| Литературное общество Ingenia: Юрий Фаев - Воин (часть 7) | | Воин (часть 7) | | 22
Время шло медленно. Убийственно медленно. Только до наступления утра ему три раза казалось, что он уже умер, а эта маленькая операционная, где он все еще находился взаперти, всего лишь маленькое чистилище перед адом. Именно перед адом, потому что таких как он, в рай вряд ли берут.
День тоже начинался нехотя. Когда первый робкий утренний свет проник сюда через окно, то сразу понял, что делать ему здесь нечего. Пол и стены, вдоль которых он передвигался на своем столике, были в следах крови Красный цвет больше нравился мраку, и он царил здесь сейчас, хотя за окном было уже довольно светло.
И в нем, в этом мраке, похожем на грязный туман, время тянулось особенно медленно. Долгие утренние часы сменились еще более долгими обеденными. Он слышал, как за дверью о чем-то говорили доктор с майором, они пытались заговорить с ним, но он им не отвечал. Они вряд ли осмелятся ворваться сюда, выбив дверь, после того, как он подарил им свой палец. Он не хотел ни с кем говорить.
Он хотел только умереть. И пусть потом ад. Только бы сначала смерть.
Вскоре за дверью все затихло. Он не знал, сколько еще прошло времени, много или мало, день или еще несколько лет, когда услышал Его голос. И его шаги в коридоре. Быстрые, шаркающие шаги высокого человека, которого он хорошо знал.
Корш быстро шел по коридору госпиталя, за ним спешил доктор и все время что-то говорил:
- ...мне сказали, что он, наверное, подорвался на мине. В это легко поверить, когда вы его увидите. Я бы мог рассказать вам о его состоянии, но лучше вам самому его посмотреть.
- Вы его не трогали? - спросил Корш.
Доктор покачал головой.
- Нет. Только капельница, чтобы хоть как-то его поддержать, и наркотик. Я такое впервые встречаю. Этот солдат... на него, похоже, ничего не действует. Я вообще удивляюсь как он до сих пор жив.
Корш улыбнулся, ведь это была победа. Его победа, ну и конечно же тех, кто принимал участие в эксперименте. Они все сумели показать смерти большую фигу. И не зависимо от того, с какими чувствами он вернется обратно в институт, маленькая победа над Ней уже есть. Или большая, кто там может сейчас знать.
- ... Мне доставили его в таком состоянии, что он готов был развалиться на части, - продолжал доктор, - говорят, он прополз несколько километров, хотя трудно себе это представить. Но то, что он начал делать потом, я никак не могу понять. Мне майор показал какую-то бумагу...
- Бумагу? - насторожился Корш.
- Да, какой-то приказ...
Болван, подумал Корш. Он ошибся в майоре. С каких-то пор он начал ошибаться в людях, но Корш боялся, что это не вестник его старости, а признак того, что война действительно меняет людей. Он только не знал, в какую сторону - к лучшему или наоборот. Так или иначе, а он очередной раз ошибся. Интересно, кому еще майор показывал эту бумагу? Вот идиот.
Последнее Корш в равной степени адресовал и к себе.
- Я вообще перестал что-либо понимать...
- А что парень начал делать? - поинтересовался Корш.
- Что? - доктор надорванно хохотнул. - Да он закрылся в операционной и никого не пускает туда. Ко мне его принесли на руках, а он…
Корш остановился, дойдя до конца коридора.
- Там? - спросил он.
- Да, семнадцатая дверь.
Корш сухо поприветствовал майора и постучал в дверь операционной.
- Это я, парень, здравствуй, узнаешь меня?
Долго сохранялась тишина. Наконец-то из-за двери ответили.
– Узнаю, доктор.
Корш сглотнул изо рта сухость. Он помнил всех восьмерых, но определить, чей это был голос, не смог.
- Назови свой номер.
- 89-А6
Шестой. Корш тронул ручку двери.
- Я знаю, ты хотел говорить со мной. Открой дверь.
- Она открыта. Входите, доктор.
Он оглянулся. Доктор стоял рядом, на его лице застыло ожидание, брови едва заметно подрагивали. Майор стоял чуть дальше с розовыми от недосыпания глазами. Корш кивнул им и открыл дверь.
- Я сказал: только доктор! - грубо прошипел воин, видя, что в операционную устремились еще двое.
Корш развернулся и остановил их. - Подождите немного здесь.
- Но я думал, что вы мне все объясните! - развел руки доктор.
- Терпение, коллега. Еще немного терпения и все станет на свои места.
С этими словами Корш одной рукой закрыл за собой дверь, во второй у него был маленький серый чемоданчик. Он развернулся на месте и первое, что он увидел, была кровь. Много крови.
Когда дверь закрылась, воин отложил скальпель.
- Я давно хотел встретиться с вами, доктор, - произнес он. – Вы представить себе не можете КАК давно.
- Боже... - без сил выдохнул Корш, с изумлением и ужасом глядя на него.
Через пятнадцать минут Корш принял решение. Он поставил чемоданчик на подоконник, раскрыл и вынул все его содержимое: шприц в блестящей пластиковой упаковке и пачку с уколами.
- Что еще тебе хотелось бы знать? - спросил он. В его голосе начинало сквозить недовольство и раздражение.
Воин смотрел на спину доктора и чувствовал, что начинает злиться. Он ждал его столько долгих часов, растянувшихся на целые тысячелетия, а в результате видел только спину.
- Еще бы я хотел знать о настоящей цели нашего приезда сюда.
- Идет война, - говорил доктор в окно. Воин не мог видеть даже его отражение, потому что за окном было светло. - Я думал, что цель ясна каждому, когда вас сюда отправляли.
- Нас отправили сюда, чтобы мы здесь умерли.
Корш разломал пластик и бросил разорванную упаковку на подоконник. Освободив от колпачка иглу, он присоединил ее к шприцу. Да, этот парень... эта шестая модель из отряда 89-А слишком много знала. Слишком много начала понимать. И, самое главное, хотела знать еще больше.
- Ты не можешь умереть, - сказал он. - И, кажется, это тебе отлично известно. Ты не тот солдат, который воюет где-то сейчас. Ты боевая машина, тебя можно починить и вновь вернуть в строй. Об этом ты тоже должен знать. И если ты все это знаешь, то о какой смерти может идти речь?
Воин тяжело вздохнул. Силы покидали его. Злость съедала их.
- Ладно, доктор, тогда еще один вопрос. Кто я?
Корш достал из коробочки ампулу с уколом, постучал по ее наконечнику, потом сделал пилкой надрез и обломал вершину.
- Назови свой номер, - попросил он воина.
- 89-А6, - сдавленно проговорил тот.
- Вот кто ты есть сейчас.
Он наполнил шприц и бросил пустую ампулу на подоконник. Корш был уверен, что принял правильное решение. Воин каждым своим вопросом только подтверждал это и укреплял уверенность.
- А раньше? - вновь спросил он. - Раньше, до того, как попасть к вам, кем я был?
Корш мог сейчас ответить на любой вопрос, даже на тот, на который знали ответ, кроме него, лишь немногие, кто был непосредственно приближен к эксперименту. Он выпустил из шприца воздух. Тонкая струйка прыгнула с кончика иглы вверх и рассыпалась каплями по стеклу окна. Капли начали быстро высыхать, оставляя после себя мутные следы.
- Кто? - Корш развернулся.
Воин увидел в поднятой руке доктора шприц и схватил скальпель.
- Что это у вас?!
- Укол, - просто ответил доктор. - Мне надо поддержать тебя, ты плохо выглядишь.
- Зачем? - скальпель в руке воина дрожал, на нем прыгало тусклое отражение света. - Если я не могу умереть, то зачем мне укол? - настороженно спросил он.
Доктор дружелюбно улыбнулся и хотел подойти, но острый медицинский инструмент прыгнул ему навстречу.
- Осторожно. Эта штука очень острая, можете спросить у тех двоих, что ждут вас за дверью. - Воин чувствовал как испуганно дрожит под ним столик.
- Нам предстоит перелет домой, - сказал Корш, - Чтобы тебе не стало хуже, я должен сделать укол.
- А если я не хочу домой? Опять в ваш институт?
- Ты останешься здесь?
Воин опустил руку. Ему действительно было сейчас плохо и делалось все хуже. А он не хотел умереть, так и не узнав у доктора ответ на свой вопрос.
- Ладно, док, коли, - согласился он. - Но только смотри, если что, я успею чиркнуть по тебе этой штукой и оставить на память о себе глубокий след.
- Не бойся, - успокоил его Корш.
- Это ты не бойся, - ответил Корш.
Доктор сделал укол и вернулся к окну.
- Так кто я был раньше? - спросил воин. – Этого я точно не знаю.
Корш разобрал шприц и бросил его в чемоданчик. Туда же легли разорванная пластиковая упаковка и коробочка с уколами.
- Через мои руки прошло столько людей, что я сейчас уже всех и не помню. А ты хочешь, чтобы я знал прошлое каждого. – Он щелкнул замками чемоданчика, закрывая его, и повернулся к воину лицом.
- Но в институте все данные есть в компьютере. Надо только набрать номер.
Он подхватил чемоданчик и направился к выходу.
- Куда вы? – забеспокоясь, спросил воин.
- Сейчас на поле, откуда ты вернулся, за остальными. За тобой я еще заеду.
И он вышел из операционной.
Воин посмотрел в окно. Там, на улице, шел снег. Белые хлопья кружили в солнечных лучах. Стало холодно. Подул ветер, как-то прорвавшийся сквозь плотно закрытое окно. Он принес с собой не только холод, но и снег.
Снежинки влетали в операционную через окно, легко проходя через прозрачное стекло, и падали на подоконник, на пол, накрывая кровавые следы.
Пальцы воина выронили скальпель. Тот кувыркнулся в воздухе и звякнул о плитки пола. Воин уронил голову. Столик под ним вздрогнул, откатился от большого операционного стола и остановился посреди комнаты.
Шел снег. Давно уже началась зима...
- Что? – выдохнул доктор: - Что он вам сказал?
Корш посмотрел в его глаза и отвел свой взгляд: - Ничего. Он умер.
- Умер!... – воскликнул доктор.
Майор первым бросился к двери, но, ворвавшись в операционную и, увидев все, остановился и отвернулся.
23
Впервые доктор Корш находился так близко к войне. Близко настолько, что он мог чувствовать на себе её мертвенно-холодное дыхание, слышать её голос, грохочущий над головой в плоскостях вертолетов, которые прибыли с ними и сменили двух других, дежурящих над полем стрекоз. Он мог осязать ее запах - грязный, едкий, травящий душу, похожий на запах аммиака. Это действительно был запах отравы, который пропитал собой все поле, и, будь его хоть чуточку больше, им можно было бы по-настоящему отравиться.
На дороге лежало два трупа. Доктор и майор осматривали их:
- Молодые еще ребята, - сказал доктор. - Сколько им?
- Вряд ли есть двадцать лет, - предположил майор. Он распрямился и отряхнул от пыли руки. - Не повезло. Что скажете?
Корш посмотрел на него снизу вверх. Сначала майору показалось, что тот улыбается, но потом он понял - доктор щурился от солнца.
- Вы знаете, майор, почему я их осматриваю?
- Нет.
- У меня есть с собой разрешение увезти из зоны боевых действий любой труп, который мне захочется. - Доктор тоже поднялся. Солнце больше не слепило его глаза, однако морщины по-прежнему рассекали его виски. – В целях важного для будущего нашей страны эксперимента мне разрешено это. Могу показать бумагу. Хотите взглянуть?
Майор видел, как на лице доктора блестят маленькие пылинки. Он помотал головой: - Нет… - затем кивнул на мертвых парней. – И вы их…
- Нет. – легко сказал доктор. – Они мне не подходят.
- Добрый день,доктор, - поздоровался сержант, приближаясь к ним.
- Как у тебя дела? – спросил майор.
- Прошли уже почти половину поля. Вот что мы нашли от тех парней, - Акеев показал в сторону ямы, над которой кружил сейчас ассистент доктора. – Он делал уколы, успокаивая тела и дергающиеся конечности. – Где-то полчаса мы уже ничего нового не находили. Наверное, они глубже не прошли.
- Это все? - спросил доктор, указав в сторону ямы.
- Да... То есть нет, - осекся сержант. Его лицо стало на какие-то секунды растерянным, потом приобрело прежнее выражение. - Там, на поле есть еще один парень. Вернее то, что от него осталось. Мы не смогли перенести его сюда.
Доктор резко поднял голову и посмотрел на Акеева.
- Почему?
- Он...он там... - сержант развел руки и непонимающе покачал головой. - Я никогда такого не видел. Я не могу вам объяснить, что с ним. Лучше вы сами посмотрите. Ребята уже обработали то место вокруг него, так что я проведу вас туда.
инннь! смерзшийся воздух треснул и рассыпался на маленькие холодные осколки с острыми ледяными краями. Он вздохнул - вобрал в себя столько, сколько смог этих маленьких ледяных кусочков.
Он видел, как по полю в его сторону шел сержант. Тот ступал неуверенно, или, быть может, устало, потому что эхо от его шагов было слабым. Оно приближалось, нарастая, но все равно эти звуки были несмелыми. За сержантом шел майор, тот самый, у которого были грустные глаза и очень уставшее лицо, когда он видел его в последний раз. А было это… да, очень много лет назад, почти три тысячелетия тому, так что ему уже казалось, что все это из какой-то другой жизни. Следом за майором...
Он узнал эти шаги. Доктор. Да, за майором по полю шагал доктор и в руке у него был серый чемоданчик.
инннь! - треснул воздух.
Доктор понимал, почему у сержанта не нашлось слов, чтобы передать это. И виновата тут была не война, выбивающая из голов солдат определения и оставляющая в них лишь лающие слова мата. Это действительно было нечто... Нечто неописуемое, что доктор видел впервые.
Это был первый номер - парень, который волею судеб удался хирургам лучше всех остальных и потому был поставлен во главе группы. С трудом, но доктор узнал его. С трудом, потому что…
Единственная рука воина сжимала ствол молодого деревца. Кисть стала серо-коричневой, приобрела явно древесный цвет, а то, что выше нее, - ладонь и пальцы, - было уже покрыто древесной коркой. Рука вросла в дерево... или это дерево приросло к руке, пропитав ее своим соком. Лицо воина было пепельного цвета - такой цвет имели камни. И трещины... Много трещин - больших, будто камень собирался расколоться, и маленьких, похожих на сеточку морщин. Но это были не морщины. Это было каменное лицо, высеченное инструментом из цельного куска, вот только глаза на нем были настоящими.
И они плакали. Две темные дорожки от слез выходили из уголков живых глаз.
Доктор присел перед воином, раскрыл чемоданчик и достал шприц и коробочку с уколами.
Он заметил еще одну вещь. Он увидел, что отсутствует граница между тем местом, где заканчивается тело воина и начинается земля. Этого места просто не было. Казалось, парень вырос прямо из нее… казалось, камень был вкопан в землю… казалось, земля поднялась в человеческом образе и сейчас смотрела на них живыми глазами и плакала… казалось…
Корш держал шприц в руке, думая, куда лучше уколоть. Он боялся, что шприц не пробьет окаменевший панцирь, в который был закован сейчас воин. Игла сломается о камень, оставив на нем лишь легкую царапину, которую через секунду залижет ветер.
Подумав, он выбрал уцелевшее предплечье. Глаза воина неотрывно следили за ним, за кончиком иглы, что начал приближаться.
- Не бойся, - выдохнул Корш. – Это тебе поможет. Не волнуйся.
Игла легко проколола серую корку, что покрывала тело воина. Корш сделал укол и повернулся к майору.
- Пусть теперь ваши ребята как-нибудь отделят его от земли, - попросил он. – Я бы только хотел, чтобы они оставили целым руку парня и часть дерева. И, если можно, надо как-то снять его вместе с некоторым слоем земли. Понимаете? Я бы хотел привезти в институт как можно больше того, что мы сейчас видим. Как можно больший фрагмент. Это надо исследовать. Потом надо будет все это, - он сделал неопределенный жест вокруг воина, глаза которого угасали, - перенести в нашу машину. Хорошо, майор?
- Попробуем.
- Вряд ли кто за это возьмется.
Майор метнул в сержанта строгий взгляд: - Что такое?
- Ничего, - опустил глаза сержант. Он тяжело вздохнул, уже чувствуя, что придется заняться этим делом самому. Развернувшись, Акеев махнул Точилину, подзывая его к себе.
Черное облако начало подниматься.
Ыыхххвв! ссссннощщ! грррууххв!
фффшшшссс! ззззаааххх!
Сержант исчез. За ним не стало майора. Последним растворился Корш – доктор успел еще в последний раз взглянуть на него, и воин увидел в этом взгляде что-то… нет, это не было похоже ни на что, как и то, что начало происходить за этим.
Звуки растаяли. Их не стало. Вместо них появилась не тишина, а что-то гораздо более молчаливое, тяжелое, пугающее… Растворились одна за одной кружащие в небе металлические стрекозы. Поле опустело. Небо застыло – облака остановились, а голубая синь затвердела, так что в ней теперь можно было увидеть дно. Висящее в небе солнце чуть пригасло, тоже застыло и стало похоже на нарисованное.
Все стало похоже на картину. Вот только тьма… она двигалась.
Черная краска сгустилась на вершинах холмов и поползла с них вниз, погребая под собой склоны. Она двигалась довольно быстро и вскоре тронула кромку поля, чтобы разлиться и по нему. Теперь все, что мог видеть воин, было черным. Под застывшей синью неба застыла чернота. Он увидел облако. Оно оказалось неожиданно рядом. Совсем близко. И оно двинулось на него, чтобы...
Небо угасло. В одно мгновение все окрасилось в один чернильно-черный цвет.
Облако проглотило его.
Майор сделал последнюю затяжку и бросил сигарету себе под ноги, чтобы затем втоптать ее в дорожную пыль. Из-под ботинка брызнули догорающие искры.
- Я не могу больше держать здесь людей, - сказал он доктору. - Скоро начнет темнеть.
Корш, выдохнув остатки нерешительности, сказал:
- Да, майор, поехали отсюда.
- Только вы за Уралом. Вперед не вырываться.
- Хорошо.
Корш сел в кабину своей машины и посмотрел на водителя так, что тот спросил:
- Что-то не так?
- Двое. - Костяшки доктора захрустели. - Мы не нашли еще двоих. От них не осталось никаких следов на поле. – Он посмотрел за стекло. Солдаты загружались в машину: - Где они могли деться? Еще двое… - тихо повторил он.
Подорвавшихся ребят пришлось положить рядом, в обнимку, прямо у ног в узком проходе, оставленном между лавочками кузова. Парни старались не смотреть на них. Зато один из псов с интересом всматривался в тела, поставив уши и привстав на передние лапы. Остальные двое спали под лавками, заняв по одной с каждой стороны.
Точилин пододвинул ногой один из трупов, устраиваясь поудобнее на своем месте. В глазах солдат появилось осуждение. Ничего, подумал Точилин, скоро они привыкнут к трупам и перестанут относится к ним как к все еще живым людям. Стоит только увидеть приходящую к анатомам машину, где тела, как бывает после горячих дней, лежат в несколько слоев, и это сразу проходит.
За бортом появился сержант.
- Все на месте?
- Все, - Ответил Точилин. – Полна коро…
- А щуп? - спросил один из парней. - Здесь только три. Где еще один прибор?
- Я видел. Мы уходили, он лежал на поле, - сказал второй. – Я думал, его кто-нибудь заберет.
Точилин встал.
- Вот если б там лежали твои яйца, ты бы так не думал.
- Сиди, - сказал ему Акеев. - Я сам схожу.
Сержант пошел на поле. Точилин посмотрел на быстро темнеющее небо. Звон, казалось, прилетел оттуда. Настороженный и вместе с тем беспокойный звон. Точилин опустил глаза. Гном стоял на земле рядом с машиной и испуганными глазенками смотрел вверх, на Точилина. Колокольчик на его колпаке волновался. Точилин кивнул ему, улыбаясь и приглашая влезть в машину.
Но гном убежал. Он исчез за бортом машины, звон его колокольчика покружил где-то там, а потом вернулся. Маленький человечек вновь стоял внизу, перед Точилиным и в глазах его было столько испуга, что солдат сам невольно вздрогнул.
Человечек попытался что-то сказать, но тут раздался грохот разрыва.
Урал сильно тряхнуло. Точилина отбросило обратно на скамейку. Он больно ударился спиной и затылком о что-то твердое. Брезент поймал его тело и заволновался, щелкая замками стяжек. Борта задрожали, гремя задвижками. Лежащие в проходе тела разъединили свои объятия. Один завалился на спину и щелкнул болтающейся челюстью, когда его голова ударилась о дно кузова. Второй труп попытался сесть, но смог лишь взмахнуть в воздухе руками, пугая до смерти парней.
Точилин несколько секунд сидел в оцепенении, слыша лишь то, как разливается по его телу боль. Потом рванул за борт.
По полю в сторону оседающего столба пыли уже бежал майор.
- Всем оставаться на своих местах! - рявкнул он.
Точилин увидел доктора, выскочившего из своей машины и пустившегося бегом следом за майором. В руке у него был серый чемоданчик.
Майор поднял с земли голову сержанта. Корш пощупал запястье солдата и быстро осмотрел того.
- Он еще жив. Жив...
Он расстегнул свой чемоданчик. - Будем делать укол... Внутрисердечное... Майор, освободите быстро его грудь, пока я тут...
Майор разорвал бушлат сержанта. Молния с металлическим скрежетом разошлась, пуговицы коротко трещали, отделяясь от материала и падая на землю со сжатыми клочками ниток. С бронежилетом пришлось повозиться. Разъединив его лямки, майор поднял передний щит и накрыл им лицо сержанта.
- Ну же, Акеев, только не помри... Не помирай, сынок...
Рубашка сдалась сразу, в одну секунду, растеряв все пуговицы. Майка сопротивлялась секунду, но тоже разошлась с резким звуком.
Корш склонился над сержантом и быстро сделал укол. Потом вновь взял его запястье, щупая пульс.
- Он умирает... - выдохнул он.
Майор смотрел на лицо доктора и видел, как нервно подрагивают у того уголки губ.
- Все... - Корш отложил руку сержанта.
Майор тихо застонал застонал. Он положил передний щит бронежилета обратно сержанту на грудь, посмотрел на его лицо, встал и отвернулся.
- Этого парня я увожу с собой, - тихо сказал доктор.
24.
Света покрутила диск телефона. Пружина что-то тихо спела ей, в окошках мелькали цифры, потом остановились. Телефон опять затих. Сегодня он почему-то молчал особенно долго, с самого утра майору никто не звонил, будто все знали, что его сейчас нет. Бывали дни, когда Светлана злилась на этот черный телефон. За то, что он звенит без умолку, и тогда она мечтала, чтобы он наконец-то затих и позволил ей перевести дух. Она и не представляла, как это скучно, когда молчит телефон.
Она смахнула с него пыль, собрав ее на палец и сдув над полом. Потом повернулась к окну... но увидела лишь уложенные ряды кирпичей. А так хотелось увидеть сейчас небо, что было сегодня каким-то особенным, будто на праздник или на хорошее настроение, посмотреть на облака, что никуда не спешили, а медленно плыли в высоте, представить, что ничего происходящего вокруг нее сейчас нет... а есть только школа, есть учитель, ведущий урок и есть она - ученица с тонкими косичками, касающимися цветными бантиками ее плеч... И она не слушает то, что говорит учитель, а смотрит в окно, блуждая взглядом по чистому бездонному небу, и думает о том, что сейчас сидящий на последней парте мальчишка пишет ей записку.
Но взгляд уперся в холодную стену. Девушка вздохнула и посмотрела опять на телефон, умоляя его проснуться.
Нет, чудес не бывает. Хотя, наверное, они должны случаться, обязательно должны происходить в такие вот вечера, когда нечего делать, когда так тихо, что самой себе кажется, что ты осталась в целом мире одна. Когда молчит, как убитый, телефон и навевает одну только грусть. Обязательно должно случиться что-то хорошее. И наверняка случилось бы, если бы не война. На ней чудес точно не бывает, а если и случается что-то хорошее, то это только на какие-то мгновения, от которых остается лишь неясный след.
Вздохнув, Света сняла трубку. Если никто не собирается звонить ей, то она сама это сделает.
В трубке слышался ровный гудок телефонной линии.
- Майор? - спросила она. - Дайте-ка мне быстренько майора, скажите, что он мне срочно нужен, вызовите его откуда хотите, достаньте хоть из-под земли, но дайте мне его на линию...
Ах, это вы, майор!.. Нет, ничего не случилось... нет, все в порядке…нет…нет...да, я хочу сказать вам кое-что… нет… а меня не интересует, что у вас нет времени. У вас оно есть только на войну, а чтобы поговорить с человеком…
Нет…
Да…
Вы плохой человек, майор, вот что я хотела сказать вам. Из-за вас, из-за таких, как вы., все и происходит. Я имею в виду все плохое. Мне надоело сидеть здесь одной целыми днями, и я решила позвонить вам и сказать все. Из-за войны, которую вы, майор, ведете исчезли чудеса. Не звонит даже этот треклятый телефон, когда вас нет. Мне скучно, и потому я злюсь. Из-за вас, майор, столько плохого...
Что?..
Да, кто только навесил на вас эти погоны? Кто вообще их придумал? Вы разжалованы, майор. Будете отныне ефрейтором. Рядовым, если я захочу. Будете пугалом огородным. Там ваши погоны склюют сороки. Я...
Она запнулась, потому что ее нога под столом на что-то натолкнулась.
Света услышала, как майор испуганно бросил трубку. Телефонная линия ровно гудела, ожидая от нее продолжение монолога. Она отняла трубку от уха, приложила к груди и посмотрела под стол.
Там стояла бутылка лимонада.
Буратино весело улыбался ей.
За дверью тихо зазвенел колокольчик, этот звук тотчас растаял в тишине, так что девушка не успела его услышать.
25.
Когда доктор Корш открыл глаза, вырвавшись из цепких рук сна, под крылом самолета уже была земля, которую война обошла стороной. Он посмотрел через овальное окно иллюминатора вниз и увидел ровные, расчерченные дорогами фигуры полей. Да, здесь не знали войны. Она пока обходила эти места.
А рваная, искусанная разрывами и истерзанная гусеницами боевых машин земля осталась позади.
Но он еще вернется. Обязательно вернется. И, наверное, встретит там этого же майора… или другого, который сменит того, и вновь услышит вопрос, чем он, ведущий доктор из института сложной молекулярной хирургии, будет заниматься, когда закончится война. И что будут делать тогда его солдаты.
И ему опять захочется улыбнуться в ответ. | | | | Обсудить на форуме |
| |
