подхватил висящий на толстой кривой ветке пояс с акинаком, подвязал им свою длинную рубашку и прямо так, не прячась от дождя под непромокающей кожей плаща, зашагал к шатру, где его ожидало тяжелое испытание. И всю дорогу до шатра его провожал сочувственный взгляд Шемергена, который в первые в жизни был бессилен помочь своему другу.
Войдя в шатер, Артембар замер у входа и, стараясь не смотреть вперед, туда, где стоял царский трон, обвел взглядом собравшихся. Здесь действительно были все восемь вождей, что волею богов оказались в шатре царицы, разбитом в небольшой лощинке, которая затаилась в степи вдали от основных сил обоих сторон. В десяти фарсахах от этого места томились отряды массагетов, опечаленных смертью своих братьев и рвущихся в бой, чтобы отомстить за пролитую сакскую кровь. Еще дальше на юг распростерся лагерь персов. Одержав столь славную победу над обманутым врагом, в награду от своего царя персидские воины получили богатый пир, на котором ограниченно было только вино, сгубившее массагетов. Всего остального Куруш Бузург не пожалел и, воздав должное его щедрости, персы тоже с нетерпением ждали новых встреч с врагом, который на поверку оказался не таким уж и грозным, как расписывали его маргуши и другие южные племена. Но пока воины готовили оружие и проверяли доспехи, вожди их ждали другой, не менее важной и жестокой схватки, проходить которой было суждено не в чистом поле под звон акинаков и свист стрел, а в теплом уютном шатре под убаюкивающий шелест дождя.
Под высоким куполом шатра висела гнетущая тишина и даже небольшой костерок, жизнь в котором едва теплилась на красно-белых углях, не смел нарушить воцарившееся молчание привычным треском сухих веток или шипением сырой соломы. Как всегда, рядом с троном, изредка бросая друг на друга горящие злобой взгляды, сидели Фрада и Гаубат. Даже общий враг, который появился у них сейчас в лице персов, не мог до конца примирить двух извечных противников и, глядя на них, Артембар вдруг подумал, что, наверняка, когда один из них покинет земную обитель, то второй вскорости зачахнет от тоски и печали. Настолько сильно срослись их ненавидящие души. Рядом с Фрадой, опустив головы и не отвечая на безмолвное приветствие Артембара, сидели Кирдерей, Баридат и еще трое вождей, которые уже давно привыкли к тому, что их называли «тени Фрады». На фоне многочисленных сторонников своего врага, Гаубат выглядел одиноким и всеми покинутым – даже Скунху, который на каждом совете заглядывал в рот «белой лисы», сегодня почему то сидел справа, среди тех, кто всегда поддерживал Фраду.
Пройдя нелево и, устало опустившись на старые затертые шкуры, Артембар не выдержал, украдкой бросив косой взгляд на Томирис, которая теперь оказалась совсем рядом. Последний раз он видел ее четыре дня назад, когда вместе со Спаргаписом отправлялся на передний край и сейчас, мимолетно прикоснувшись глазами к обожаемому лицу, Артембар ужаснулся от того, как сильно изменилось оно за это короткое время! Седина, которая раньше была редкой, почти незаметной и, слегка серебрясь на висках, скорее красила царицу, нежели делала ее старой, теперь накрыла своей сетью почти всю ее пышную шевелюру. Волнистый волос Томирис не рассыпался больше по ее дивным плечам привычным рыжим водопадом, в котором Артембару всегда хотелось утонуть и никогда не вплывать на поверхность. Теперь поблекшие локоны были спутаны, и свалявшимися нерасчесанными веревками свисали вниз, делая Томирис похожей на старую ведьму. Покрасневшие от бессонницы глаза утратили былой блеск, и под ними залегли черные круги переживаний. Скулы резко выпирали на похудевшем лице, а белые бескровные губы были сплошь искусаны царицей в мгновенья отчаяния. Даже шея, изящная гладкая шея, которой прежде восхищался каждый видевший царицу мужчина, теперь стала худой, морщинистой, и посеревшую обвислую кожу насквозь избороздили безобразные красно-синие прожилки. Казалось, время, до этого щадившее царицу, за последние сутки решило наверстать упущенное и разом взять с Томирис все, что та ему задолжала.
Почувствовав на себе взгляд Артембара, Томирис тоже покосилась на него и этот мимолетный взгляд обжег вождя сильнее, чем прикосновение раскаленного металла. Он даже вздрогнул, встретившись с ее зелеными глазами, потемневшими от наполнившей их печали, и поспешил отвернуться, сделав вид, что ожидает появления посла.
Посол действительно вскоре появился. Раздвинув завесившие вход шкуры, в шатер вошел средних лет человек в черном плаще и кидарисе. Заложив руки за пояс, даже не думая кланяться сидевшей перед ним царице, он прошел на середину шатра, оставляя за собой большие куски липкой грязи. Остановившись в трех шагах от окаменевшей Томирис, нахально глядя ей прямо в глаза, посол Куруш Бузурга не спешил обнажить перед царицей голову, что было верхом дерзости. Едва сдерживая разрывавший их сердца гнев, массагетские вожди сжимали кулаки и, скрепя зубами, молча наблюдали за унижением своей царицы, но Томирис, казалось, было все равно. Не выдержав, Гаубат едва слышно процедил сквозь зубы:
- Вы только подпрыгнули над землей, а уже возомнили, что превратились в орлов и парите над степью.
Но посол лишь усмехнулся в ответ и, поигрывая золотыми бляжками своего плаща, продолжал молчать, ожидая, что Томирис заговорит с ним первой.
- Я слушаю тебя. – Тихо произнесла царица и в голосе ее теперь не звучали переливы звонкового весеннего ручья.
Все так же молча посол просунул руку под мокрый плащ и, следя за каждым движением перса, вожди напряглись, ожидая от этого нахала любой подлости. Но вместо оружия перс достал из-за пазухи обыкновенный кожаный пояс, по обоим краям которого тянулись неровные ряды золотых заклепок. Но обыкновенным этот пояс был для всех, кроме Томирис, которая не могла не узнать его даже если бы он лежал в куче из сотен точно таких же поясов. Это был пояс Спаргаписа и едва завидев его, Томирис, сделалав глубокий судорожный вдох, как будто забыла выдохнуть и так и осталась сидеть с застывшей на вдохе грудью, испуганно вжавшись в огромную спинку трона.
Держа заляпанный кровью пояс за один конец, посол поболтал им в воздухе и бросил к ногам онемевшей Томирис.
- Твой сын у нас, царица массагетов. – Сильным акцентом коверкая слова, коротко озвучил посол то, что все и так уже давно поняли. – И если ты хочешь спасти его жизнь, то тебе придется выполнить все, что через меня передает тебе мой повелитель – великий, всемогущий Куруш Бузург – царь персии и всей азии.
Томирис наконец выдохнула и, пытась справиться с дрожью в голосе, заговорила так тихо, что посол, подняв брови дал понять, что ничего не расслышал.
- И что же он хочет, твой царь? – Повторила Томирис и все заметили, как задрожал ее подбородок.
Посол снова усмехнулся и Артембару захотелось голыми руками разорвать его на мелкие кусочки.
- Завтра, до того момента, как солнце пройдет половину своего пути, ты должна предстать перед моим царем и, покорно склонив голову, войти в его шатер как обыкновенная рабыня. А каждый массагет должен сложить оружие и стать верным данником персов, который по первому зову своего господина является к нему и безропотно выполняет любую его волю. Если все будет так, то великодушный Куруш Бузург сохранит твоему сыну жизнь. Он не общеает ему свободу, но жизнь... Жизнь он ему подарит.
- А если нет? – Раздался голос Гаубата, который видел, что Томирис больше не может говорить и вообще едва держится на троне.
- А если нет – сына царицы ждет страшная смерть. – Ответил посол и с лица его исчезла улыбка, которую тут же заменил звериный оскал. – Можешь поверить, царица массагетов, наши палачи хорошо знают свое дело и сумеют придумать сотни способов, чтобы заставить твоего сына выть от боли, так что уже после первого десятка способов он начнет умолять нас о смерти.
Томирис закрыла глаза и как то белезненно сжалась всем телом, как будто невидимые персидские палачи прямо сейчас опробовали на ней самой придуманные для Спаргаписа пытки.
- Это все? – После долгой паузы спросила Томирис, едва сумев открыть глаза, которые не видели ничего, кроме ярких разноцветных вспышек.
- Да, это все. – Так же коротко ответил посол и, еще раз окинув собравшихся в шатре вождей нахальным, полным презрения взглядом победителя, посол, не прощаясь с царицей, развернулся и зашагал прочь. Остановившись у самого выхода, он оглянулся на обмякшую Томирис и решил напоследок еще раз напомнить царице о времени, в которое его повелитель ожидает ответа. – Завтра, до того момента как солнце пройдет половину своего пути.
Тяжелые шкуры сомкнулись за спиной посла и долго лишь шум дождя, скользящего по натянутым стенам шатра, нарушал тишину. Вожди избегали смотреть даже друг на друга, а уж бросить взгляд в сторону застывшей в неподвижности Томирис не решались даже самые смелые из них. Наконец, откашлившись, Гаубат почесал спутанную бороду и прервал молчание:
- Часто тишина бывает хорошим союзником, но сегодня она нам не поможет. Как бы трудно это не было, мы должны решить, что нам делать.
- Может, стоит отложить этот разговор ненадолго? – Нерешительно предложил Баридат. – К рассвету сюда подоспеют многие уважаемые вожди. Здесь соберется почти весь совет. Недосчитаемся только некоторых. Тогда можно будет...
- Это ни к чему. – Неожиданно громко прозвучал голос Томирис. Совсем недавно он срывался при каждом слове, а сейчас вдруг стал твердым и решительным. – Речь идет обо мне и моем сыне. Значит, мне и решать.
Вожди переглянулись, только Артембар по-прежнему не поднимал бритой головы, опасаясь встретиться с Томирис взглядом. Но та, произнеся эту короткую речь, снова ушла в себя и, не говоря больше ни слова, пристальным немигающим взглядом смотрела на пляшущие языки пламени.
И снова только Гаубат решился заговорить первым:
- Прости, царица, но... решать не тебе. Вернее, не только тебе, я бы так сказал. – Вздрогнув, Томирис вышла из сковавшего ее тело состояния, в тягучей пелене которого застывали мысли и слова. Медленно повернув голову, царица посмотрела на своего преданного советчика так, будто не узнала его – удивленно и вместе с тем возмущенно. И попав под зеленый огонь блестящих слезами глаз, Гаубат поспешил отвернуться и дальше говорил уже глядя в сторону. – Да, Спаргапис твой сын и не будь ты царицей... Но ты царица. Царица всех массагетов и от тебя сейчас зависит судьба всего нашего народа. Да что я тебе рассказываю, как маленькой девочке? Ты все это не хуже меня понимаешь.
- Нет, не понимаю. – Упрямо наклонив голову, заговорила Томирис и с каждым словом ее голос становился все громче и громче. – Да, я царица. Да, от меня зависит судьба всех массагетов. Но нет в этом мире такой силы, которая заставила бы меня обречь Спаргаписа на страшную смерть. Тем более я не сделаю этого, чтобы усидеть на этом проклятом богами троне.
- Речь не о троне. – Недовольно поморщившись, попытался возразить Гаубат. – Никто из нас не думает, что ты готова обменять жизнь сына на трон. Уж я то точно так не думаю. Но, к сожалению, если ты наделен властью, то жизнь твоя принадлежат не только тебе. – От нахлынувших неприятных воспоминаний Гаубата передернуло, но, взяв себя в руки, он продолжил. – Пятнадцать лет назад я потерял сына. Все знают, как это случилось. Я бы мог помочь ему, но для этого мне пришлось бы увести свой отряд с поля боя. А тогда это было все равно, что обречь на смерть несколько тысяч массагетов. Он погибал на моих глазах и глядя на это, я плакал, а сердце мое обливалось кровью. Я молил богов помочь ему так, как до этого не молился ни один сак. Но уповая на помощь богов, сам я остался верен своему долгу. Мой отряд так и не сдвинулся с места и я смотрел издалека, как враги убивают.... Э-хе-хе. И я поступил так, не потому, что не любил сына или власть в племени была для меня дороже. Я бы не задумываясь умер вместо него. Но...
- А для меня «но» не будет!!! – Звонко выкрикнула Томирис, так сильно хлопнув маленькой ладошкой по золотым рогам-подлокотникам, что вожди услышали треск костяшек в ее тонких пальцах. Томирис вскочила на ноги – ей казалось, что так вожди лучше услышат ее – но в тот же миг она пошатнулась, в глазах потемнело, резкая боль сжала виски и, обеими руками обхватив голову, Томирис с отчаяньем пыталась собрать остатки сил, чтобы суметь сказать вождям то, что бушевало в ее груди. С трудом устояв на задрожавших ногах, Томирис сумела сделать несколько шагов и повернуться так, чтобы видеть всех собравшихся вождей. – Больше десяти лет я верой и правдой служила нашему народу. Вам в том числе. И чтобы быть справедливой, мудрой царицей я жертвовала всем. – Слезы сами потекли по бледному лицу и дальше Томирис говорила сквозь надрывный плач. – Всем, что у меня было дорого. Своей свободой, счастьем, любовью. Всевидящие боги не дадут мне соврать, если бы понадобилось, я бы пожертвовала и жизнью. Но только своей жизнью. – Томирис ударила себя кулаком в грудь и собственный же удар чуть не сбил ее с ног, так слаба она была в этот момент. Все видели как тяжело царице дается эта речь, при каждом слове которой Томирис была на грани обморока. Чтобы не упасть, она часто расставляла руки в стороны и потряхивала головой, пытаясь вернуть уползающее в темноту сознание. Иногда предательски дрожащие ноги подкашивались, и царица едва не оказывалась на полу, но каждый раз она каким-то непостижимым образом находила в своем изможденом теле силы, чтобы продолжить.
- Да, я жертвовала ради вас всем и попробуйте только сказать, что это было не так. Я делала это ради каждого из вас!!! – Снова выкрикнула Томирис, вытянутой рукой показывая на вождей. – Так неужели теперь я не вправе требовать жертв от вас?
- Обречь всех массагетов на рабство – это не жертва. – Коротко заключил Гаубат. – Это... – «белая лиса» хотел было продолжить свою мысль, но подходящих слов в его голове не нашлось и вместо этого он лишь безнадежно махнул рукой.
Томирис застыла на одном месте. С силой зажмурив больные глаза, она бессильно опустила непослушные руки и тихо простонала:
- Вы требуете от меня невозможного.
- Ты тоже, царица! – Заговорил Баридат. – Если бы ты потребовала прямо сейчас оседлать коней, чтобы налететь на персов и, взяв в помощники внезапность, попытаться отбить Спаргаписа, мы бы с радостью ринулись в бой. И хотя каждый из нас встретил бы в этом бою смерть, ни кто бы даже не подумал отказаться. Но позволить тебе надеть цепи на всех массагетов мы не можем. Это невозможно.
При этих словах новый приступ гнева овладел Томирис и придал ей сил и энергии.
- Ах, значит, вы не позволите?! – Вскричала она. – Да как ты смеешь?! В конце концов, я – царица и закон здесь мое слово, а не ваша прихоть!
- Томирис! – Попытался было образумить царицу Гаубат, но его голос не был услышан.
- Стража! – Повелительным голосом выкрикнула Томирис и тут же в шатер вломилось четверо вооруженных сигариссами массагетов исполинского роста и могучего телосложения. Вожди опешили – такого поворота событий не ожидал никто.
Томирис в очередной раз покачнулась и была вынуждена ухватиться за плечо одного из вошедших стражников. Она уже совсем не чувствовала своих ног, которые подгибались под ней при каждом шаге. Глаза, которые заволокла темная пелена, не видели ничего, кроме красных сполохов горящего рядом с ней костра и окружавших ее темных расплывчатых силуэтов вождей, часто сливавшихся в одну большую тень, тянувшую свои кровавые руки к самому дорогому, что у нее было. Тяжело дыша, Томирис напрягла остатки сил и заговорила с трудом ворочая отяжелевшим языком, после каждого слова прерывая свою речь коротким стоном.
- Я не позволю вам убить Спаргаписа! Вы можете говорить что угодно, но я уже все решила и тот, кто попытается меня остановить... – Томирис выразительно показала на собравшихся за ее спиной гигантов. – Завтра же... Нет, сейчас же, немедленно я отправляюсь к Курушу...
- Опомнись, царица! – На этот раз не выдержал и Фрада, который на протяжении всей этой сцены оставался самым спокойным. – Ты даже не знаешь, правда ли жив Спаргапис. Пояс можно снять и с мертвеца!
- Не сметь!!! – Пронзительный крик Томирис протяжно зазвенел в ушах вождей. – Не сметь говорить так! Он жив... – Но внезапно Томирис замолчала и, обхватив голову руками, стала медленно оседать на пол. Растерянные вожди продолжали сидеть на своих местах и наблюдать за безвольным падением царицы, которая сначала опустилась на корточки, а мгновенье спустя, по-прежнему не отрывая рук от головы, завалилась на бок и замерла, сжавшись в маленький неподвижный комочек.
Первым в себя пришел Артембар. Подскочив к Томирис, он, не помня себя от охватившего его страха, перевернул царицу на спину и склонившись над любимым лицом, с облегчением ощутил на коже тепло тяжелого, прерывистого дыхания.
- Она жива? – Тихо спросил Гаубат, который боялся даже пошевелиться. Артембар кивнул головой и, не говоря ни слова, подхватил безвольное тело Томирис на руки. Провожаемый напряженными взглядами вождей, он прошел через весь шатер, обогнул пустующий трон и, ногой откинул в сторону полог из медвежьих шкур, который отделял «торжестенную» часть шатра от покоев царицы.
Увидев его с «мертвой» царицей на руках, Спаретра – немая рабыня, с малых лет жившая в шатре Томирис – схватила себя за волосы и завыла так, что тонкие стены содрогнулись от этого звука. Услышав этот заунывный вой, вожди как будто очнулись от тяжелого сна, встрепенулись, соскочили со своих мест и двинулись вслед за Артембаром, который, опустившись на колени, уже аккуратно укладывал Томирис на высокое ложе из войлока и шкур. Ни на мгновенье не замолкая, Спаретра ползала вокруг, трясла Томирис за плечи, хватала за руки и понятными ей одной звуками призывала царицу очнуться, при этом умоляюще заглядывая в ее закрытые глаза.
Торопливо подпрыгивая на хромающей ноге, Гаубат подбежал к распростертому телу Томирис и, так как негнущаяся нога мешала ему сесть быстро, то он просто рухнул на бок, а потом уже оттолкнулся от пола и сел рядом с царицей. Столпившись за спиной Артембара, остальные вожди испуганно смотрели на царицу, которая все еще была без сознания. Чтобы привести ее в чувство, Гаубат попробовал легонько похлопать ее по щекам, но при каждом шлепке голова Томирис лишь безвольно откидывалась в сторону, а сознание к ней так и не возвращалось. Приложив сухую старческую руку к мокрому лбу, облепленному длинными прядями волос, Гаубат покачал головой и кончиками пальцев прикоснувшись к сухим, потрескавшимся губам Томирис, тревожно посмотрел на Артембара:
- Да она вся пылает.
Все тело Томирис действительно горело жаром, который мог бы наверное расплавить металл, но ноги и руки при этом были холодны, как лед с горной вершины и Артембар, который все это время крепко сжимал маленькую ладошку Томирис, ужаснулся такой разнице.
- Нужен карапан, и как можно быстре. – Заключил Гаубат и немая рабыня согласно зикивала головой. Размахивая длинными костлявыми руками, она пыталась объяснить, что давно говорила это, но ее никто не слушал.
Едва только раздались слова Гаубата о карапане, Артембар, забыв обо всем на свете, вскочил на ноги и, растолкав растерянных вождей, выскочил на улицу. Мгновение спустя он уже был в седле первой попавшейся ему на глаза лошади и, пришпорив удивленное животное, помчался в сгущающиеся сумерки.
Тем временем Спаретра, издавая грозное рычание, суетливо бегала вдоль ложа Томирис и отталкивала от него вождей. Отчаявшись добиться своего, она схватила Гаубата за рукав и начала что-то мычать, вращая при этом выпученными глазами, из которых ручьем текли слезы. Она то показывала на стонущую Томирис, то, руками хватая себя за одежду, делала резкие движения, как будто хотела порвать своей платье.
- Да не мычи ты, понял я. – Раздраженно отмахнулся от нее Гаубат и, повернувшись к вождям, скомандовал. – Она права. Если мы ни чем не можем ей помочь, то лучше уйти. Спаретра разденет ее, чтобы было легче дышать, и натрет какой-то гадостью, которую как то раз давал ей карапан, когда Томирис разил подобный недуг. .
Вожди послушно вышли и Спаретра торопливо задернула за ними полог, а четверо стражников, на перевес взяв тяжелые сигариссы, выстроились в одну линию, преграждая путь в царские покои. Но покидать шатер вожди не спешили. Они снова расселись вокруг трона на этот раз уже не думая о том, кто кого поддерживает, кто в чьем стане находиться. Все молчали, лишь изредка кто-нибудь издавал тяжелый горестный стон, качая при этом головой. Все как один хранили тишину и напряженно прислушивались не зазвучит ли сквозь шум дождя топот копыт и торопливые шаги карапна, хотя до подземных пещер, где обитал их ближайший клан было не меньше фарсаха, а Артембар только-только отправился в путь. Каждый был занят своими мыслями, не решаясь нарушить молчание, но каждый понимал, что сделать это придется.
- А ведь она и впрямь решила отдаться в руки Куруша. – Не выдержал, наконец, Баридат. Он говорил очень тихо, почти шепотом, но в наполнявшей шатер тишине все вожди отчетливо услышали каждое сказанное им слово. – И зная ее упрямство, можно не сомневаться, что так она и сделает, как только придет в себя и сможет встать на ноги. Если только...
И замолчав, Баридат обвел собравшихся вопросительным взглядом.
- Если боги будут милостивы к нам, то этого не произойдет до назначенного персами срока. – Робко высказался Кирдерей, который вообще редко говорил в пристуствии Фрады, боясь услышать с его стороны осуждение или того хуже насмешку. Вот и на этот раз Фрада недовольно скривил губы и опроверг слова Кирдерея.
- На это даже не стоит рассчитывать. Еще рассвет не коснется земли, а Томирис будет уже на ногах. – И немного помолчав, Фрада добавил. – Но допустить, чтобы задуманное ей свершилось мы не должны, ибо если это случится, то проклятье богов ляжет на род каждого из нас.
- Согласен, мы должны остановить ее. – Бридат кивнул рыжей головой и в следующий миг все взоры обратились к Гаубату.
- А ты что скажешь, Гаубат?
Старик тяжело вздохнул, левой рукой потирая грудь, в которой вдруг больно кольнуло сердце.
- Каждый из вас знает, что Томирис всегда была мне как дочь. И даже если бы мои жены вместо одного из сыновей подарили мне девочку, я все равно вряд ли любил бы ее больше, чем Томирис. Но сегодня... – Гаубат долго не мог продолжать и, стараясь сдержать подступившие слезы, морщил лоб и часто моргал подслеповатыми глазами. – Сегодня, презрев совет вождей, священный для всех царей, что до нее сидели на этом троне, Томирис шагнула к опасной... черте. И если мы ее не остановим, то она обязательно сделает последний шаг, отделяющий ее от пропасти, а сорвавшись вниз, она потянет за собой и всех нас. Всех массагетов. – Гаубат снова тяжело вздохнул. – И даже если мы ее остановим... Массагеты останутся свободными, но Томирис никогда не простит нам смерти Спаргаписа и, ослепленная жаждой мести за него, в поступках своих она может зайти слишком далеко. Томирис сказала правду. Она долго жертвовала ради нас всем, что было ей дорого. Даже любовью. Но месть это не любовь. Она гораздо слаще и единожды узнав ее вкус, человек уже не имеет сил остановиться. Пожертвовать местью способны не многие. Боюсь, что и Томирис не сможет этого сделать.
- Говори короче, Гаубат. К чему ты клонишь? – Раздраженно прервал длинные речи старика Фрада, который нутром почувстовал, что этим хочет сказать «белая лиса» и сразу же преобразился, словно волк при виде легкой добычи.
Гаубат снова вздохнул, но на этот раз его речь прервалась ненадолго:
- Я буду молиться, чтобы наш общий отец благодатное солнце вразумило Томирис и, опомнившись, царица отказалась от своих преступных планов. Но в любом случае, опомниться она или нет, после случившегося она будет опасностью для массагетов. Ведь в ее руках большая власть, которую она может употребить на так, как нужно. А это значит, что нам понадобиться новый царь, руки которого не будут связаны опасностью потери сына, а рассудок не будет омрачен пачалью и жаждой мести.
Эти слова, произнесенные вполголоса прозвучали подобно мощному громовому раскату, под яркую вспышку молнии прокатившемуся по всей массагетской степи. Но уже мгновенье спустя дрожащий голос Баридата громыхнул повторным ударом грома, прозвучашим еще страшнее предыдущего.
- Но... Мы ведь не можем выбрать нового царя... пока жив старый.
Пытаясь до конца осознать сказанное Баридатом, вожди замерли, не решаясь смотреть друг на друга. Замерла и Спаретра, сама не замечая того с такой силой сжавшая ладонь Томирис, что даже в бреду та застонала от боли. Казалось, даже дождь ужаснулся услышанному и, боясь нарушить повисшую тишину, холодные капли замерли на лету. Даже пламя поспешило зарыться в красные угли, чтобы не видеть и не слышать просиходящего вокруг.
- Да, это невозможно, ибо закон не позволяет нам такого. – Просто сказал Кирдерей, наивно полагавший, что на этом обсуждение и прекратится.
- Все бывает в первый раз. – Спокойно произнес Гаубат, внутри которого все содрогнулось от того, на какие мысли навели вождей его слова. Он то думал о другом. Понимая то, что Спаргапис обречен в любом случае, если не на жуткую смерть, то вечную неволю, «балая лиса» хотел спасти хотя бы одного из них – Томирис, ибо сейчас спасти Спаргаписа могли только боги. Но увидев, что подручные Фрады истолковали его слова совсем по-другому, Гаубат в испуге пошел на поспешил объяснить вождям свою мысль. – Когда-то наши предки вообще не считались одним народом и не вибирали общего царя. Но ветер перемен заставил саков назваться массагетами и в первый раз выбрать себе единого правителя. Всегда наступает такой момент, когда законы прошлого меняются и тот, кто не хочет с этим мириться обречен на неудачу. Пришло время, когда мы должны изменить закон наших предков и выбрать нового царя при живом старом. – И увидев недобрым блеском засиявшие глаза Фрады, Гуабат добавил. – Но в любом случае до утра, пока возле трона не соберется большая часть вождей совета, принимать такое решение мы не вправе. – и уж совсем напугавшись, Гаубат даже попробовал пойти на попятную. – К тому же с рассветом к Томирис может вернуться здравый смысл и, одумавшись, она подчиниться совету. Тогда и вовсе не придется ничего менять.
- Боюсь, мы не можем ждать рассвета. – Заговорил Фрада, стараясь скрыть от вождей задрожавшие от волнения и азарта руки – его многолетняя мечта оказалась столь близкой, что он даже почувствовал ее манящий запах. И этот едва уловимый аромат закружил голову тщеславного вождя, заставив забыть обо всем на свете. Теперь он думал только об одном – как можно быстрее занять трон, пока судьба, внезапно подарившая такую возможность, не передумала, отвернув от него свой сияющий лик. – Что если до рассвета Томирис станет лучше и она осуществит свой план? Мы вряд ли сможем ее остановить. – Констатировал Фрада, взглядом указывая на четверых стражников, грозными изваяниями застывших у полога, за котором в горячеченром бреду металась сейчас Томирис. – К тому же ты сам сказал, что Томирис не может быть царицей в любом случае. Или ты так быстро забываешь свои речи, Гаубат? Поэтому нужно решить это прямо сейчас, пока у нас есть такая возможность.
- Да, я сказал, что если упрямство Томирис зайдет слишком далеко, другого выхода у нас не будет. Но пока... Семь вождей не могут выбирать царя! – Повысив голос, отрезал Гаубат, который прекрасно понимал, что торопливость Фрады вызвана другими причинами. На самом деле Фрада боялся как раз того, на что Гаубат надеялся. Ставя на место Томирис себя, Фрада не сомневался в том, что узнав о возможности лишиться трона, Томирис опомниться и изменит принятое единолично решение, прислушавшись к мнению совета. Ему и в голову не приходило, что от власти, к которой он стремился всю свою жизнь, ради которой предавал и убивал, можно отказаться вот так просто, пусть даже ради собственного сына. И боясь перемен в настроении Томирис, Фрада спешил воспользоваться благоприятным для него стечением обстоятельств.
- Я и не предлагаю этого. Но если мы не решимся... если Томирис останется царицей до натсупления рассвета, то к восходу солнца может случиться непоправимое. Так что, если мы не можем выбрать нового царя, то мы можем лишить власти старого и тем самым предотвратить беду.
Хищник, который почувствовал исходящий от раненной жертвы запах крови, уже не может найти в себе силы остановиться и, подгоняемый голодом, будет преследовать добычу даже если для этого придется загнать ее за край земли. И глядя на искаженное до неузнаваемости лицо Фрады, Гаубат понял, в какую смертельную ловушку он сам загнал Томирис и, ругая себя последними словами, старик сжал кулаки:
- Как ты себе это представляешь? – Не желая сдаваться, упорствовал он. Понимая, что Фраду переубедить невозмжно, он обращался к остальным вождям, половина из которых жалела, что оказалась сейчас здесь и вынуждена участвовать в такой заварухе. Напрочь забыв о ноющей ноге и болящем сердце, Гаубат продолжал говорить, ребром ладони рубя потемневший вечерний воздух, а в голове лихорадочно подсчитывал, на кого из вождей он может рассчитывать, если дело дойдет до оружия. Эх, как не вовремя ускакал Артембар. Будь он сейчас здесь прыти у Фрады точно поубавилось бы. – Еще раз повторяю: семь вождей – это не совет и мы не вправе не только выбирать нового царя, но и решать судьбу старого. Нам придется дождаться рассвета и других вождей и тогда, если большинство из них решит, что надо доверить судьбу массагетов кому-то другому, только тогда...
- Тогда уже может быть поздно! – Прервал его Фрада, призывным взглядом буравя лица своих сторонников.
- Согласен. – Уступая молчаливому напору Фрады, сказал Баридат и стыдливо опустил рыжую голову, не находя в себе сил посмотреть в лицо Гаубату. – Пока мы будем ждать остальных, Томирис может сделать задуманное и наши дети, дети наших детей, став данниками персов, никогда не простят нам нашей нерешительности и медлительности.
Получив поддержку, Фрада бросил быстрый косой взгляд на растерянных стражников, которые наблюдая за этим словесным поединком, крепко сжимали сигариссы, но в глазах их уже видна была неуверенность и даже страх. Ухватив за шею Кирдерея, Фрада притянул его голову к себе и, горячими губами припав к самому уху верного вождя, зашептал ему какие-то команды, расслышать которые Гаубат не смог, как не напрягал свой старческий слух. Выслушав короткую речь Фрады, Кирдерей понятливо кивнул головой и выскочил из шатра, так стремительно как будто за ним погнался рой диких пчел. Гаубат все сразу же понял и посмотрел на сидящего рядом с собой Скунху, который весь дрожал от страха и молил богов лишь об одном – чтобы те даровали ему пробуждение от этого страшного сна. «От этого вояки толку мало. Да и сам я двадцать лет назад справился бы с тремя из них, а теперь меня и на одного не хватит. – Мелькнули горькие мысли в голове Гаубата. – Стражников они сомнут в два счета, если только не запугают до этого. У них уже поджилки трясутся. Правда, есть еще Ариам. – Гаубат вспомнил про своего старшего сына, который приехал сюда вместе с ним и сейчас поджидал отца поблизости от шатра. – Ведь он вполне мог заметить суету и догадаться, что происходит. Но все равно, нас слишком мало».
Словно в подтверждение невысказанных мыслей Гаубата, в шатер из вечерней темноты ввалился вернувшийся Кирдерей и вслед за ним в широком проходе показались фигуры вооруженных копьями воинов Фрады. Не говоря ни слова, Фрада кивнул головой в сторону стражников и около десятка воинов со всех сторон окружили насмерть перепуганную четверку. С ранней юности, когда за высокий рост и крепкое телосложение их отобрали в царскую стражу, эти воины ни разу не участвовали даже в самых незначительных стычках и служили скорее красивым украшением советов и других ритуалов. Так что теперь, оказавшись лицом к лицу с реальной угрозой, они растерялись и начисто забыли все приемы обращения с оружием, которым их обучали до этого. А сверкавшие медью наконечники копий, которые были направлены в их незащищенную доспехами грудь, довершили моральный разгром стражников и после того, как один из них испуганно попятившись бросил сигарисс, его примеру последовали и остальные. А в следующее мгновенье Гаубат почувствовал как к его горлу прикоснулось холодное лезвие акинака, и чьи-то проворные руки ловко снимали с его правого бедра висевший там акинак.
- Все, Гаубат, хватит. – Оскалившись подытожил спор Фрада, чувствуя себя хозяином положения. Хозяином полным и безоговорочным. – Я не позволю тебе заморочить нам голову. Сейчас мы не имеем права на жалость и сострадание. Ты сам прекрасно понимаешь, что у нас нет другого выхода и как бы тебе не было жалко Томирис, нам придется это сделать, ибо она может поставить под удар нас всех. Не мешай мне, и ты останешься цел и невредим. Я даже позволю тебе уйти в свой дахью и мирно пасти там свои стада, пока боги не заберут тебя на небеса. Только не мешай мне. – И для большей убедительности показав рукой на заполнивших шатер воинов, Фрада добавил почти смеясь. – К тому же, ты все равно бессилен что либо сделать. Так что лучше смирись.
В наступившей тишине было слышно как бьются людские сердца. Половина вождей поспешила выказать поддержку Фраде и чтобы у того не возникало в этом сомнения, обнажили акинаки, застыв в ожидающей позе. Еще два вождя, не встав на сторону Фрады, не решились и сопротивляться ему и, недвусмысленно заложив руки за спину, превратились в молчаливых наблюдателей, отойдя в дальний угол шатра.
Встав, Фрада выхватил акинак и решительно зашагал мимо пустующего трона. Свободной рукой он сгреб полог и даже не откинул его в сторону, а рывком сорвал с державших его медных колец. Тяжелая шкура бесшумно упала к ногам Фрады и взгляды всех собравшихся устремились на Томирис, которая даже не подозревала, что в этот миг здесь решается ее судьба. Увидев Фраду с обнаженным акинаком в руках, Спаретра, которая по долетавшим до нее обрывкам разговора уже поняла, что задумали вожди, заревела и, раскинув в стороны длинные руки, накрыла собой Томирис.
- Уберите эту сумашедшую! Я не хочу пачкать об нее свой акинак! – Несколько воинов кинулись исполнять приказание Фрады, и когда перед ним уже лежало накрытое шкурами беззащитное тело обнаженной Томирис, в это время прозвучал тихий сдавленный голос Гаубата:
- Будущий царь позволит сказать мне еще одно слово? – При каждом слове острое лезвие до боли впивалось в кадык Гаубата и он уже чувствовал, как по шее стекает тонкая струйка крови. Но несмотря на это он продолжал. – Хочу узнать, а умеешь ли ты заглядывать в будущее? Ведь без этого царем тебе не стать.
- О чем ты, глупый старик?
- А ты подумай о завтрашнем совете, на котором, если ты сейчас убьешь Томирис, собравшиеся вожди должны будут выбрать нового царя.
- И что? – Фрада все еще не понимал, к чему клонит Гаубат. – Я прекрасно представляю его.
- А по-моему, не очень. В десяти фарсахах отсюда вражеское войско, которое уже разбило нас один раз и сейчас готовиться сделать это во второй. Как ты думаешь, кого вожди выберут царем в такой ситуации? Тебя, обагрившего руки кровью невинной царицы, пусть даже у тебя были на это веские причины? Или Артембара, слава о боевых подвигах которого сейчас у всех на устах? Ведь он один одержал побед больше, чем вы все вместе взятые. А вчера, проявив храбрость он и вовсе спас от неминуемой смерти треть молодого воинства, которое попало в ловушку в том числе и по твоей вине. Это ведь именно ты призывал вождей не торопиться и подарил Спаргапису возможность угодить в расставленные силки. Мне кажется, шансов у тебя будет мало. И уж поверь мне, я буду стараться изо всех сил, чтобы их стало еще меньше. Или ты и меня тоже убьешь?
Фрада замер, обдумывая услышанное и по тому, как довольная улыбка начала медленно сползать с его лица, Гаубат понял, что сделал правильный ход. Фрада заскрежетал зубами, так ясно предстала перед ним картина будущего совета и так убедительно, правдоподобно прозвучали слова Гаубата. В первое мгновенье, не желая соглашаться с поражением в тот момент, когда победа была уже в руках, Фрада судорожно ухватился за предложенную Гаубатом мысль о том, чтобы убить и его тоже. Но тут же он отверг ее – если смерть Томирис можно было оправдать необходимостью соблюсти интересы всех массагетов, то чем оправдаешь убийство Гаубата? Нет, такого вожди не простят. И окончательно осознав, что этот немощный хромой старик одим только словом загнал его в угол вместе со всеми вооруженными до зубов головорезами, Фрада взвыл, как бешеный зверь, в которого только что вонзилась стрела:
- У-у-у-р-р-х-х!!! Клянусь богами, когда-нибудь я вырву твое вонючее сердце и скормлю его своим собакам!!!
Но в ответ раздался лишь тихий смех Гаубата и спокойно, но очень твердо, «белая лиса» отвел от своей окровавленной шеи чужую руку с акинаком. Фраде же одних словесных угроз показалось мало и, упав на колени, он со всего маху вонзил акинак в землю, а затем начал на мелкие кусочки кромсать лежащую под ним шкуру. Его перекошенное злобой лицо в этот момент больше напоминало испачканную кровью морду хищника, а из груди вырывались такие яростные крики, которые могли бы испугать даже самого дикого зверя.
Дождавшись, пока Фрада немного успокоиться и перестанет размахивать акинаком, Гаубат заговорил:
- Оставь в покое Томирис. Она тебе уже не опасна. С рассветом она перетанет быть царицей. Даже не умерев она освободит тебе дорогу. Так что оставь ей жизнь и я помогу тебе занять освободившийся трон, хотя видят боги, это будет самой большой ошибкой в моей жизни.
- А как же Артембар и твои рассказы о предпочтнениях вождей? – Недоверчиво сощурившись, спросил Фрада.
- С Артембаром я поговорю. – Ответил Гаубат и добавил с легкой улыбкой. – Я умею убеждать людей, ты сам в этом только что убедился. – Снова став серьезным, Гаубат продолжал. – Я знаю, что нужно Артембару больше, чем трон. Уже завтра эти двое – Томирис и Артембар – навсегда исчезнут из твоей жизни и ты больше никогда не вспомнишь об их существовании. А в отсутствие Артембара тебе соперников не будет.
Играя желваками, Фрада продолжал буравить взглядом бесстрастное лицо Гаубата, а в голове его разные мысли устроили бешеную скачку. «Обманет. Не зря он зовется лисой. Нет ему веры, нет. – Думал Фрада. – Сейчас ему главное прихода остальных вождей дождаться, а там...Нет. Обманет, точно обманет». И чтобы потянуть время, успокоиться и найти выход, Фрада спросил:
- А Томирис? Если я оставлю ее в живых, могу ли быть уверенным, что до утра она не окажется в шатре Куруша?
Гаубат прекрасно понял, зачем был задан этот вопрос и, с тревогой и волнением ожидая ответного хода Фрады, продолжал как ни в чем не бывало вести спокойную беседу:
- Посмотри вокруг. У тебя же почти два десятка воинов. Как она сможет выскользнуть из твоих рук? Да еще в таком состоянии. Никуда она не денется.
Фрада замолчал. Ему надоело играть в эту игру и делать вид, что он готов согласиться на предложение Гаубата – он уже твердо все решил и не собирался оставлять Томирис в живых. В его лихорадочно работавшем мозгу уже созрел новый, еще более кровожадный план и оставалось только обдумать его детали. Но это можно будет сделать и чуть позже. Главное сейчас, что выход из ловушки, в которую загнал его этот седой хитрец, был найден. И спокойно вложив акинак в ножны, Фрада неторопясь поправил растрепавшуюся шевелюру, пригладил усы, прошелся ладонью по бороде, одернул косички на ее конце и только после этого заговорил, тихо и размеренно произнося каждое слово:
- Значит, ты умеешь заглядывать в будущее, да? Я бы тоже мог это сделать, но не буду. Вместо этого утром, когда соберутся вожди совета, я расскажу им кое-что из прошлого. – И не отводя глаз от напряженного лица Гаубата, Фрада продолжил. – Когда Томирис узнала о том, что ее Спаргапис в плену, о том, какая смерть ждет его и о том, что только она может спасти его, то бедняжка просто помутилась рассудком. Мы все пытались образумить ее, удержать, но она была непреклонна. Оно и понятно – единственный сын. Мы все сочувствовали ей и потому не нашли в себе сил остановить царицу, хотя понимали, что должны это сделать. И только один из нас не смог сдержаться. Это был Артембар, в душе которого заговорила ревность – ведь все знают, что он любил Томирис, хоть он и пытался это скрывать, но делал это так неумело. И все знают, что такое ревность. Он просто с ума сошел, кричал так, что мы все чуть не оглохли, а поняв, наконец, что Томирис ему не переубедить, выхватил акинак и убил несчастную. А заодно и Гаубата, который сидел рядом с царицей и пытался помешать обезумевшему Артембару, закрыв Томирис своим телом. А мы... – Фрада закатил глаза, делая вид, что раздумывает над тем, что сказать дальше, хотя уже давно все придумал. – Поначалу мы были так растеряны, что даже не смогли помешать Артембару свершить его злодейство. Но когда кровь царицы пролилась мы не смогли сдержать свой гнев и...И вот все трое оказались мертвыми. Как тебе такая история, Гаубат?
- Вожди не поверят этому! – Отрезал Гаубат, но в голосе его уже не было той уверенности, которая сквозила в нем мгновениями раньше.
- Ты думаешь? А мне кажется поверят. Еще как поверят. Посмотри, сколько у меня свидетелей, которые слово в слово подтвердят мой рассказ.
- Ты сошел с ума, Фрада. Остановись, пока не поздно. Я же сказал, что ты станешь царем, к чему тебе проливать кровь?
- И вправду, Фрада, это... – начал было Кирдерей, которому все услышанное очень не нравилось.
- Заткнись!!! – Грубо оборвал его Фрада. Жажда крови овладела всем его существом, она до таких пределов сжала его разум, что теперь места в нем хватало только для одной единственной мысли: «убить, убить, убить». План родился и теперь уже ничто не могло заставить Фраду отступить от намеченного. Только одна мелочь еще не была решена – убить Томирис и Гаубата прямо сейчас, или дождаться появления Артембара? Конечно ненависть к Гаубату была так сильна, что Фраде хотелось не медля вонзить акинак в чахлую грудь старика. Но что, если каким-то образом пронюхав о заговоре, Артембар ускользнет из его рук? Конечно, такое маловероятно, но все таки. Тогда уже смерть царицы и «белой лисы» перед вождями не оправдаешь. Вину-то свалить будет не на кого. Так что лучше, наверное, немного подождать. Сейчас Артембар, наверняка, уже во весь опор скачет сюда. Ведь его обожаемая Томирис лежит без сознания и все с нетерпением ждут появления карапана.
И решив последнюю нерешенную задачу, Фрада с шумом выпустил из груди воздух, выпрямился и объявил:
- Вяжите старика. С Томирис глаз не спускать. Эту немую тоже связать – не люблю неожиданностей. Из шатра никому не выходить. Всем быть на готове. Ждем Артембара.
- Там, снаружи, еще Ариам. – Подсказал Баридат, понимавший, что отсупать ему теперь некуда и придется до конца идти с Фрадой. – А самое главное, Шемерген с еще одним сопляком, который всюду таскается за Артембаром. Ну, такой кудрявый, нахальный. С ними что?
- Пока не трогать. – Скомандовал Фрада. – Если их не будет, Артембар может заподозрить неладное. Пусть сидят на месте.
- Рискованно. – С сомнением покачал головой Баридат. – Вдруг предупредят?
- Ничего. – Довольно протянул Фрада, проверяя надежно ли его люди затянули узлы на руках Гаубата. – Уж если мы перехитрили саму «белую лисицу», то уж этих то и подавно обведем вокруг пальца. Будем ждать Артембара.
| | | | Обсудить на форуме |
| |
