| Литературное общество Ingenia: Владимир Молотов - Расцветай под солнцем, Грузия моя! | | Расцветай под солнцем, Грузия моя! | | Так вышло, что как раз во время конфликта России с Грузией мы затеяли ремонт в ванной комнате. И по знакомству наняли грузина обшивать стены панелями.
По радио клеймили режим Саакашвили, а наш мастер работал и слушал. А я сидел дома с ним.
Имя у него было странное – Тариэл. Вычурное какое-то. Невысокого роста, кривоногий, с сильными руками, Тариэл приходил в потрепанном сером костюме и распространял запах спиртного. Его мутноватые глаза казались непроницаемыми. Вьющиеся недлинные волосы и неброская щетина имели цвет старой травы, обнажающейся при таянии снега. Работал он споро, вдумчиво, старался. Я только выносил мусор, готовил обеды, покупал пиво. В минуты перекуров мы о чем-нибудь болтали. Точнее, он болтал, а я слушал. Например, о политике.
– Да что они заладили, Грузия-Грузия… Как будто в России одни грузин живет! Это все политик виноват. Не знаю, что им надо, этот политик? Был у нас такой, Гамсахурдия. Войну начал? Они делают, а народ страдает. И Миша такой что ли?
– Какой Миша? – спрашиваю я.
– Ну, Саакашвили… Я не знаю, он просто порядок хочет… Прошлый год я Тбилиси ездил. Четыре года Грузии не был. Прилетаю, захожу в аэрпорт, мне говорят: «Здравствуй, проходи сюда, пожалуйста… Покушать хочешь? Вот там у нас покушать. Там – деньги поменять. Такси хочешь?» – Тариэл делает подобие улыбки, и его искривленная верхняя губа еще больше искривляется. – Я обалдел! Раньше Тбилиси приедешь, тебя сразу таможня: «Деньги давай! Деньги из Россия привез?» А теперь: «Покушать хочешь? Такси хочешь?» Я спрашиваю: «Куда я приехал?» Тбилиси, говорят.
Тариэл докуривает вонючую Яву и идет работать дальше. Я сажусь за компьютер. Через полчаса он приходит в комнату за новыми панелями.
– В шахмат играешь?
– Ну да, – почему-то начинаю стесняться я.
– Много игр у тебя?
– Да нет, у меня только шахматы и интернет.
– Какой конверт?
– Интернет, говорю. Ну, сеть такая. Страницы там разные открываешь, смотришь.
Мой грузин стоит секунд пять растерянный и сдается:
– А, я в этом не понимай!
Дошло дело до смесителя. Тариэл спрашивает разводной ключ. Я говорю, нет у меня разводного ключа, но у тебя-то почему нет?
– У меня был. Племянник взял и оставил. Работал у женщина. У нее дети, муж. Племянник взял трахнул ее. Я говорю, зачем полез? А он: «Сама захотел!» Муж застал, с работ пришел рано, что ли. Племянник неудобно стало. Так бросил там работ, половину сделал и бросил. Инструмент весь там оставил, деньги тоже не взял.
Я смеюсь. Тариэл искривляет губу.
– Прям как в анекдоте! – говорю я. – А муж что?
– Муж тоже неудобно стало.
Он начинает искать в своей котомке подходящий ключ.
Через некоторое время мы в опять садимся на кухне курить. По радио опять говорят про Грузию.
– Или война будет, или политик успокоится, – комментирует Тариэл. – Пусть русский солдат из Грузия уйдет. Зачем в страну лезть. Когда сами своим управляют, зачем третий нужен?
Я вяло киваю головой. И молчу. Не спорить же мне с ним. По-своему он прав. Не как Шариков – взять все, да и поделить, – а как простой крестьянин.
– А НАТО вам зачем? – спохватываюсь я.
– Что такой НАТО? НАТО тоже не нужен. Я не знай, Миша что хочет.
Понятно, никто вам не нужен. Только бы жить спокойно на своей земле. Дважды два.
Так проходят дни. Ванная преображается на глазах.
– Я в Тбилиси двадцать восемь тысяч рубль брал и доллар тысяча, – говорит Тариэл, прикуривая сигарету. – Там это большие деньги. Мог машину купить.
– Какую, новую? – удивляюсь я.
– Новый Жигул две тысяч доллар стоит. Из Турция. Там по лицензия делают. А я все денег в кабаках прогулял.
– А сколько у вас водка стоит?
– Четыре рубль грузинских. Грузинский – хороший рубль, русских семнадцать дают…
– Так ты в Тбилиси жил? – задаю я давно мучающий меня вопрос.
– Нет, на границ, рядом с Сочи, – и он называет селение, и это слово я не в силах разобрать.
Я переспрашиваю, он повторяет. Но мне так и не удается понять.
– Ох, и жизнь была! – продолжает он, и глаза его оживают, наполняясь какой-то сладковатой ностальгией. – Мне работать не надо был. Фрукты рядом, хочешь – иди, срывай. Вино рекой текло, водка сам перегонял. Дикий кабан, баран дикий рядом ходил, много-много, забивай – не хочу! Воздух чистый, дышать приятно.
– А рыбу ловил? – с завистью интересуюсь я.
– Ой, рыбалка много было! Рыба – полная река. В реке вода прозрачный, пить можно. Сазан ловил большой, здесь такой не водится… Если б не война, я б ни за что не уехал. У меня два дом был. Оба сожгли. Все разграбили и сожгли…
Тариэл управился за неделю. Ванная комната засияла, как зубная паста.
И вот мы сидим, курим последний раз на пару. По радио, между прочим, передают, что мигрантам из Грузии не будут больше предоставлять рабочие места.
– А, у меня работ еще на полгода есть, – махает рукой Тариэл. – А потом в Грузия уеду. Новый дом построю. Лучше, чем был. Баню построю. Работа нет – проживу.
– А я в детстве был в Грузии, – вдруг сознаюсь я. – В Батуми ездили с маминой подругой к ее родственникам.
– Батуми бывал я много раз, – оживает Тариэл.
– Мне лет восемь тогда было. Там такая обалденная красота! До сих пор помню.
И у меня перед глазами – не в первый раз – всплывает картина.
Нас везут на автобусе в Батуми. И проезжаем мы мимо какого-то горного ущелья. Дорога стелится по уступу необъятной, величавой скалы. Асфальтовая лента изгибается, и автобус медленно, пугливо поднимается по спирали, жужжа, как пчела. А справа зияет огромная пропасть. Там, теряясь в матовой дымке, выстраиваются лесенкой темно-зеленые деревья. И эта матовая дымка – как будто мудрая гора тихонько покуривает трубку; и эти деревья лесенкой, и ужасающая глубина ущелья, – весь этот чарующий пейзаж так впечатляет мою восприимчивую наивную душу, душу ребенка…
Что я и поныне с какой-то странной легкой грустью вижу его перед собой.
– Приезжай к нам отдыхать, – вдруг предлагает Тариэл, искривляя губу.
Не знаю, всерьез ли. Да нет, конечно, нет. Но я возбужденно откликаюсь:
– Обязательно! Я обязательно когда-нибудь в Грузию приеду.
И я верю, что это не пустые слова. Ведь не зря среди скупого набора пестрых виньеток, которые беззаботно подкинуло мне мое милое советское детство, навсегда утерянное, рельеф ущелья где-то на подъезде к Батуми сияет едва ли не самыми теплыми и яркими красками… И когда я слышу дрожащий голос Гвердцители… Я начинаю понимать, что слова: «Расцветай под солнцем, Грузия моя!» – это не пустые для меня звуки.
Ибо эта маленькая и солнечная земля, населенная мирными и гордыми людьми, – я знаю точно… Она наделена той волшебной, первозданной красотой, какая только и может быть, – без ложного пафоса, – настоящим божественным откровением.
Она – как мечта, как чудесный и недосягаемый Зурбаган.
Расцветай под солнцем, Грузия… моя?
| | | | Обсудить на форуме |
| |
