| Литературное общество Ingenia: Петр Дубенко - "Так вершат историю" шестая глава повести "Дети во | | "Так вершат историю" шестая глава повести "Дети во | | В эту ночь луна обиделась на землю и спряталась от нее среди темных туч, от края до края затянувших небо. Сами тучи тоже были не в настроении, и, не желая смотреть на свое отражение в зеркале речной глади, разбивали его сотней тысяч мелких капель. Вот уже вторые сутки дождь без устали умывал степь, которая еще не успела покрыться пылью лета, но, предчувствуя его приближение, с радостью пила небесную влагу, может быть, последнего перед наступлением сухих дней дождя. Одиноко растущие деревья жадно тянули к темному небу длинные руки ветвей, и цветы, расправив уже слегка подвявшие листья, старались поймать ими как можно больше капель. Только камыши, захватившие весь берег, стоя по колено в воде, не радовались дождю и, раскачиваясь на ветру, уклонялись от встречи с серебряными нитями. Окутанный темнотой, покрытый мелкой рябью дождя, Аракс казался уснувшим, неподвижным и, глядя на него нельзя было догадаться, какую мощь таит в себе эта тысячелетняя река, с какой неудержимой силой несутся вперед ее быстрые воды, сколько жизни бурлит в их холодной пучине. Вокруг царила тишина. Но эта была та тишина, к которой стоит только прислушаться, и услышишь тысячи звуков ночной природы: тихо пели сверчки, длинными лапками шуршали по поверхности воды жуки-водомеры, изящным тонким жужжанием наполняли воздух комары, резвясь, подпрыгивала над водой мелкая рыбешка и, блеснув не мгновенье чешуей, едва слышным плеском вторила легкому шуму дождя. И все же, вокруг была тишина.
Но вот, часто забив крыльями, над камышами вспорхнула разбуженная птица, ей вслед потревоженные кем-то невидимым запели нестройным разноголосым хором речные стражники – лягушки. Все вокруг ожило, зашевелилось, заголосило на разные лады и только теперь стало понятно, сколько живых существ притаилось в ночи. Вскоре стала понятна и причина такого беспокойства. Острым носом разрезая частокол камышей, прокладывала себе путь маленькая лодка, в которой с трудом помещался один человек, усердно работающий коротким веслом. Лицо его было скрыто под большим капюшоном кожаного плаща, закутавшись в который, человек прятался от дождя. Достигнув границы, за которой заканчивались прибрежные заросли и начиналась «чистая» вода, человек перестал грести и, уперевшись веслом в илистое дно, остановил лодку. Свободной рукой пригнув к воде зеленые стебли камыша, он долго вглядывался в поглотившую речной простор темноту, стараясь разглядеть в ней признаки человека. Но кто в такую погоду окажется на реке, когда хорошие хозяева даже собак пускают в юрту? Но таинственный человек не спешил покидать свое убежище, его внимательный взгляд не один раз проскользил в обе стороны реки, осмотрел каждую заводь, заглянул за каждый стебелек. И только удостоверившись в том, что он здесь абсолютно один, гребец решился на переправу и что было сил налег на весло, стараясь держать нос лодки под углом к течению. Теперь он уже не останавливался, чтобы оглядеться вокруг, а, забыв про осторожность, полностью сосредоточился на борьбе с волнами, которые, подхватив утлое суденышко, старались унести его с собой. Обтянутые кожей тонкие борта дрожали под напором волн, весло трещало, грозя переломиться в любой момент, но все же, в борьбе с природой человек в очередной раз оказался победителем, и хотя течение заметно сносило лодку вниз, но помешать ей достичь противоположного берега так и не смогло. Напоследок обернувшись на только что пересеченную реку, гребец еще раз окинул ее внимательным взглядом, и, убедившись в том, что остался незамеченным, скрылся в колышущейся зелени.
Вскоре дно лодки завязло в густом иле, и последние пять-шесть шагов человек вынужден был проделать своим ходом по колено в ледяной воде, при этом волоча за собой лодку. Выйдя из воды, первым делом он распахнул полы плаща, и, запустив руку за широкий кожаный пояс, нащупал там холодную рукоятку маленького ножа, который тут же отправился за высокое голенища сапога, откуда извлечь его в случае опасности было легче и быстрее. Затем, достав из ножен золотой акинак, он зажал в правой руке рукоятку, а лезвие, которое, случайно блеснув в темноте, могло выдать его, спрятал в намокшем рукаве шерстяной рубашки. Проделав все это, человек снова завернулся в плащ, чтобы скрыть под ним защищавшие грудь доспехи, и только после этого стал выбираться из прибрежной чащобы, продираясь сквозь переплетенные ветви кустарника, спотыкаясь через невидимые в темноте коряги и проваливаясь в глубокие лужи. Миновав, наконец, все препятствия, выйдя на боле менее открытое пространство, человек остановился и огляделся, пытаясь понять, как далеко снесло его течение. Но даже привыкшие к темноте глаза не могли разглядеть того, что находилось в нескольких шагах, такой плотной стеной темнота окружила человека. И потому маленькая светящаяся точка, которая то пропадала в ночи, то появлялась вновь, сразу же привлекла к себе внимание. Остановив на ней свой внимательный взгляд, мужчина улыбнулся и медленно зашагал вдоль берега, стараясь не шуметь и держаться ближе к прибрежным зарослям, в которых при необходимости можно было легко раствориться, чтобы избежать нежелательной встречи с кем бы то ни было.
Костер, ставший ночному путнику ориентиром, притаился под раскидистой кроной старого полусухого дерева, переплетенные ветви которого служили надежным укрытием от дождя. Капли почти не пробивались сквозь густую листву, и сидящий под ними человек оставался сухим. Правда дерево не могло защитить его от ветра, который то и дело пытался задуть и без того слабое пламя, и, постоянно распахивая полы короткого кожаного плаща, заставлял человека зябко ежиться от холода.
Глядя на высокую островерхую шапку, украшавшую голову сидящего у костра человека, можно было безошибочно определить в нем маргуша. Об этом же говорили совсем короткие ичиги, длинные шнурки которых обвивали всю голень и затягивались узлом где-то под коленом, и акинак, рукоятку которого украшала медная голова быка, почему-то совершенно лишенного рогов. От волнения не находя рукам места, маргуш выдергивал из земли зеленые стебельки и рвал их на сотни мелких кусочков, при этом он постоянно крутил головой, всматриваясь в окружавшую его со всех сторон кромешную темноту, и нервно вздрагивал при каждом шорохе, после чего надолго замирал, прислушиваясь к монотонному шуму дождя.
Наблюдая за беспокойным поведением маргуша, прибывший с другого берега человек не спешил обнаружить себя. Оставаясь под надежной защитой темноты и шума дождя, который скрадывал звук его шагов, он, мягко ступая по сырой земле, обошел вокруг костра, держась от него на расстоянии тридцати-сорока шагов, тщательно осматривая местность, и, каждое мгновенье ожидая наткнуться на притаившуюся поблизости засаду. И только окончательно убедившись, что маргуш не нарушил договора и пришел на встречу один, таинственный ночной странник пошел на дрожащий свет костра.
- Добрая ночь для задуманного нами дела, не так ли? – Услышав совсем рядом за своей спиной тяжелый низкий бас, маргуш испугано подпрыгнул:
- А-а-а!!! – Тихонько вскрикнул он, и дрожащая от страха рука заметалась по поясу, не находя на нем акинака. От этого маргуш разнервничался еще больше и, поднявшись на ноги, перепрыгнул через костер, отскочив на несколько шагов в сторону, и, испуганно замерев там, в ожидании своей участи. И только разглядев напугавшего его человека, он немного успокоился и, глубоко вздохнув всей грудью, издал протяжный жалобный стон.
- П-п-приветствую, Ф-ф-ф-р-рада. – Наконец смог выдавить из себя маргуш, пытаясь унять дрожь в голосе, что бы массагет не почувствовал его испуга. Но даже стоя на приличном расстоянии, Фрада слышал, как колотилось сердце перепуганного маргуша. В ответ на его заикающееся приветствие сак лишь слегка кивнул головой и принялся носком сапога разбрасывать в разные стороны тлеющие головешки и втаптывать их в землю.
- Костер видно издалека. – Коротко пояснил он в ответ на изумленный взгляд маргуша. – А нам лишние глаза ни к чему. – И загасив костер, Фрада без лишних церемоний перешел к делу. – Ну, что?
За это время маргуш успел немного придти в себя, и теперь уже в его речи от заикания не осталось и следа:
- Они ждут недалеко отсюда. В зарослях терновника.
- А почему не пришли сюда? – С подозрением спросил Фрада, стараясь не упускать ни единого изменения в лице маргуша.
- Они побоялись. – Честно признался маргуш. Брови Фрады дернулись вверх, глаза недоверчиво сощурились и, видя это, маргуш поторопился успокоить его, заговорив самым заискивающим тоном, на который только был способен. – Это я знаю твою честность, уважаемый! Знаю, что тебе можно доверять. А они… Бояться, что ты заманишь их в засаду. Но это не я, это они так сказали!!! Я говорил им, что зря… это они… так о тебе. К тому же, знаешь, что касается храбрости, им далеко до тебя. Это вот ты не побоялся придти сюда, на чужой берег…
- Ну, хватит болтать. – Прервал его Фрада, хотя ему нравилась эта лесть, даже столь откровенная. – Давай, веди меня к ним, раз уж у них не хватает смелости встретиться со мной на берегу.
- Хорошо. Я провожу. Только… - И маргуш замолчал, вопросительно-выжидающе глядя на Фраду. Поймав на себе этот взгляд, Фрада покачал головой и, усмехнувшись, достал из-за пояса кусочек золота размером с небольшой женский кулачок.
- Держи. – Фрада бросил драгоценный металл маргушу, глаза которого сначала заблестели алчной радостью, но как только рука ощутила вес пойманного золота, выражение его лица тут же изменилось.
- Но…
- Остальное получишь позже, если дело выгорит. – Опередив вопрос, ответил на него Фрада, и видя мелькнувшее в глазах маргуша недоверие, добавил. – Да не беспокойся ты, я не обману. Ты же сам только что говорил, что знаешь – мне можно доверять. Ведь так? К тому же, если мы договоримся с ними, твои услуги мне еще понадобятся. Так что успокойся. Получишь, все что заслужил. А теперь веди.
Пользуясь темнотой, маргуш скривил недовольную физиономию, чего никогда не посмел бы сделать при дневном свете. Но, немного подумав, он все же кивнул головой и направился в сторону от реки, уверенно находя дорогу в густой темноте. Фрада старался не отставать от него, но, постоянно натыкаясь на скрытые темнотой кусты, кочки, проваливаясь в заполненные холодной водой ямы, был вынужден вполголоса окликать своего проводника и просить его идти помедленнее. Иногда маргуш прислушивался к его просьбам, но чаще пропускал их мимо ушей, продолжая двигаться в том же темпе, так что в какой-то момент Фраде показалось, что маргуш, получив часть золота, хочет избавиться от него, растворившись в лабиринтах ночных тугаев. Но как только сак утвердился в этом мнении, и собрался уже принять решительные меры, маргуш остановился, как вкопанный, так что спешащий за ним Фрада едва не налетел на его спину. Сверившись с приметами, которые были известны ему одному, маргуш кивнул головой после чего, лодочкой сложив руки, поднес их ко рту и издал три коротких крякающих звука.
- Откуда так далеко от реки утки? – Недовольно прошептал Фрада. – Не могли придумать чего-то другого?
Но маргуш не обратил на его ворчание никакого внимания и, выждав немного, повторил сигнал. В наступившей после этого тишине отчетливо послышался сухой щелчок сломанной ветки. Фрада не раз слышал что-то похожее, когда сидел в засаде, поджидая пока на него выйдет спасающейся от погони загонщиков понтач (1) и теперь по звуку четко определил, откуда он доносился. Повернувшись лицом к невидимому существу, пробирающемуся сквозь колючую чащу терновника, Фрада покрепче сжал рукоять спрятанного в рукаве акинака и, схватив маргуша за полу плаща, притянул его поближе к себе.
- Будешь рядом со мной. – Устрашающе прошипел Фрада. – И знай, если даже эта ловушка и мне не уйти отсюда, то ты все равно умрешь раньше меня.
Маргуш снова издал жалобный стон и задрожал всем телом, сам не понимая, от страха или просто от холода. Несчастный уже начал жалеть, что ввязался в эту авантюру, и только лежащий за пазухой кусок золота, оттягивая намокшую одежду, согревал испуганную душу маргуша и предавал ему решимости.
Хруст повторился. На этот раз он раздался ближе и сопровождался шелестом мокрых веток, раздвигаемых руками человека, и вскоре от темнеющих высокой стеной зарослей отделились два светлых силуэта, которые медленно поплыли в сторону Фрады и маргуша. «Еще два идиота. – Проворчал себе под нос Фрада, увидев тех, навстречу с кем он пришел. – В такую темень нацепили на себя светлое! Хотят, чтобы их издалека было видно, что ли?». Незнакомцы подошли совсем близко, теперь их разделяло всего несколько шагов, и пока один из них, тот, что судя по важной походке и манерам, был старшим, обменивался с маргушам короткими фразами на незнакомом Фраде языке, второй не отводил от сака внимательных глаз, пряча под накидкой готовое к бою оружие. «Не успеет. – Оценив ситуацию, решил Фрада. – Если что, я его раньше проткну». Тем временем маргуш, выслушав несколько коротких предложений, понимающе закивал головой и поторопился их перевести:
- Он приветствует тебя. – Обратился он к Фраде, тронув его за рукав. – Говорит, что он командир греческих наемников в персидском войске, что его зовут Аристодик и спрашивает твое имя.
- Мое имя ему знать ни к чему. Ты лучше спроси его, почему он пришел не один и кто этот наглец, что пожирает меня взглядом?
Маргуш перевел слова сака и последовавший за ними вопрос. Греки переглянулись. Взгляд одного выражал тревогу и недоверие, второй, коротко кивнув головой, согласился рассекретиться:
- Это Пактий, его друг и помощник. – Сбивчиво переводил маргуш, постоянно оглядываясь по сторонам. – Он говорит, что ему можно доверять. У них одна цель. Но если ты не хочешь назвать своего имени, как же они поймут, что ты именно тот, кого они ждут?
- О, милосердные, справедливые боги, ну почему вы сводите меня с одними олухами? – Фрада закатил глаза к темному небу и тут же заметив, что маргуш уже открыл рот, чтобы перевести его вопрос, грозно рявкнул на него, до смерти перепугав беднягу. – Это переводить не к чему! Переведи им, что я именно тот человек, пусть не сомневаются.
Греки снова переглянулись и Аристодик опять начал издавать непонятные звуки, сопровождая их короткими взмахами руки. Маргуш ненадолго задумался. Его познания греческого были не столь обширны, и при переводе он иногда сталкивался с некоторыми трудностями.
- Он спрашивает, сколько ты хочешь получить за свою помощь? Будет ли это скот, золото, или что-то другое?
- Да ты что, грязная собака, думаешь, я пришел сюда, чтобы продаться чужакам?
- Н-не г-г-невайс-с-ся. - Неожиданно начав заикаться, прогнусавил испуганный маргуш. – Я ведь т-т-только п-п-перев-вожу.
- Вот и переводи, но не смей болтать лишнего. – Не успокаивался сак, сверкая глазами и размахивая кулаком перед самым носом маргуша. – Скажи им, что золото здесь ни при чем.
Выслушав дрожащего от страха маргуша, греки недоверчиво покосились на сака. Оба они, и особенно Пактий, давно уже привыкший мерить все пригоршнями монет, испытывали недоверие к людям, которые делали что-то не ради золота или других богатств – имея с такими дело, никогда не знаешь, что придет им в голову в следующий момент.
- Он-н-ни удив-в-влены… - Перевел маргуш.
- Это я и сам вижу. Что еще он говорит?
- С-с-сп-прашивают, тогда ради чего? Ведь п-п-помогая им, ты идешь п-п-против своего народа. И если все получится так, как мы… то есть вы з-з-задумали, то совсем скоро вы станете врагами и встретитесь с ними на поле боя.
- Я иду не против народа, а против кучки трусливых и жадных шакалов, правящих им! – Вспомнив последний совет в шатре царицы, Фрада забыл про осторожность и повысил голос до крика. – До поры до времени наши интересы совпадают. И пока так будет, я буду вам помогать. Но если боги сведут нас в бою, будьте уверены, пощады от меня вы не получите. Но пока я ваш союзник. И переведи им, хватить болтать попусту. Мне еще нужно успеть, до рассвета вернуться на свой берег. Так что если хотят договориться, то пусть переходят к делу.
Услышав грозный рык сака, маргуш, уже начавший потихоньку приходить в себя, снова задрожал всем телом и стал заикаться пуще прежнего. Выслушав его сбивчивый перевод, греки снова переглянулись. Во взгляде Пактия сквозило недоверие к таинственному массагету, который даже имя свое отказывался назвать, и, видя сомнения своего товарища, Аристодик тоже заколебался.
- Ну что они тянут? Языки проглотили? Скажи им, что я не могу ждать здесь вечность.
Но Аристодик понял слова Фрады без перевода и как это часто бывает с людьми, принял, может быть, самое значительное решение своей жизни, подчинившись сиюминутному порыву, больше доверяя инстинкту, чем разуму.
- Они согласны. – Выслушав короткий монолог Аристодика, облегченно выдохнул маргуш. Он с трудом представлял, как отреагирует Фрада на отказ греков и что в этом случае ждет его – несчастного, беззащитного маргуша. – Они спрашивают, есть ли у тебя конкретный план и какая роль в нем отведено им?
- Вот так бы сразу. – В темноте блеснула белозубая улыбка Фрады. – А то замучили вопросами, как лисица суслика. Да перестань ты переводить каждое мое слово! Скажи им, план есть. План верный. Пусть слушают внимательно, чтобы потом ничего не перепутать. Да смотри, переводи точно, а не то не сносить тебе головы.
Три дня дождь, не переставая, моросил над степью, легкой прозрачной пеленой застилая воздух, а на исходе третьих суток с громовым треском и сиянием что-то лопнуло в небесах и они пролились на землю сильным, но коротким ливнем, который закончился так же внезапно, как и начался, оставив после себя разноцветный полукруг радуги в темнеющем вечернем небе. Совсем скоро засидевшийся без дела ветер разогнал надоевшие ему тучи, и светлая луна, взгромоздясь на вершину мира, с доброй улыбкой взирала оттуда на умытую землю. Запустив в небо столбы черного дыма, намокшие юрты согревались после продолжительного ненастья. Их обитатели, подбросив в пылающий очаг побольше веток, мирно дремали, придвинувшись к согревающему пламени костра и накрывшись теплыми одеялами из сшитых в несколько слоев шкур. Даже некоторым собакам, самым старым и особенно любимым, было позволено эту ночь провести в тепле и уюте, тогда как остальные друзья человека ютились за порогом, прямо на мокрой траве. Поодаль, сбившись в кучу, согревали друг друга овцы, смешно дергая спутанными ногами, прыгали стреноженные кони, отпугивая от себя комаров и слепней, размахивали длинными хвостами с кисточками на конце пара круторогих быков. Вполглаза наблюдая за небольшим стадом, собаки навостряли мохнатые уши при каждом подозрительном шорохе, но очень быстро успокаивались, поняв, что это всего лишь мелкий безобидный грызун, покинувший свою норку в поисках корма. Но вот, заподозрив в нарушении тишины кого-то другого, четвероногие стражи все разом, как по команде подняли головы, и, устремили куда-то вдаль внимательные взгляды круглых черных глаз. Прислушиваясь к доносящимся из ночной степи звукам и втягивая влажными носами непонятный, незнакомый запах, собаки поднялись на ноги и беспокойно забегали между юрт. Иногда замирая на месте, они вопрошающе смотрели друг на друга и, оскалив ряды белых клыков, издавали грозное рычание, пугая им кого-то невидимого. Вскоре к ним присоединились и те, кому выпала честь ночевать у ног хозяина. Встревожено бегая по юрте, они нетерпеливо поскуливали и, тыкаясь носом в лица спящих людей, пытались предупредить их о надвигающейся опасности, а потом, встав на задние лапы, царапали загораживающую вход шкуру.
Наконец, протирая заспанные глаза и почесывая спутанную копну седых волос, на улицу вышел сухой, сгорбленный человек в мятой белой рубахе до колен, из под которой виднелись короткие, но широкие шаровары. Разбуженный необычным поведением собак, он обиженно ворчал сквозь зевоту, ругая «бестолковых животных» на чем свет стоит, но все же собирался осмотреться вокруг, чтобы понять причину такого беспокойства. Припадая на больную левую ногу, старик медленно поплелся к ближайшему холму, по пути беседуя с окружившими его собаками, которые даже при появлении человека не прекратили свой встревоженный скулеж.
- Ну что, что разскулились? Думаете волки? Да вряд ли. Что им здесь делать? Не решаться нападать на человека, когда в степи полно легкой добычи. – Бубнил старик, отгоняя от себя повергающие в трепет мысли, но тут же, здраво оценивая ситуацию, сокрушенно качал головой, обращаясь уже к самому себе. – Будь они не ладны, эти зубастые. Все мужчины на дальних пастбищах. Здесь только девки, старики да дети. Ладно, если стая маленькая и не особенно голодная. Повоют, да уйдут. А если нет… отбиться будет сложно. Да что же с вами происходит?
И одолев, наконец, подъем, показавшийся ему бесконечным, тяжело дыша впалой старческой грудью, он сощурил подслеповатые глаза, вглядываясь в расстилающуюся под его ногами степь, прекрасно освещенную светом полной луны. Но вместо зеленых точек светящихся в ночи волчьих глаз, к своему ужасу старик увидел рассыпавшиеся по темно-зеленому ковру ярко-красные огоньки горящих факелов. То спускаясь в лощины, то снова появляясь на вершинах курганов, они стремительно и бесшумно приближались к стоянке намана, предвещая не раз участвовавшему в набегах старику страшную беду.
- Святые небеса!!! Кто же это осмелился? – Вырвалось из груди старика. Но рассуждать было некогда. Не теряя времени даром, он развернулся и, забыв про больную ногу, бросился бежать назад к юртам, на ходу крича так громко, как только был способен. – Вставайте, встава-а-а-а!!!
Сразу три стрелы вонзились в костлявую спину, опрокинув старика на землю. Сколько раз за свою длинную жизнь он, натянув тугую тетиву лука, отправлял в смертоносный полет насвистывающие безжалостную песню стрелы. Пришло время и вот они спели ее для него. Вторя предсмертному крику, собаки залились истошным лаем, на который из юрт начали выбегать заспанные люди, еще не осознавшие происходящего вокруг. Многие так и погибли, не успев понять, что случилось. Остальные попытались спастись, каждый по-своему. Тот, кто был смелее и отчаянней других, кидался в юрты, чтобы, сняв со стены лук и стрелы, схватив акинак или сагарисс, вступить с налетчиками в схватку. Тот, кто был поумнее бросился распутывать ноги коней и, впрыгнув на их мокрые спины, попытался покинуть обреченную стоянку, не особенно заботясь об остальных. Таков закон степи – каждый спасает свою жизнь. Но не успевали расторопные счастливчики вырваться на степной простор, как их тут же настигали вылетающие из темноты стрелы, и совсем скоро стало ясно, что враги были повсюду. Одни, растянувшись длинной цепью, полукругом огибали массагетские юрты со стороны Аракса. Другие маленькими отрядами рассыпавшись по степи, отсекали возможные пути к отступлению, так что бежать было некуда.
С диким леденящим кровь воплем нежданные гости ворвались в беззащитную стоянку, рубя всех без разбора, не щадя ни малых, ни старых. Спешившись, обнажив сверкающие сталью мечи, взяв наперевес короткие копья, заходили они в чужие жилища и после недолгой борьбы, которую сопровождали истошный детский плач и женский визг, выходили оттуда с ног до головы забрызганные кровью. А чуть позже, когда из заваленной трупами юрты выносили все, что приглянулось победителю, ее отдавали на съедение вечно голодного пламени и вскоре стоянка превратилась в гигантский костер, кроваво-красные языки которого лизали потемневшие от ужаса звезды.
Посреди этого действа, сложив руки на груди, нахмурив густые черные брови, стоял Аристодик, и старому солдату происходящее вокруг было явно не по нутру. Когда кто-нибудь из его наемников, разгоряченный выпитым для храбрости вином, в плену азарта вонзал копье в грудь умолявшей о пощаде жертвы, или на двое разрубал мечом маленькое тельце грудного ребенка, грек морщился и не в силах смотреть на это, опускал глаза. Но все же останавливать своих людей он не собирался. А за его спиной, в кудряшках пышной мохнатой шапки спрятав глаза, черной материей закутав нижнюю часть лица, огромной неподвижной глыбой возвышался Фрада. Его горящий злобой и презрением взгляд постоянно бегал по сторонам, стараясь не упустить ни одной детали, но в отличие от Аристодика, в нем так и не вспыхнула даже маленькая искра недовольства и сострадания.
Но вот из предпоследней непреданной огню юрты, небольшого роста коренастый грек с веселым смехом вытащил за волосы молоденькую девушку в разорванной одежде, лохмотья которой почти не скрывали нагого тела. И увидев ее, Фрада немедленно толкнул в спину застывшего Аристодика, взгляд которого отрешенно гулял по разоренной стоянке. Очнувшись, Аристодик посмотрел туда, куда указывал толстый грязный палец Фрады и громко крикнул, обращаясь к смеющемуся греку:
- Эй, Теофраст, эту тащи сюда. Как раз она нам и нужна.
Но стоило опьяненному легкой победой Теофрасту повернуться на зов своего командира и на мгновенье отвлечься от извивающееся пленницы, как тут же на его лодыжку со всего маху обрушилась нога девушки, обутая в сапог с жесткой подошвой и медной подковкой на пятке. Острая боль пронзила всю ногу Теофраста до самого колена, и, вскрикнув от неожиданности, он разжал руку, которой держал длинные женские волосы, а девчонка, воспользовавшись свободой, тут же бросилась наутек.
- Не упустите ее!!! – Заорал Фрада, забыв, что из тех, к кому был обращен этот крик, никто его не понимает.
Тем временем Заринка вихрем пролетела через пылающую стоянку, стремясь вырваться за ее пределы и раствориться в ночной темноте. Большинство греков, занятые грабежом и насилием, даже не успели опомниться и попытаться остановить беглянку, так быстро и стремительно все произошло. Только на самом краю стоянки путь Заринке преградил громадный Алкенор, руки которого были заняты золотыми кувшинами, и даже в такой ситуации здоровяк не пожелал с ними расстаться. Завизжав, Заринка, не сбавляя скорости, врезалась головой в грудь грека, не ожидавшего от этой тонкой девчонки такой прыти и наглости. Раздался треск ломающихся ребер, который слышали даже те, кто стоял шагах в двадцати, и, не успев даже охнуть, Алкенор повалился на бок, с громким звоном рассыпав награбленное. А Заринка, едва не потеряв равновесие, все же сумела устоять на ногах и кинулась к крайней юрте, объятой ярким пламенем, за которой в тридцати шагах широкой полосой темнела впадина оврага. Позади слышался тяжелый топот настигающих преследователей, их непонятные крики раздавались со всех сторон и заставляли сердце испуганно сжиматься в маленький комочек. А когда до края спасительного оврага оставалось уже не больше четырех шагов, где-то совсем рядом с левым ухом просвистела стрела. Заринка рыбкой прыгнула на землю, и, проскользив животом по мокрой траве оказалась на самом дне лощины, куда не попадал лунный свет, и потому там царила полнейшая темнота. Не обращая внимания на ссадины и мелкие порезы, Заринка вскочила на четвереньки, сминая тонкие длинные стебли, проползла несколько шагов, и, откатившись в сторону, замерла в полной неподвижности, скрытая травой, местами доходившей до груди человека. И только она, заметая следы, успела совершить этот маневр, как тут же край оврага осветило десятка два факелов и, сидя в своем убежище, Заринка видела как, на фоне пылающей стоянки совещались невиданные ею раньше люди, размахивая руками и распределяя роли в предстоящей охоте на сбежавшую девушку. Эх, коня бы сейчас! Ни за что бы тогда чужакам не удалось схватить ее. А так… Незамеченной теперь из оврага не выберешься, а на скорое прибытие помощи надеяться нечего – даже если мужчины намана каким-то чудом увидят на горизонте всполохи пламени, прятаться здесь до их прихода невозможно. Найдут. Если только, пользуясь темнотой, удастся уйти вдоль обрыва к реке. Но как тут проскользнешь мимо такого количества народа?
Зажав рукой рот, Заринка старалась унять частое прерывистое дыхание, и наблюдала, как, выстроившись цепью чужаки, держась в пяти-шести шагах друг от друга, принялись обшаривать поросшее травой дно оврага. Освещая заросли густой высокой травы поднятыми высоко над головой факелами, они внимательно смотрели по сторонам, и медленно, шаг за шагом приближались к месту, где затаилась Заринка. Понимая, что любое движение вызовет колыхание травы и привлечет к ней внимание чужаков, Заринка и не помышляла о бегстве. Вместо этого, путаясь в рваной одежде, она торопилась достать из-за голенища сапога маленький ножик. Это был даже не ножик, а просто небольшой медный пруток, один конец которого был сужен и заострен, а другой обмотан толстым слоем тряпок и служил рукояткой. Зажав это оружие в маленькой тонкой ручонке, Заринка замерла, слушая бешенный ритм своего сердца и выжидая удобного момента, чтобы броситься на грека, который прокладывая себе путь короткими размеренными взмахами меча, шел прямо на нее. Осторожно, почти не шевелясь, Заринка стащила с левой ноги сапог, готовясь к прыжку, подобрала под себя ноги. И когда греку оставалось сделать еще пару шагов, чтобы увидеть прятавшуюся жертву, Заринка резким бесшумным движением отшвырнула сапог в строну. Замерев, чужак повернулся на шум падающей обуви и тут же почувствовал, как в его живот воткнулось что-то острое и безумно холодное. Попав чуть ниже солнечного сплетения, Заринка вонзила нож по самую рукоятку, почувствовав, как тряпочная обмотка пропитывается теплой кровью. Расширенными от удивления глазами здоровенный грек посмотрел на маленькую, совсем молодую девчонку, едва достававшую ему до плеча и так внезапно прервавшую его героическую жизнь. Заваливаясь на спину, он хотел предупредить своих товарищей криком, но воздух стремительно покидал проткнутые легкие и как ни старался грек, но все же не смог издать ни малейшего звука, кроме тихого хрипения. Отяжелевшими непослушными руками хватая воздух, все еще борясь за жизнь, грек медленно опустился на землю, а Заринка проворно отскочила в сторону и снова скрылась в траве так же внезапно, как и появилась. Упав на колени и замерев, она с тревогой прислушивалась к раздававшимся совсем рядом крикам, по их интонации стараясь понять, обнаружили чужаки исчезновение своего товарища или нет. Но, похоже, никто не заметил потери – греки продолжали прочесывать овраг, не подозревая, что в их сетях проделана дырка.
Выждав, пока ищущие ее чужаки отойдут на приличное расстояние, Заринка стала осторожно пробираться за их спинами, стараясь огибать каждый стебелек и не высовывать голову из травы. Спасение было близко. Напряженный слух девушки уже слышал журчание реки, где прячась в тени обрывистых берегов, можно было совершенно незамеченной уйти довольно далеко. Пока чужаки прочешут весь овраг, пока найдут труп своего товарища, пока поймут, что произошло… К этому времени она проделает полфарсаха, не меньше. Оставалось только незамеченной преодолеть открытое расстояние шагов в сорок, и сделать это как можно быстрее. И, покинув овраг, Заринка торопливо засеменила ватными от волнения ногами, пригибаясь к самой земле, и каждый миг ожидая услышать за спиной вопли заметивших ее греков. Эти несколько мгновений показались ей вечностью, она думала, что никогда не добежит до реки, рухнет замертво, потому что сердце остановиться от пережитого ею страха. И только почувствовав под ногами мягкий прибрежный песок, Заринка немного успокоилась. Она даже позволила себе оглянуться, чтобы убедиться, не преследует ли ее кто-нибудь. Но факелы по-прежнему освещали теперь уже далекий овраг, метаясь по его глубокому дну. Бегство Заринки прошло незамеченным. Взяв короткую паузу, чтобы отдышаться и принять решение в какую сторону двигаться, Заринка быстро стащила с ноги сапог, который теперь стал обузой, подобрала разорванный подол платья и кинулась бежать. И тут же перед ней, как будто из под земли выросла темная фигура громадного человека. Отшатнувшись, Заринка вскрикнула, но по одежде узнав в напугавшем ее человеке сака, закрыла рот руками, боясь, что ее услышат чужаки. Но мимолетная радость тут же сменилась тревожным непониманием. Почему его лицо скрыто под маской? И что делает он здесь, прячась в тени берега, вооруженный и в доспехах?
Не говоря ни слова, таинственный мужчина медленно приближался к также медленно отступавшей Заринке. Легкое движение руки и упавшая маска открыла перекошенное злобой лицо Фрады. Как свои пять пальцев зная окрестные степи, он легко предугадал, куда кинется Заринка в поисках спасения, и когда греки бросились обыскивать овраг, Фрада затаился здесь, спокойно поджидая пока случится одно из двух: либо греки найдут и схватят Заринку, либо она ускользнет от них и сама прибежит к нему в руки.
- А что ты … - Вопрос девушки прервала увесистая пощечина, звон которой услышали даже греки. Голова Заринки дернулась в сторону, в глазах помутилось, а на языке почувствовался сладковатый привкус крови. Отлетев на несколько шагов, она рухнула на землю и, не имея сил подняться на ноги, перевернулась на живот и поползла по холодному прибрежному песку. Фрада, в памяти которого сейчас всплыли все неприятности, которые пришлось ему претерпеть в последние дни, и причиной которых отчасти была эта тщедушная девчонка, уже не мог совладать со своим гневом. Дыхание его стало тяжелым и таким частым, как будто он пробежал без остановки не меньше двух фарсахов, при этом и без того широкие ноздри раздувались, как у взбешенного быка, бок которого только что прижгли огненным клеймом. Легко нагнав распластанную Заринку, он со всего маху ударил ее ногой в живот, отчего девушка согнулась пополам и захрипела, сплевывая на землю сгустки крови.
- Ну что, змеюка, думала вот так просто сможешь надуть меня, да? – Второй мощный удар потряс хрупкое тело девушки. Заринка даже не смогла закричать, только закрыла глаза и широко открыла рот, пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха. Руки и ноги онемели и отказывались слушаться, но инстинкт самосохранения и жажда жизни заставляли Заринку ползти, преодолевая жуткую боль, сковавшую все ее тело. Свысока своего роста глядя на эти жалкие попытки, Фрада лишь усмехнулся. – Ты зря ввязалась в большую игру, девочка. Я никому не позволю уводить баранов из моего стада, слышишь никому. – И легким толчком ноги Фрада снова опустил на землю пытавшуюся встать Заринку. – Видишь, как изменчива судьба, вчера ты думала, что оседлала небесных коней, а сегодня валяешься в грязи. И это только начало твоих мучений. Скоро, совсем скоро ты станешь бесправной рабыней, и будешь ублажать своего господина, выполняя малейшую его прихоть. Жаль только я этого не увижу.
Слушая гневную тираду Фрады, Заринка немного пришла в себя, в глазах просветлело, дыхание восстановилось, и руки снова стали послушными. Выждав удобный момент, она зачерпнула тонкой ладошкой пригоршню мокрого песка и, развернувшись, швырнула его Фраде в лицо.
- Ах ты, грязная тварь!!! – Зарычал ослепленный Фрада и попытался наугад ударить Заринку ногой, но она успела откатиться в сторону и, ухватив Фраду за обе лодыжки, собрав остатки сил, дернула их на себя. В коротком полете описав полукруг, Фрада рухнул на землю, которая затряслась под ударом его грузного тела. А Заринка, не теряя времени, бросилась наутек, превозмогая боль в животе, при каждом шаге с жалобным стоном сгибаясь пополам, и уже не особенно разбирая, куда бежит. Проморгавшись, Фрада вскочил на ноги и бросился было вдогонку, но, довольно быстро поняв, что ему не догнать молодую легконогую девчонку, выхватил из ножен акинак и пустил его в след удалявшейся в темноту Заринке. Получив мощный удар прямо между лопаток, Заринка, еще не понимая, в чем дело, пробежала пару шагов, но ослабевшие вдруг ноги уже перестали слушаться, медленно сгибаясь в коленях. При каждом вдохе что-то больно кололо ее в груди, а с каждым выдохом из носа и рта вылетал фонтан красных брызг. Чувствуя, как жизнь покидает ее хрупкое тело, Заринка опустилась на колени и, оперевшись руками о землю, все еще пыталась двигаться вперед, цепляясь похолодевшими вдруг пальцами за каждую травинку. Нагнав непокорную девчонку, Фрада рывком вытащил акинак из раны, и по разорванному платью поползло красное пятно. Ногой опрокинув Заринку на спину, Фрада нагнулся над ней и, глядя в помутневшие уже не разбиравшие ничего глаза, проскрежетал:
- Вот змея, и здесь обманула меня! Даже умерла по-своему!
Заринка что-то зашептала в ответ, но Фрада не услышал ничего, кроме предсмертного стона, и только по движению побелевших обескровленных губ смог прочитать имя того, кого умирающая девушка в последние мгновенья жизни призывала к себе на помощь.
- Не надо было твоему Спаргапису идти против меня. – С некоторым сожалением проворчал Фрада. – Тогда сейчас бы все было по-другому.
Синие глаза Заринки замерли, уставившись на мерцающую высоко в небе звезду, полуобнаженная грудь перестала вздыматься и холодные руки бессильно опустились на землю.
Оглашая берег реки возбужденными криками, на шум борьбы прибежали греки во главе с Аристодиком. Увидев распластанное на земле бездыханное тело Заринки, большинство наемников почему-то вдруг зашептали молитвы. Фрада же, абсолютно хладнокровный, горстью травы стирал с акинака кровь, взглядом отыскивая в толпе греков переводчика-маргуша.
- Скажи им, пусть поторапливаются. С рассветом здесь наверняка будет полно саков. И пусть оставят побольше следов, чтобы ни у кого не было сомнений в том, что это сделали персы. А потом сразу уходят.
Выслушав маргуша, Аристодик, молча махнул рукой, и его подчиненные отправились завершать начатое. Напоследок бросив на своего союзника полный презрения взгляд, Аристодик плюнул в сердцах, и поплелся вслед своим наемникам, проклиная самого себя, за то, что связался с таким бездушным чудовищем. Рядом с бездыханным телом Заринки, остались только Фрада да маргуш, который, нерешительно переминаясь с ноги на ногу, не знал, как начать говорить о беспокоившем его вопросе.
- А ты чего ждешь? – Злобно сверкая глазами, спросил его Фрада. – Или хочешь остаться на нашем берегу?
- Дело сделано. – Робко начал маргуш, стараясь не смотреть в лицо сака. – У нас был договор…
- Ах да. – Согласился Фрада чуть более спокойным тоном и полез за пояс в поисках предназначенного маргушу золота. Но вместо положенной награды он неожиданно выхватил оттуда нож и, стремительно выбросив руку вперед, вонзил оружие в грудь удивленного маргуша. – Вот все, что ты по праву заслужил, трусливый шакал. Неужели ты и впрямь думал, что сак будет держать слово, данное маргушу? Тигр и тушканчик не ровня друг другу.
И оставив своего недавнего помощника истекать кровью, Фрада зашагал вдоль берега, отыскивая место, в котором его поджидал конь. За спиной пылали юрты, в огне пожара превращались в пепел тела преданных им братьев, но Фраду это не волновало. Он думал только о будущем, в котором обязательно должен был стать царем всех массагетов, чтобы спасти свой народ и вернуть ему былую славу и величие, которого он заслуживает. И ради этой цели можно было пожертвовать одним наманом, который к тому же, вырастил подлую предательницу.
| | | | Обсудить на форуме |
| |
