| Литературное общество Ingenia: Анастасия Галицкая - Как я девять раз не вышла замуж | | Как я девять раз не вышла замуж | | У кошки девять жизней.
Остальные она не помнит,
или не хочет вспоминать…
************************************************************
Раз первый.
Мы вместе учимся на курсах английского языка, сидим за одной партой и любим друг друга. Он провожает меня до дома. Два раза в неделю. Мы болтаем о литературе и искусстве. Держимся за руки. Иногда он любит положить ладонь мне на талию. Говорит, что его руке там очень удобно – как на мягкой полочке… Мама называет это «крутые бёдра».
В остальное время он учится в университете имени Баумана на пятом курсе. Отличник.
Он такой большой… И, конечно, красивый.
- Ты выйдешь за меня замуж? – спрашивает он однажды.
- Конечно, - радуюсь я искренне. Ха! Никого из девчонок замуж ещё не звали, а меня уже! Ха!
- Через четыре года, - спохватываюсь я, - только через четыре года.
- Нет, я понимаю, что тебе надо закончить институт, - говорит он, - я тебе помогу и с детишками пока подождём.
- Подождём, - соглашаюсь я. Но это будет… - я призадумалась и стала загибать пальцы, - два плюс пять - через семь лет.
- Не понял, почему через семь?
- Ну, как это? Сначала я окончу школу, потом институт…
- Какую школу? - смеётся он, - школу милиции?
- Почему милиции? - удивляюсь я.
Он отстраняется, снимает руку с моей талии, смотрит в глаза…
- Сколько тебе лет?!! - вдруг кричит он.
- Четырнадцать…
- Ты что с ума сошла?
- Нет…, а что?
- Тебе – четырнадцать, ты уверена, или это шутки такие?
- Я…, я…, я уверена, - говорю я и отхожу чуть дальше, потому что он так странно смотрит…
Больше я никогда его не видела. Володю Козлова – выпускника МВТУ им. Баумана. Он так и не вернул мне «Петра первого» Алексея Толстого. Поэтому я и не могу до сих пор о нём позабыть.
************************************************************
Раз второй.
Мне восемнадцать…
Он – сосед по комнате моего сокурсника и учится в университете имени Баумана на пятом курсе. Зовут его Володей. Фамилия другая.
Однажды мы вместе с друзьями пошли в кино, и я уснула на его плече. Вернее, на груди, потому что плечо было очень высоко. Я ни разу не всхрапнула, и он меня полюбил. Нет, ещё за то, как вкусно пахла моя голова, и как волосы приятно щекотали ему подбородок, когда он склонялся вниз.
Мы гуляли и держались за руки – знакомое состояние – думалось мне. Однажды мы поехали на дачу и часа два целовались, лёжа на диванчике, пока бедный Игорёк - Володин приятель, увязавшийся с нами - в одиночестве маялся на веранде. Только целовались! В самом конце он вдруг положил мне руку на живот и сказал, что там скоро будет наш сын. «Откуда он там возьмётся?» - удивилась я, но возражать не стала.
Потом мы с подружкой уехали на юг, и я каждый день писала своему милому по письму. Он не ответил мне ни разу. Оказалось – проверял…
Мы вернулась, и он сразу предложил выходить за него замуж, потому что он понял – это настоящая любовь. А я не поняла…
Больше я никогда его не видела. Он так и не вернул мне задачник Сканави, которым я очень дорожила. Поэтому я и о нём тоже не могу никак позабыть.
************************************************************
Раз третий.
Мне девятнадцать.
Он – сосед по парте, обладатель шикарных кожаных штанов, брата в дальнем зарубежье, пачки журналов «Playboy», чертовского обаяния и обольстительной улыбки. Удовольствие посмотреть, как он снимает свои штаны, полюбоваться на то, что находиться под ними и как оно действует, было доступно чуть не всему нашему женскому коллективу, но замуж он позвал именно меня. Наверное, потому что, посмотрев, я категорически отказалась от продолжения. Он думал, что вследствие цинизма и нигилизма, а на самом деле – со страха.
Он удивился… и мы полюбили друг друга, как братья. Потом он предложил мне дружить, как сёстры, потом просто дружить, а потом однажды мы так яростно поспорили о Бердяеве, что вдруг занялись сексом. Оргазм настиг его именно в тот момент, когда он признал, что Бердяев – это, если и не светоч, то…о…о… а…а…ы…
Потом мы ещё много раз дискутировали о Платоне, Аристотеле, других мудрецах, и всякий раз с пользой и для ума, и для тела.
Каждый раз он делал мне предложение, но мы тут же начинали спорить о семье, как о ячейке общества, или о детях, как о продолжении своего «я», или о совокупной психологии (так он называл общую психологию пары), плавно переходили к Фрейду и… снова занимались сексом.
Встречи становились всё занимательнее, я уже серьёзно увлеклась философией и психологией, но тут мы неожиданно поругались из-за Диогена и его бочки, так и не успев пожениться. Он занялся гуманитарными науками с кем-то другим, а я вернулась в Математику.
С тех самых пор меня очень возбуждают философские беседы.
О нём я никогда не вспоминаю. Потому что никогда и не забывала. Дружим до сих пор. Домами.
************************************************************
Раз четвёртый.
Мне двадцать.
Он – начальник учебной лаборатории нашего института. Преподаёт что-то там, не помню, что именно, и ставит мне пятёрки. Он провожает меня до дома. Мы держимся за руки и беседуем о светлом и вечном.
Он как-то очень сильно любит сына и побаивается жену, с которой два года как разведён. Раздражает и то, и другое.
Он зовёт меня в гости, я не иду, он снова зовёт, я опять не иду, он не отстаёт и я, наконец, соглашаюсь.
Мы сидим на огромной кровати, и он говорит, что хотел бы, чтобы я именно на этой кровати родила ему сына. Я сомневаюсь. Он настаивает. Я продолжаю сомневаться, а он настаивать. Ну, и ладно! – решаю я, устало, и он меня раздевает. Чтобы немедленно сделать сына, пока я не раздумала.
Он очень нежный и долго-долго гладит мне разные места – всякие там бугорки и впадинки, вишенки-сосочки. Так долго, что я уже готова совершенно на всё, но тут зазвонил телефон, и он ушёл объяснять бывшей жене, как делать компресс для больного уха сына. Когда он вернулся, оказалось, что всё надо начинать заново, потому что я замёрзла, залезла под одеяло и сладко сплю. Он начал заново, и я проснулась, и сомлела под его руками.
Млела, млела, млела, но тут снова зазвонил телефон, и я опять заснула…, потому что ему необходимо было убедить жену в том, что завтра надо вызвать сыну врача.
Когда я уснула в третий раз, он как раз беседовал с сыном, убеждая его в том, что не все врачи такие сволочи, как в прошлый раз и всё будет хорошо.
Часа в два ночи, он спешно влез, быстро поёрзал, удовлетворённо поцеловал, попросил прощения, сказал, что в следующий раз уж он, уж себя, уж точно покажет в полную силу, но завтра ведь на работу... И уснул. А я почему-то не смогла… До утра он сладко спал, то и дело проверяя мою сохранность, сжимая левую грудь своей правой рукой. Утром он ещё немного на мне поёрзал, так и не дав выспаться, и ушёл в ванную, весело напевая «Милая моя, солнышко лесное».
До конца семестра он безнадёжно ставил мне пятёрки и звал замуж.
Больше я его никогда не видела, но поскольку он ничего ценного у меня не взял, то и вспоминаю о нём гораздо реже, чем о других. И всегда с улыбкой.
************************************************************
Раз пятый.
Мне двадцать один.
Он – мамин протеже. Доктор физ-мат наук. Гений, умница и всё прочее. Вне всяких сомнений – будущий нобелевский лауреат. Семья затаила дыхание в надежде сбагрить меня со своих рук в его – хорошие. Его звали просто Зигмунд…
Мы встретились, я посмотрела, вздрогнула, но сдержалась. Он пригласил меня в кино и всё глядел с восторгом. У него дрожали руки, он всё время облизывался и изо всех старался не слишком часто пялиться на мою грудь.
В зале, как только погас свет, он положил мне руку на коленку и принялся жарко дышать в ухо. Уху было неприятно, коленке - безразлично, мне - противно.
Он приблизился и прикусил мне мочку уха. Я дёрнулась, он не отпустил, я стукнула его по руке, он лизнул мою щёку, я зашипела что-то гневное, он хихикнул и сказал, что я – горячая штучка.
Я – девушка очень, просто очень культурная, поэтому не стала бить его по лицу, тем более что обещала маме не рубить с плеча…
Потом он спросил, куда бы я хотела пойти. Я сказала честно – в тир! Я только не стала ему говорить о том, что если уж мне и хотелось кого-то в тот момент пристрелить, то уж точно не железного зайчика!
Мы поехали в Парк имени Горького - в мой любимый тир и дядя Сеня, увидев меня и мое разозлённое лицо, принялся скоренько складировать призы под стойку. Чтоб я не унесла всё. Я долго выбирала винтовку, пристреляла её, собрала толпу почитателей, матюкнула мужичка, не вовремя попавшего под правый локоть, выбила всё, на что хватило денег из расчёта пять копеек выстрел, и предложила пострелять Зигмунду. Тот стоял бледный и смотрел странно. Кажется, он уже не считал меня горячей штучкой. Потом он сказал, что не любит никакое оружие, и меня дёрнуло от возмущения.
- Это твой? - с большим сомнением в голосе спросил дядя Сеня, и толпа смолкла, вслушиваясь.
- Не-а, - сказала я, - он не мой, он просто со мной.
Толпа облегчённо выдохнула. Ещё бы, представить себе, что этот бледный лох может быть кавалером одного из лучших стрелков Парка…
По меньшей мере – оскорбительно!
Замуж он меня так и не позвал, но жаловался потом маминой подруге на моё какое-то подозрительно не женское воспитание.
Вспоминать о нём смешно…
************************************************************
Раз шестой.
Мне двадцать три.
Мы приехали на практику. Белоруссия. Гродненская область. Город Лида.
Я увидела его в лифте и влюбилась. А как иначе?! Ведь это был самый красивый, самый сильный мужчина… И он стоял так рядом, что я даже чувствовала его запах. И, когда вновь вошедший мужичок толкнул меня, я отлетела и прикоснулась руками к такой мощной, крепкой, выпуклой груди, что дыханье сбилось, а сердце немедленно переместилось в горло и застучало так, что, кажется, этот стук услышали все!
У него были длинные, почти до плеч светлые, волнистые волосы; огромные, с хитринкой, синие глаза; большой рот; тонкий с чуть заметной горбинкой нос; плечи – широченные, закрывающие собой всё вокруг; руки – круглые, неохватные, в змейках вен; торс – гладкий, безволосый, весь в плитках мускулов; мощные ноги. Вылитый русский богатырь из сказки. Он был капитаном сборной по тяжёлой атлетике большой республики. Он был тяжем, то есть, весил около ста десяти килограмм. И все эти килограммы были потрясающе мужественны и красивы…
Он увидел мой восторг и, конечно, воспользовался им в полной мере. Делал он это почти три месяца, и все это время я была абсолютно счастлива. Зная, что никогда не стану его женой, зная, что скоро, совсем скоро это счастье кончится…
Мне было все равно! Никогда – ни до, ни после - я не чувствовала себя так по-королевски! Просто оттого, что рядом со мной настоящий король, и этот король из всех выбрал именно меня. Пусть только на три месяца…
Он был женат, у него подрастал сын, он сказал мне об этом сразу. Мне не на что обижаться.
Я так и не смогла забыть о нём. Как только не пыталась…
************************************************************
Раз седьмой.
Мне двадцать пять.
Пора бы уж и замуж… И детей хочется… Очень-очень…
Он – сын папиного друга. Мы гуляем, взявшись за руки. Сидим на лавочках и рассказываем друг другу анекдоты. Иногда мы целуемся. Когда он не боится, что это кто-то увидит. Его нервирует и бесит, что кто-то может себе позволить ТАКОЕ прилюдно. Я не понимаю.
Он не любит детей. Только своих! Которые когда-нибудь у нас будут. Я не понимаю.
Он хочет уехать в Израиль. Как это? А друзья? А родители? А могилы? А все мои любимые места и местечки? Подумаешь! – говорит он равнодушно, и я снова не понимаю…
Он женился через год на той, которая понимала. Наверное, я просто дурочка… Но думать и вспоминать об этом лишний раз неохота.
************************************************************
Раз восьмой.
Мне двадцать семь.
Я всё ещё зачем-то хочу замуж. И ещё больше, чем раньше - детей.
Он – мой старинный друг и мы отлично понимаем друг друга. Нам хорошо в постели. Даже очень хорошо. Мы ходим в театры и музеи. С ним я впервые посетила концерт симфонической музыки и удивительное дело – не уснула и не умерла от скуки. Он читает мне вслух Карамзина и Ахматову. А я ему - мои любимые сказки и роняю слёзы, видя умиление и обожание в его глазах.
Меня любит его мама. И папа. И бабушка. Он приводит меня к себе домой, у них на глазах снимает с моих уставших ног туфли и принимается гладить и разминать пальчики… Один за другим, один за другим… Его мама видит на моей пятке маленькую мозоль, ахает и несётся готовить какую-то целебную припарку.
Он звонит мне по десять раз в день. Сходит с ума, когда я вдруг подхватываю насморк, достаёт дефицитные лекарства. Он сидит рядом со мной, кормит с ложечки бульоном и рассказывает, как мы будем любить наших детей. Но сначала мы их родим. Вместе. Потому что он всегда будет рядом и мне никогда не будет одиноко.
Я уже не могу без него жить. Без него и без будущего, о котором он так замечательно рассказывает…
- Прости, любимая, - говорит он вдруг однажды, - слишком сладкая конфета быстро надоедает…
Он сказал эти странные слова и ушёл навсегда. Он убил меня. Растоптал. Разорвал душу. Уничтожил мечты.
Я вспоминаю о нём с ненавистью.
************************************************************
Раз девятый.
Мне двадцать девять.
Ему тридцать два. Он ничего себе – вполне хорош собой, только ростом маловат.
Он скован в постели и частенько приходится брать дело в свои руки. Удивляет, неужели нельзя уж, наконец, запомнить, что и как надо делать?
Успокаивает, что всему своё время…
Мы часто встречаемся. У нас культурная программа. Скучная, но лучше же, чем дома сидеть.
Уговорила сходить в кино. В фойе он неожиданно предложил сыграть свадьбу. Дала согласие. Посмотрели кино. Весь сеанс он ласково перебирал мои пальчики и шептал, какие они маленькие и пухленькие. Приятно, чёрт побери!
Обратно ехали в трамвае. Две остановки. У него проездной и ни копейки мелочи. Мне так хорошо и весело, что хочется со всеми поделиться радостью. И уж точно не хочется омрачать этот день безбилетным проездом… Нахожу в кармане пять копеек, иду к водителю, прошу талончик…
Неожиданно он выхватывает у меня пятак, размахивается и со словами: «Один талончик не продаю!» кидает монету мне в лицо. Метко. Прямо в лоб. Я вскрикиваю и, отшатнувшись, чуть не падаю. Народ вокруг возмущается, какой-то парень кричит, что сейчас набьет этому уроду морду… Мой жених хватает меня за руку и выволакивает из вагона.
Он не хочет больше на мне жениться! Он терпеть не может общественных скандалов и базарных склочниц! Чего попёрлась?! Подумаешь, две остановки без билета она не могла проехать!!! И вообще! На фиг ему такая жена – всё учит и учит, и учит и учит! Да ни одна фря не давала ему раньше советов в постели! Что он – мальчик?! Надоело!!!
* * *
Мне тоже… Не пойду замуж! Чего я там не видела?!! | | |
| |
