| Литературное общество Ingenia: Александр Рогулин - Ещё один светлый день | | Ещё один светлый день | | - Здравствуйте! Заходите. – Женщина тут же исчезает в дверном проёме, сделав перед этим взмах рукой, приглашая гостью войти.
После яркости ламп дневного освещения в подъезде, глаза не сразу привыкают к мрачности квартиры. Наталья переступает через порог с некоторой опаской: что-то есть в стенах этой квартиры, что не внушает доверия.
Откуда-то из глубин квартиры раздаётся голос Ольги. – Аккуратней, на полу вода разлита!
Наталья смотрит себе под ноги. Действительно, по всей площади пола разлита вода, примерно по подошву её спортивных ботинок. Она закрывает дверь и стоит некоторое время не двигаясь, пытаясь рассмотреть окружающую обстановку. Сначала нечёткие, очертания мебели постепенно проявляются, по мере того, как глаза привыкают к мраку. Раздаётся треск и пространство озаряется светом сразу нескольких ламп, сразу же за этим в одной из комнат звучит хлопок и в воду сыпется сноп голубых искр. Наталья чуть пригибается и смотрит, сощурившись, на люстру, висящую в прихожей, где она сейчас и стоит. Свет начинает моргать, то погружая квартиру снова во мрак, то выхватывая её из темноты.
Гостья делает несколько шагов в ту сторону, откуда звучал голос хозяйки. Однако та сама выбегает навстречу Наталье из комнаты, её тенниска расстёгнута на все пуговицы, а волосы растрёпаны. – Вы Ира, так? Извините, пожалуйста, за обстановку. – И Ольга раскидывает руки в стороны - Сегодня весь день какой-то… странный. Воды откуда-то натекло, я, как проснулась – ахнула! И, главное, понять не могу, откуда это всё. – Ольга говорит быстро, но монотонно, глядя куда-то в сторону и поправляя периодически волосы.
- Нет, извините, я – не Ира. Меня зовут Наталья. – Свет загорается слишком ярко, поэтому обе женщины прикрывают глаза руками, но затем медленно начинает идти на убыль и гаснет вовсе. Наталья медленно опускает руку. – Я… не знаю даже как сказать. – Она задумывается и застывает с улыбкой на лице и поднятой ладонью вверх рукой (будто просящей милостыни), потом словно отмирает, отворачивается и вздыхает. – Господи, как сумасшедшая какая-то. – Она поворачивается и смотрит прямо в лицо Ольге. – Я училась с вашим мужем в одном классе… Мы… дружили. Я узнала про него…
- Так вы не Ирина? Ясно… – Ольга трёт шею сзади, в районе пятого позвонка, рукой, при этом водя головой то влево то вправо. – Может, на кухню пройдёте, раз уж такое дело – вина выпьем. – И Ольга, не дождавшись реакции собеседницы, удаляется на кухню. Водная гладь от её шагов рябит, разрушая отражение. Наталья стоит некоторое время, прислушиваясь к звукам шагов хозяйки. Несколько раз моргает свет. В конце концов, она тоже уходит на кухню.
- Присаживайтесь. – Ольга достаёт из бара бутылку вина и штопор. Ставит её на стол и отправляется за бокалами. – И что? Вы учились с Володей в одном классе. – Она достаёт бокалы из буфета – оба держит в одной руке между пальцев – и резко поворачивается к Наталье. – Вы его любовница?
- Нет. – Наталья отвечает очень быстро, будто вскрикнув при ожоге, и сама немного смущается от этого. – Нет… нет… мы спали с ним, но ещё на первом курсе, то есть… он вас не знал тогда совсем.
Ольга открывает бутылку и разливает вино, потом садится напротив Натальи, поднимая бокал. – За Володьку!
- Да. – Наталья тоже подымает бокал и делает глоток. Ольга уходит куда-то и возвращается через несколько секунд с коробкой конфет.
- Вы когда ко мне шли людей видели на улице? – Ольга смотрит в окно (видимо, единственное не зашторенное во всей квартире), из которого льётся тусклый солнечный свет. В такие дни, если сфотографировать на плёнку небо, то фотография получится белой. Просто белой.
Наталья делает ещё глоток вина. – Да… нет… не помню. – Она хмурится, затем вскидывает брови. – Не помню. А что?
- Я сколько сегодня не смотрю – никого нет. Ни одного человека на улице. – Она поворачивается к Наталье и у той бегут по спине мурашки от её взгляда. – Иногда вроде краем глаза заметишь – будто есть кто-то, а посмотришь – никого. Пустота. Даже соседи снизу не приходят.
Наталья тянется за бутылкой вина. – Можно я? – Ольга только кивает, уставившись в какую-то одной ей видимую точку, и гостья снова наполняет бокал. – А кто такая Ирина?
- Его любовница. – Ольга вновь отворачивается к окну.
- Вы даже её по имени знаете?
- Я не удержалась его мобильник проверить. Он с ней такую переписку вёл! – Ольга делает круговые движения задранным вверх указательным пальцем, будто бы показывая завитки волос. – Вы-со-ко-ли-те-ра-тур-ную. – Это слово она произносит по слогам. – Я ей сообщение отправила с извещением, думала, что это она приехала.
Раздаётся шипение и громкий голос, звучащий как из динамиков, спрашивает: «Как вас зовут?» Наталья вздрагивает и оглядывается, а Ольга вздыхает, поворачивается спиной к окну и облокачивается руками о подоконник. – И так с самого утра. – Она показывает пальцем вверх и закатывает глаза, показывая, как ей уже всё это надоело. Другой голос, женский и более тихий, отвечает на вопрос: «Евгения».
« - Сколько вам лет?
- Двадцать семь.
- Расскажите про свою первую любовь.
- Мне было пятнадцать лет, когда я попала в больницу. Видите, у меня один глаз немного косит? Совсем чуть-чуть – если не приглядываться внимательно, то и незаметно. Это в меня один парень из двора шутки ради шишку бросил, а от неё кусочек откололся и в глаз мне попал. Ушёл куда-то под зрительный нерв. Вот из-за этого я в больнице и лежала. Там, в соседней палате, молодой человек лежал, ему тогда двадцать один год был. Мы с ним подружились, он мне про свою жизнь рассказывал каждый день истории всякие, смешные и грустные. Он там уже долго лежал… Я, когда выписывалась – номер телефона его спросила, позвонить хотела, но он мне его не дал. Сказал: «Не стоит оно того».
Я в тот день на троллейбус села и ездила по кругу до самой ночи, пока водитель не сказал, что это последний рейс, и что они уже никуда не поедут. Больше я этого парня не видела никогда».
Ольга тоже наполняет свой бокал. – А как вы про Владимира узнали?
Наталья качает головой. – Вы не поверите. – Она перехватывает болезненно отстранённый и прямой взгляд Ольги. - Это очень странная история. Дело в том, что я работаю патологоанатомом в нашем морге, а тут к нам привозят… Смотрю… фамилия знакомая – у меня даже руки затряслись.
- Понятно. – Ольга перебивает её, выдвигая вперёд ладони и показывая, что пора остановиться. Женщины некоторое время молча пьют.
Наталья съедает конфету из набора и, не разжимая губ, проводит языком по зубам. – А какой он был с вами?
Ольга улыбается. – Такой… Простой. Не знаю даже, как сказать. – Она набирает в лёгкие воздух и приподнимает руку над столом, словно собираясь сделать жест, но потом выдыхает и опускает руку, откидываясь на табуретке назад, и прислоняется спиной к стене. – Он мне сказал, когда мы ещё только познакомились, что ему приятно гулять со мной, так как я не против зайти поесть куда-нибудь и часто бегаю в туалет. Он говорил, что это делает меня человеком, а не гуманоидом. Ему не нравятся девушки, с которыми весь день гуляешь-гуляешь, уже в животе урчит и в туалет хочется, а предлагаешь им зайти куда-нибудь, они «нет, давай ещё чуть-чуть походим». – Ольга проводит по нижнему веку правого глаза рукой, словно стирая потёкшую тушь, затем поворачивается к стене и кладёт голову на руку, закрывая ладонью рот.
Наталья тоже улыбается. – Он и в школе таким был. Говорил, что любая девушка должна хотя бы изредка икать, чтобы не быть идеальной. – Обе женщины тихо хохочут.
Где-то в прихожей пробегает расплывчатый силуэт, напоминающий человека, и слышатся всплески воды. Наталья и Ольга смотрят туда некоторое время, а затем опять поворачиваются друг к другу.
Наталья достаёт из коробки ещё одну конфету и держит её в руке двумя пальцами. – Он мне в школе записки писал. Просто так. Там ничего романтичного не было. Помню, в одной из них он про кактусы написал. Так чудно читать было, но мне очень нравилось, я даже скучала, когда он мне их не приносил в школу. А ещё – и Наталья оживляется – у него привычка такая была – бросать такие записки мне в почтовый ящик. Идёшь, бывает, с уроков, в подъезд заходишь, а там – бац, листок бумаги. Домой придёшь, и не читаешь сразу, а ведь хочется! Но нет: умоешься, поешь и только потом медленно так на кровать сядешь - и давай читать.
Снова раздаётся шипение:
« - Как вас зовут?
- Дмитрий.
- Сколько вам лет?
- Сорок один.
- О чём вы думаете?
- О том, что людям свойственно исключать личностный и человеческий фактор из всего, что происходит. Например, мы спокойно говорим о какой-либо математической формуле, применяем её, но редко кто задумывается о жизни её создателя. Кто был этот человек? Чем он пожертвовал ради физики или математики? Была ли у него жена, дети? Был ли он счастлив? Что ему нравилось есть? Какой был его любимый цвет? Мы все не интересуемся этим, мы говорим: формула такого-то, и пишем её на доске или у себя в голове, но ведь мы даже не знаем ничего о человеке, разработавшем её.
Вы знаете, например, что один физик в день получения Нобелевской премии оставил после завтрака на обеденном столе чаевые своей жене? Да, это так. Он просто забылся. А вы слышали, что математик Эриксон очень часто плакал по ночам? Он был очень одинок. Некрасивый мужчина, помешанный на математике, живущий в чахлой квартире – кому он был нужен? Но он же был человеком! Он же ведь плакал!
Все великие люди, были ли они счастливы? Маркес писал свои первые рассказы в чулане под лестницей. Ницше предала любимая девушка и после этого его стали мучить ужасные приступы мигрени. Фрейд, несмотря на то, что был психиатром и психоаналитиком, сам нередко писал своей жене в письмах, что покончит жизнь самоубийством, если она от него уйдёт.
Модильяни, Кундера, Кало, Бетховен, Толстой, Павич, Тарковский, Маллиган, Лорка – они все врываются в наши сердца, занимают все наши мысли, каждую клеточку нашего тела, каждый нейрон мозга. Они изменяют себя, нас и весь мир вокруг, но мы обезличиваем их. Дети читают в школе Лорку, даже не догадываясь о том, что он был бисексуалом, и что он любил Пикассо. Мы словно забираем у них жизнь, которую они нам дарят…»
- А вы знаете, кем он хотел стать, когда в школе учился? – Наталья водит пальцем по краю бокала.
- Нет. – Ольга смотрит куда-то на стену. – Ой, знаете, вот эта плитка, вот тут, – и она показывает рукой на участок стены возле мойки – вчера бежевая была, а сегодня - голубоватая. Я что-то только что заметила… – Опомнившись, Ольга резко поворачивается на стуле в сторону собеседницы, задевая локтем бокал. Она успевает поймать его на лету, но остатки вина выливаются. Некоторое время женщины смотрят на вино, которое растворяется в воде, становясь сначала бледно-красным, а затем и вовсе бесцветным. – Извините, я… Кем он хотел стать?
- Зоологом. Представляете? Он очень любил читать про животных, знал, как кто называется и к какому отряду принадлежит. Его учительница по биологии даже на всякие олимпиады отправляла часто. – Наталья наливает Ольге ещё вина.
- Спасибо. Странно, он мне не рассказывал этого, и про вас ни словом не обмолвился, сколько я его знаю. – Ольга чешет нос и делает им резкий вдох. – Он не был скрытным или молчаливым. Рассказывал что-то постоянно, но очень переживал в последнее время из-за этого. Говорил: «Оль, чтож я такой недомужик-то, а? Когда ж я выговорюсь-то весь уже?» Пытался даже молчать по несколько дней кряду, но потом всё равно что-нибудь да рассказывал. Или стихи начинал читать.
- Во времена, когда я на первом курсе училась, он песни очень любил напевать. И, главное, ведь знал же, что у него ни голоса, ни слуха, но не стеснялся. И вот оттого, что пел искренне, песни даже звучали как-то… по-другому. – Наталья опускает голову и отводит глаза влево.
- Расскажите про то, как вы с ним спали, если не сложно. – Ольга смущённо склоняет голову набок.
- Да мы с ним один раз только и спали. – Наталья вновь принимается водить пальцем по краю бокала. – Это у меня первый раз был. – Она еле заметно кивает и бросает взгляд на Ольгу. – До этого всё как-то… не получалось. И я с парнями гуляла, и он - с девушками, но у меня всё что-то не ладилось в этом плане. А с ним – так спокойно было. У него не сразу получилось, он лежал просто некоторое время – молчал… Потом, вроде, нормально всё прошло. – Она легонько поглаживает шею. – Во всяком случае, я рада, что Владимир моим первым мужчиной стал. – Наталья вскидывает голову и проводит рукой по волосам, приглаживая их. – А вы ему изменяли?
- Да. Два раза. – Ольга смотрит на пол, где проплывает фотография, на которой запечатлён ребёнок на пляже, чертящий что-то пальцем на песке. Она поднимает фотографию, держит её на весу, чуть потряхивая и давая стечь воде. Кладёт на стол и рассматривает, потирая друг об друга скрещенные под столом пальцы. – Первый раз в кэмпе на берегу Оки, он тогда за продуктами поехал в город, а я бегом в один домик. Там мужчина такой жил – Ольга вытягивает губы трубочкой, еле слышно присвистывая, и задирает глаза вверх – загляденье! Здоровый такой, тело красивое, загорелое – меня всё охаживал несколько дней, взгляды на пляже кидал… А потом, минут через двадцать, обратно, в наш домик. Так этот самец меня тогда отодрал, я даже не смогла потом с Вовкой, хоть и боялась, что он догадается. – Ольга делает глоток вина и поднимает бокал до уровня глаз, наклоняя его в разные стороны и глядя, как перетекает со стенки на стенку вино на его дне.
Наталья смотрит под ноги, положив одну руку на стол, и молчит некоторое время. – А второй? – Она так и не поднимает голову.
Ольга опускает бокал и допивает остатки вина. – А второй… Просто напилась на дне рождении одной подруги с работы, и меня её знакомый подвезти до дома вызвался. Вот, прямо и в машине… А вы замужем?
- Нет, не сложилось как-то...
« - Как вас зовут?
- Марина.
- Сколько вам лет?
- Девятнадцать
- О чём вы хотите рассказать?
- Вы знаете, что есть такая болезнь – деменция? Это постепенное разрушение головного мозга. Представьте, рождается ребёнок, здоровый, розовенький – родители счастливы. А потом подходит врач и говорит, что у ребенка обнаружена врождённая деменция, и что через года два-три он станет ничем – просто будет сидеть и пускать слюни. И родители живут с ним, обнимают его, смотрят, как он учится говорить, ходить. Смотрят, как он играет и общается со сверстниками. Но они понимают, что скоро он перестанет говорить, у него нарушится координация движений, постепенно он перестанет понимать, что происходит. Одна за другой, все высшие психические функции начнут отпадать…
О чём, интересно, думают родители, когда врач им всё это рассказывает. Вот когда мне врач говорил, что мой отец умер от обширного инфаркта, я думала о том, что у врача в кабинете очень стол скрипучий. Он пишет что-то, а стол скрипит. … (Слышны всхлипы) … Господи, а?»
Снова начинает моргать свет. В соседней с кухней комнате что-то падает, производя глухой звук.
- А почему вы с ним расстались? – Ольга разливает вино по бокалам и ставит пустую бутылку на пол, рядом с ножкой стола.
- Я в другой город уехала, там жила почти семь лет, в другой институт поступила и окончила, потом сюда потянуло снова. А когда приехала, как-то даже и не думала уже о нём. – Наталья ногтем пытается оттереть что-то со штанины. – Простите, если я что-то не то спрашиваю, но почему у вас детей не было?
Ольга, немного приподнявшись, протягивает руку к подоконнику и берёт пачку сигарет и зажигалку. Прикуривает. Выпускает дым и смотрит на него. – Мы сначала не хотели, думали: вот нагуляемся вдоволь, тогда и о ребёнке можно подумать. Так гуляли до двадцати восьми, потом попробовали – не получилось. Мы даже не ходили к врачу, просто решили, что если получится, то получится, а на нет – и суда нет… Да и не решили даже, – Ольга неожиданно повышает тон – мы вообще мало что решали! Просто несовместимы, наверное, были… Или кто-то из нас – бесплоден. Так и остались без детей, позже даже о них говорить перестали. – Ольга оглядывает кухню, затем стряхивает пепел в опустевший бокал вина. – А у вас есть дети?
- Да, дочка – Венера. – Уголки губ у Натальи слегка приподнимаются.
- Венера? Красивое имя. А у вас есть фотография?
- Нет. – Наталья качает головой и говорит одновременно. – Я сегодня без сумочки, а она у меня там… в кошелке… - Наталья замолкает, кладёт руку локтем на стол и трёт пальцами лоб над бровью. – Странно… - Её взгляд словно теряется где-то. – Я же всегда беру с собой сумочку…
« - Как вас зовут?
- Иван.
- Сколько вам лет?
- Двадцать два года.
- Прочтите своё стихотворение.
-Какое именно? … (Пауза) … Ладно. Одно из моих любимых. Оно называется «Перечёркиваю».
Глядя бездумно в зеркало
Перечёркиваю на треугольники,
И улыбка блестит раздробленно
На прокуренном подоконнике.
Перечёркиваю пустошь
На скрипучие петли качелей,
И взлетают белые хлопья
Голубей, что на крышах сидели.
Кольцо, что на правой руке
У дамы блестит подчёркнуто
(Словно амбарный замок)
На четыре дуги перечёркиваю.
Перечёркиваю себя
И тебя в голове перечёркиваю,
Слёзы делают строки нечёткими,
А я всё сижу – перечёркиваю.»
- Так без него… тошно… - Ольга кидает окурок в импровизированную пепельницу. – Словно к сердцу ружьё приставили и выстрелили в упор. И теперь у меня там – Ольга кладёт ладонь на левую грудь – дырка, и я чувствую, как она заживает. Но… шов от неё всё равно не затянется, то есть, я хочу сказать, – она трёт большим пальцем правой руки указательный палец левой – новой плоти там уже не будет, будет просто… корочка. – Она смотрит Наталье в глаза. – Вы понимаете, что я хочу сказать?
Наталья молча смотрит на неё несколько секунд, потом открывает молнию на боковом кармане своего спортивного костюма и достаёт оттуда маленький камень песочного цвета, буквально несколько миллиметров в диаметре. Протягивает его Ольге, которая отстранённо его разглядывает, положив себе на ладонь. – Я это из его желчного пузыря взяла… Хоть что-то на память хотелось… оставить. Говорят, что это злость человека в виде камней материализуется. – У Натальи из глаз катятся слезы, и голос становится сбивчивым. – Посмотри, Оль, в нём так мало злобы было. Он ни на кого не злился. Он нас всех прощал… – Она запускает руки в волосы, опускает голову и громко сглатывает слюну. А слёзы уже потоком стекают по её щекам к подбородку и капают на стол. | | | | Обсудить на форуме |
|
Обсуждение
| Наталья Черёмина
 | Предыдущие вещи были хороши, но эта - шедевр. Блестящая находка - описывать не переживания человека, его мысли и прочие "внутренности", а показывать его действия, ПОКАЗЫВАТЬ, а не рассказывать, ситуацию в режиме реального времени. Поймала себя на том, что повторяю жесты этих женщин, скупо-выразительные. В конце поняла, что жду появления третьей, с которой велась высоколитературная смс-переписка. Потом думаю - какая же я дура, конечно же, она не придет. То есть, в ситуацию безоговорочно веришь, как веришь в увиденное своими глазами. И легкий налет сюра с разноцветной плиткой, отчего-то забытой сумкой, мелькающими тенями и урывками включающегося радио (телевизора?) с монологами людей - все это лишь подчеркивает реальность действа. Разве не было такого стойкого чувства во время стресса, что все происходит во сне?
14.06.2006
|
|
|
