| Литературное общество Ingenia: Петр Дубенко - «Сожженные мосты» седьмая глава повести «Дети воль | | «Сожженные мосты» седьмая глава повести «Дети воль | | Спаргапис натянул поводья и впервые за последние сутки его конь остановился, устало опустив голову и тяжело дыша взмокшими боками. Спрыгнув на землю, юноша медленно окинул взором открывшуюся картину и от увиденного рука, лежащая на густой гриве, сжалась в кулак, причиняя коню боль, отчего тот недовольно замотал головой. На месте знакомых Спаргапису юрт теперь чернели кучи остывающих углей, в недрах которых еще теплилась душа пожара. Выжженная земля покрылась толстым слоем сероватого пепла, печально хрустящего под сапогом человека. В некоторых местах сквозь пепельное покрывало пробивались обугленные стебли растений и одиноко торчащие стволики молодых деревьев, которые пламя превратило в черные безжизненные палки. И даже там, куда огонь не смог добраться, изжаренная им трава пожухла и покрытые сажей цветы печально склонили свои разноцветные головки к самой земле.
- Да будет проклят тот, кто это сделал! Но у кого на подобное хватило смелости? – Спросил только что подъехавший Шемерген, обращаясь ко всем, кто по приказу Томирис прибыл сюда посмотреть на сожженную стоянку.
- Не смелости, а глупости! – Добавил Мегабиз и недовольно поморщился – после пожара прошло уже два дня, но в воздухе по-прежнему стол противный запах горелого мяса и кипящей крови, к которому молодой воин никак не мог привыкнуть. – Неужели заречные племена настолько осмелели, что рискнули напасть на саков.
- Давненько такого не было. – Заметил Кирдерей, в занту которого входил наман Фарнуха.
- Пожалуй, шесть десятков лет. Не меньше. – Согласился с ним Шемерген. – Что скажешь, Спаргапис?
Но Спаргапис не слышал этих разговоров. Его лишенный выражения взгляд был прикован к вершине отдаленного кургана, который возвышался над самой рекой и потому оказался не тронутым пламенем. Там, скрытое широкой шкурой черного медведя лежало подготовленное к погребению тело. Он прекрасно знал, чье это было тело, но сердце не хотело мириться с такими мыслями и, желая оттянуть момент, когда беспощадная правда сбросит нарочно натянутые на нее одежды отговорок, Спаргапис обратился к подошедшему с поклоном Фарнуху.
- Кто это был? – Коротко спросил он, кивком головы ответив на приветствия главы разоренного намана. Глубоко вздохнув, Фарнух засопел, зашмыгал носом и долго почесывал затылок, не решаясь сказать вождям то, в чем сам он и его люди уже не сомневались. Нервно дернув щекой, Спаргапис поторопил его. – Ну, говори же!
- Персы. – Выдохнул Фарнух, понимая, какую реакцию вызовут его слова.
За спиной Спаргаписа кто-то из вождей издал протяжный удивленный свист.
- Ты уверен, Фарнух? – Спросил Кирдерей, недоуменно поглядывая на своих спутников. Он ожидал услышать что угодно, но одно короткое слово, только что произнесенное Франухом, не на шутку озадачило вождя.
Фарнух промолчал, лишь опустив глаза, но его старший сын ответил на заданный отцу вопрос, в бессильной злобе потрясая кулаками:
- Это так же верно, как то, что у тебя, Кирдерей, две ноги и две руки. Это были персы, будь проклято их коварство.
- Не может быть! – Сказал Шемерген, опасливо косясь на Спаргаписа. – Неужели пока наша царица разговаривает с их послом о мире, сами персы разоряют наши стоянки? Этого не может быть. – И поймав взгляд Мегабиза, Шемерген движением глаз приказал ему быть начеку и не выпускать Спаргаписа из виду.
- Может, Шемерген, может. – С печальным вздохом ответил Фарнух. – Следы ведут сюда от самого Аракса и уходят туда же.
- Но на том берегу много племен. – Не желал соглашаться с ним Шемерген, сознавая, каковы будут последствия этого набега, если окажется, что его и вправду совершили персы. – Может, это маргуши решили отомстить нам за недавний набег? Тем более, убитого маргуша нашли недалеко отсюда. Ведь так?
- Он был всего лишь проводником. – Покачал головой сын Фарнуха. Сам же Фарнух, убитый горем потери младшего сына, который был его любимцем, не мог говорить и, опустив голову, разглядывал пыльные носки своих сапог. – Повсюду следы персидских коней, сапог, которые не носят маргуши. И вот еще. – Шемергену протянули три стрелы, с покривленными окровавленными наконечниками. – Наконечники из металла, который не видели здесь до прихода персов. Делать его умеют только они. Никто из местных таким оружием не пользуется.
Теперь уже пришлось тяжело вздыхать Шемергену. Несколько вождей все еще не могли поверить услышанному и, пытаясь найти доказательства невиновности персов, задавали людям Фарнуха все новые вопросы. Но все споры тут же стихли, как только Спаргапис, по-прежнему не говоря ни слова, медленно пошел к кургану, на котором лежало накрытое шкурой тело Заринки. Один из сыновей Фарнуха пошел было вместе с ним, но жестом руки остановив его, Спаргапис продолжил путь в одиночестве. Слушая заунывную песню ветра, он поднимался по зеленеющему склону и с каждым шагом чувствовал, что отвага покидает его сердце и в какой-то момент, Спаргапису показалось, что он никогда не найдет в себе сил, посмотреть на мертвую Заринку. С огромным трудом он заставил себя подняться на вершину и, остановившись у бездыханного тела любимой замер в нерешительности. В пяти шагах холодной чернотой вечности зияла погребальная яма, на краю которой в определенном порядке разложено было великое множество ритуальных предметов. Молча взирая на них, в сторонке ожидал старый карапан, лицо которого выражало полное безразличие ко всему происходящему. Овладев собой, Спаргапис опустился на колено но, протянув руку, снова застыл, не решаясь открыть лицо Заринки. Испытывая дикое желание вскочить и убежать с этого проклятого места, Спаргапис все же справился с дрожью в руках, и двумя пальцами подхватив краешек шкуры, потянул его на себя.
Время и жара сделали свое дело, до неузнаваемости изменив некогда прекрасное лицо и глядя на него теперь, Спаргапис, который всегда думал, что не умеет плакать, едва сдерживал слезы. Если бы знал он шесть дней назад, что видит эти синие глаза в последний раз, что больше никогда не сможет прикоснуться к этим губам, ощутить нежное тепло хрупких ручек. И до боли в скулах сжав зубы, Спаргапис закрыл глаза, чтобы не дать подступившим слезам хлынуть по лицу. Но горе было сильнее его и, оставляя за собой влажные следы, соленые капли одна за другой забороздили небритые щеки. Рукавом вытирая непрошенные слезы, Спаргапис нагнулся к бледному лицу и в последний раз провел кончиками пальцев по сухой холодной коже:
- Прощай, моя неукротимая тигрица. Никогда и ни кого не любил я до встречи с тобой… Не полюблю и после. – Сглотнув сжимавший горло ком, Спаргапис провел рукой по лбу, покрытому холодным липким потом, и, в горькой усмешке скривив губы, добавил. – Займи хорошее место для нас обоих. Мы скоро встретимся там.
Нетерпеливым движением накрыв лицо Заринки, Спаргапис поднялся, и, не отворачиваясь, сделал два шага назад.
- Жди меня, любимая, я скоро. – Прошептал он, и, не глядя больше на очертания бездыханного тела, быстро зашагал к своему коню, поводья которого держал совсем юный безусый мальчишка, устало опиравшийся на короткое копье. Молча пройдя мимо остальных вождей, Спаргапис лихо впрыгнул в седло, даже не касаясь стремени ногой, и, забирая у мальчишки поводья, неожиданно выхватил из его рук копье.
- Спаргапис, не глупи!!! – Предостерегающе крикнул Шемерген, но, издав гортанный крик, Спаргапис острием копья кольнул конский бок и сорвался с места, подняв в воздух облако черной пыли. Сразу же поняв, что задумал молодой вождь, Шемерген бросился ему наперерез, крича на ходу. – Мегабиз, держи его.
Два дня не знавший отдыха конь, словно почуяв нервное возбуждение седока, сбросил с себя оковы усталости, вытянул шею и, протяжно заржав, понесся в сторону Аракса. Один из людей Фарнуха попытался было преградить Спаргапису дорогу, но, увидев его горящие злобой и решимостью глаза, кинулся в сторону, едва не угодив под ноги коня. Размахивая копьем, Спаргапис беспрепятственно проскакал через всю сожженную стоянку, и только тут наткнулся на Мегабиза, который смело бросился на шею коню и, вцепившись в натянутые поводья, повис на них, подбирая под себя ноги. Сбавив скорость, конь недовольно замотал головой, пытаясь сбросить нежданную обузу, но Мегабиз держался как приклеенный, и, в конце концов, сбившись с ритма, конь остановился. Угрожающе заржав, он поднялся на дыбы, и, намереваясь подмять под себя Мегабиза, забил воздух почерневшими от копоти копытами. Но все было тщетно – Мегабиз ловко уклонялся от ударов, любой из которых мог стать смертельным, и не давал коню тронуться с места. И когда Спаргапис, опьяненный жаждой мести, уже собрался проткнуть копьем вставшего у него на дороге наглеца, вовремя подоспевший Шемерген, изловчившись в тигрином прыжке, сбил молодого вождя на землю. Извергнув поток ругательств, прерываемых яростным рыком взбешенного зверя, Спаргапис легко подмял под себя Шемергена, который при падении вывихнул правую руку, и теперь она безвольно свисала вдоль тела. Уперев колено в грудь поверженного противника, Спаргапис схватил Шемергена за горло изо всех сил сжимая ладонь. Тут же с коротким злобным лязгом из ножен выскочил акинак, а искаженное лицо Спаргаписа ясно говорило о том, что он ничего не понимает и ни перед чем не остановится, так что вожди и люди Фарнуха, испуганно наблюдавшие за схваткой со стороны, уже решили, что Шемергену пришел конец. Но в тот же миг все изменилась. Здоровой рукой перехватив сжимавшую акинак руку Спаргаписа, Шемерген со всей силы ударил вождя коленями в спину, отчего тот выгнулся назад и в тот же миг длинные ноги Шемергена обвили шею Спаргаписа, так что пятки соединились у его подбородка. Резко разогнув худое, но сильное тело, Шемерген завалил Спаргаписа на спину и ногами придавил его к земле. Хрипя, Спаргапис извивался, словно брошенная на раскаленные угли змея, пытаясь вырваться из железного захвата, но каждое движение лишь доставляло ему боль и отбирало силы.
- Пусти меня!!! – Не помня себя, кричал Спаргапис, и, слыша этот полный безумной ярости крик, остальные воины и вожди не решались подходить к сцепившимся людям. Даже Мегабиз, соскочивший наконец с конской шеи, валялся на черной земле и напряженно следил за ходом поединка, но придти на помощь Шемергену не собирался – Кровь!!! Мне нужна их кровь!!! Я убью их всех!!! А-а-а!!! Убью!!! И пусть они убьют меня!!! Я уйду!!! Отомщу и уйду к ней!!! Пусти меня!!!
Но потихоньку бешенство Спаргаписа стало проходить, крики становились все тише, акинак выпал из рук, тело перестало дергаться в разные стороны и, наконец, застыло в неподвижности. Шемерген ослабил давление на горло Спаргаписа, но для надежности пока оставил ноги на прежнем месте и, тяжело дыша, с сочувствием смотрел на залитое слезами лицо Спаргаписа. И только убедившись в том, что Спаргапис окончательно пришел в себя, Шемерген отпустил его и, морщась от боли в покалеченном плече, откинулся на спину. А Спаргапис, продолжал неподвижно лежать в черной пыли и, закрыв лицо руками, выл, подобно волчице, потерявшей своих новорожденных волчат. Вокруг столпились люди, но никто из них не смел сказать хотя бы слово, молча наблюдая за этой картиной.
Не скоро, но все-таки слезы закончились и сев, Спаргапис тупо смотрел перед собой еще влажными глазами, ни о чем при этом не думая.
- Успокоился? – Похлопав его по спине, спросил Шемерген, над плечом которого уже колдовал встревоженный карапан. Нахмуренный Мегабиз подавал колдуну кожаные ремешки, которыми тот привязывал только что вправленную руку к телу. – Вот и хорошо. Собирайся.
Но, продолжая сидеть неподвижно, Спаргапис как будто не слышал обращенных к нему слов и даже ни один мускул не дрогнул на его лице.
- Собирайся. – Устало повторил Шемерген. – Нам нужно торопиться. Через два дня совет, а путь не близкий.
Стоило только Шемергену произнести слово «совет», Спаргапис тут же вернулся к жизни. Вздрогнув, он обвел собравшихся вокруг него людей слегка потерянным взглядом.
- Совет? – Переспросил он. – Сов-е-е-ет! – И встав на ноги, не с кем не разговаривая, Спаргапис зашагал к своему коню, который стоя неподалеку испуганно вращал глазами. – Совет. Совет. Совет. – Без всякой интонации на ходу повторял Спаргапис пока не сел в седло и не погнал измученное животное прочь от места, которое он так любил раньше, и которое теперь стало ему ненавистным.
Мягкий лунный свет заливал со всех сторон окруженную бесчисленными холмами равнину, посреди которой в огромном тесном кругу сидели вожди массагетов, живым кольцом окружая золотой трон. Пламя гигантского костра, в котором с гордым треском умирали не только отдельные ветки, но и целые деревья саксаула, гордо вздымалось над землей, пытаясь дотянуться до самого неба. Будучи трусливой от рождения, темнота не решалась подходить близко, и окружив костер со всех сторон, все же держалась от него подальше, и потому на равнине было светло, как днем. Отбрасывая на лица неподвижных вождей яркий дрожащий свет с красноватым оттенком, огонь делал людей, одетых в звериные шкуры, похожими на сказочных животных. Гордо подняв украшенную царской диадемой голову, Томирис не сводила холодных глаз с лица Фарандата, который, стоя спиной к костру, покорно сложив ладони, ждал ответа царицы. Посол знал, что сама она не может принять такого решения и сейчас ему предстоит долго выслушивать мнение каждого вождя, имеющего право голоса. Но знал он также и то, что судьба Томирис была уже решена в узком кругу вождей, и грядущее обсуждение должно было стать всего на всего данью старой традиции. Именно поэтому на слащавом белом лице персидского вельможи не было и тени волнения, хотя приличия ради он и пытался натянуть на себя подобающую моменту маску, но получалось это плохо и каждый не лишенный наблюдательности вождь, бросив на посла мимолетный взгляд, мог понять, что тот уже знает исход совета. А Томирис, глядя на сияющее лицо посла, едва сдерживала рыдание, стараясь оставаться спокойной и бесстрастной. Но и у нее плохо получалось скрывать эмоции, и сидящий рядом Гаубат с опаской косясь на свою царицу, переживал, как бы особо впечатлительные вожди, глядя на страдающее лицо Томирис, не решили посочувствовать ей и высказаться против союза. Да и то, как держал себя Фрада, тоже внушало «белой лисице» некоторое беспокойство – уж больно легко он смирился со своим поражением, чего никогда раньше не бывало. И терзаясь тревожными мыслями, Габуат с нетерпением ожидал начала обсуждения. Но Томирис не торопилась. Вот уже карапан, испрашивая милости и покровительства богов, исполнил свой бешеный танец и принес кровавую жертву обитателям высоких небес и глубоких подземелий. Вот уже сама царица обратилась к вождям, объясняя им, ради чего они собрались здесь, хотя все и так знали причину. Вот уже посол сказал заранее заготовленную речь, которую днем раньше согласовал с Гаубатом. Оставалось только дать слово самому старшему и уважаемому вождю и тем самым начать голосование. И все же, заранее зная его исход, Томирис никак не могла произнести простые слова, которые за долгие годы царствования намертво врезались в ее память. Но молчать дальше становилось просто неприличным и, повернувшись к заждавшемуся Гаубату, Томирис полным величия и изящества кивком позволила ему говорить. Облегченно вздохнув, Гаубат откашлялся и громко произнес:
- Все знают, я всегда выступал за союз с Персией, сила и величие которой ни чуть не уступают силе и величию массагетов. Мы по праву сильнейшие на севере земли, персы – на юге. Так давайте же объединим два наших великих народа, чтобы не осталось в мире силы, способной противостоять нам и помешать править всем миром. Вместе мы сокрушим любого врага и покорим народы, которые до сих пор оставались непокоренными. На предложение шахиншаха Куруша, да снизойдет на него милость богов, я отвечаю «да».
Посол отвесил в сторону Гаубата вежливый поклон и в мыслях поблагодарил священный огонь за то, что на пути своем встретил этого седого мудреца, благодаря которому миссия его стала такой успешной. Да, по возвращении в Парсоград его наверняка ожидает милость господина. Лучше, конечно, чтобы она выражалась в чем-то существенном, например, в тяжелом звонком металле желтого цвета.
Услышав слова Гаубата, его сторонники закивали головами, признавая мудрость «белой лисы» и правильность его позиции. Остальные же, заранее скорчив презрительную гримасу, посмотрели на Фраду, готовясь выразить свое недовольство и несогласие. Но к их удивлению, Фрада оставался спокоен и не торопился опровергнуть слова Гаубата. А вскоре его сторонники и вовсе были повергнуты в шок, когда, получив от царицы разрешение говорить, Фрада коротко, в двух словах, согласился на свадьбу. По рядам вождей пробежал шепот непонимания, Гаубат же, по-прежнему не веря в искренность Фрады, сощурив и без того маленькие глазки, старался понять, что задумал его извечный противник.
- Хорошо. – Заговорила Томирис, срывающимся от волнения голосом. – Артем… км… Артембар, скажи ты сво… - И, запнувшись, царица поспешила отвести глаза в сторону, чтобы не видеть, как любимый ею мужчина поднимается на ноги, дабы своим словом сделать ее женой другого.
Артембар встал, и, стараясь не смотреть на царицу, долго поправлял одежду, чувствуя, что не может произнести этих простых слов. Видя колебания вождя, Гаубат, сделав вид, что чешет нос, ладонью закрыл рот и произнес так тихо, чтобы было слышно только стоящему рядом Артембару:
- Ты клялся.
Под удивленными взглядами не слышавших этого вождей, Артембар согласно закивал головой, но продолжал молчать, ибо ему было легче вытащить свое ноющее от боли сердце и бросить его в пылающий костер, а самому тут же пасть замертво, чем сказать то, к чему обязывала его принесенная клятва. Но когда, пересилив себя, Артембар уже открыл рот, чтобы произнести приговор своей любви, до слуха собравшихся вождей донесся топот копыт и разноголосый шум, раздавшийся на самом краю лагеря, в котором происходил совет. И мгновенье спустя в освещенный пламенем костра круг, прямо верхом на лошади, влетел Спаргапис. Никто раньше не видел его в таком диком состоянии – сверкающий взгляд красных от трехдневной бессонницы глаз, покрытая пылью дорог одежда и едва стоящий на ногах конь.
Растерянный взгляд Артембара заметался в поисках Шемергена, который, не решившись повторить дерзость Спаргаписа, остался за пределами живого круга и только жестами пытался объяснить своему вождю и другу, что подпускать Спаргаписа к послу сейчас опасно. И словно в подтверждение его опасений, Спаргапис спрыгнул на землю, и, выхватив акинак, решительно зашагал к мгновенно побледневшему Фарандату. Тут же Артембар и еще несколько вождей ринулись на перехват обезумевшего Спаргаписа, но когда между ним и послом оставалось всего несколько шагов, Спаргапис остановился, не отрываясь глядя в глаза до смерти перепуганному Фарандату. Поняв, что послу не угрожает смерть, которая навеки опозорила бы массагетов, вожди, ринувшиеся было на его спасение, замерли, ожидая, чем же все это закончится. Сухими пальцами вцепившись в лохматую бороду, с тревогой ждал развязки Габуат. До крови закусив губу, подавшись вперед напряженным телом, наблюдал за своим бывшим другом Фрада.
В полной тишине острое лезвие скользнуло по раскрытой ладони Спаргаписа и собравшиеся услышали как, обагрив зеленю траву, упали на землю красные капли. Сжав окровавленный кулак, Спаргапис поднес его к лицу онемевшего Фарандата:
- Недавно я клялся, что пойду на все ради союза с персами. И пусть боги покарают меня, если им это угодно, но я отказываюсь от этой клятвы и приношу другую. Клянусь, что отныне и навеки Спаргапис ваш враг, и даже если мои братья не поддержат меня в этом решении, я выйду на охоту в одиночестве. Клянусь, что буду нещадно мстить вам, и не успокоюсь, пока до сыта не напьюсь вашей крови. Клянусь, что буду истреблять ваше поганое племя до тех пор, пока бьется мое сердце или пока не убью последнего перса на земле. И этой клятве я не изменю никогда в жизни. – Отвернувшись от Фарандата, который уже не чувствовал собственных ног, Спаргапис вскинул вверх руки и издав боевой клич своего племени, обратился к собравшимся вождям. – Вы со мной, братья?
Но вопрос его потонул в боевых кличах других племен, а обнаженные акинаки взметнулись к небу, требуя накормить их мясом и напоить кровью персов. Опешивший Фарандат повернулся к царице, но та была удивлена не меньше посла и, не понимая причины происходящего, не знала, радоваться ей или печалиться. Обхватив руками опущенную голову, сокрушался Гаубат, даже Артембар, совсем недавно мечтавший о таком исходе, теперь обескуражено смотрел на кровожадное буйство своих соплеменников. И только Фрада, ехидно усмехаясь в густую бороду, в очередной раз праздновал победу, откровенно наслаждаясь происходящим вокруг.
А высоко на небесах, всесильные боги, дописав очередной акт бесконечной трагедии, отложили перо в сторону и призадумались над дальнейшим развитием событий.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
| | | | Обсудить на форуме |
| |
