| Литературное общество Ingenia: Екатерина Максимова - Убийственная страсть | | Убийственная страсть | | Эта заметка стала репликой к обсуждению статьи Альва и Алисы Деевой «О вере, атеизме и коммунизме», опубликованной на «Фабуле» 20 января 2009 года. Затем материал был уточнён и расширен. С благодарностью к авторам статьи и участникам обсуждения.
Темой сегодняшнего рассмотрения станут экстремальные виды деятельности и убийственные склонности представителей человеческого рода. Что заставляет человека рисковать и даже делать риск своим жизненным кредо? Можно ли говорить о том, что альпинист, парашютист, райдер, сноубордист — человек с нарушенным или подавленным инстинктом самосохранения? Является ли каждое новое восхождение или спуск скрытой попыткой покончить с собой? Необходимо заметить, что теория о связи склонности к риску с суицидом — весьма популярна в последнее время и и получила много пространства на страницах психологической литературы.
Начнём с того, что силы, движущие альпинистами, парашютистами, гонщиками, — это сложный комплекс психологических мотивов, среди которых — и воображение, и жажда познания, созидания, приключений, и стремление к лидерству. Нашими героями управляют те же силы, что и человеком, которому нравится что-то делать, которому удаётся что-то делать хорошо, делать лучше многих. Альпинисту доставляет удовольствие лазать так же, как врачу нравится лечить или корреспонденту — готовить репортаж. Но поскольку мы обсуждаем те виды деятельности, которые связаны со смертельной опасностью, необходимо выделить дополнительный психологический фактор или факторы, которые определяют склонность индивидуума к риску.
Наверное, у такого человека менее развит инстинкт самосохранения. Подтверждением подобному предположению служили бы исследования, показывающие, что альпинисту и парашютисту легко спускаться на глубину, они скорее прыгнут с движущегося поезда, нежели обычные смертные, а пожарник — психологически готов летать на дельтаплане. Если подобные исследования проводились и результаты такие, как описаны в этом абзаце, мы могли бы сказать, что у людей, занимающихся экстремальными видами деятельности, выше порог чувствительности.
Но. Экстремалы — не самоубийцы. Людей, которые хотели бы раньше времени умереть — среди них ничуть не больше, нежели среди людей обычных. Более того, осмелюсь утверждать, что самоубийцы, как правило, — люди эмоционально неустойчивые, подверженные фобиям и депрессиям. По статистике большая часть самоубийств совершается именно в состоянии депрессии. По моим наблюдениям, депрессивность — черта, несвойственная практикующему спортсмену вообще и занятому экстремальными видами в частности (корректность сравнения психологии спортсмена и психологии экстремала будет обоснована ниже). Человек мотивированный и дисциплинированный, систематически выполняющий сложный комплекс действий в состоянии высокой психофизиологической концентрации — это не невротик, и состояние депрессии для него крайне нехарактерно. Здесь я представляю себе не алкоголика, в состоянии «белочки» прыгающего с моста, а профи, которые рискуют сознательно, регулярно, с толком и расстановкой.
Определённо, для того чтобы заниматься экстремальными видами деятельности долго и успешно, нужно тратить на них много времени — иначе счастье зрителей продлится совсем недолго. То есть наш экстремал — это квалифицированный специалист, неугомонный, обладающий неугасающей энергией и жаждой жизни. Является ли энергичность и жажда познания выделяющей чертой экстремала? Нет, одной энергии мало. Бывают ведь учителя-энтузиасты, собиратели бабочек, любители «охоты на лис». Является ли опасность избранного занятия определяющей, видообразующей чертой экстремала? Тоже нет. Тихие виды смертельного риска — например, общение со смертельно больными заразными людьми, или спуск на «Белазе» без гидроусилителя по серпантину — наших экстремалов вряд ли привлекает. Но не потому, что здесь и там нет зрителей (покорители вершин и скал лезут в свои горы даже поодиночке и зачастую — никого об этом не предупреждая). Дело не просто в смертельности смертельного риска. Экстремалам нужны многоразовые игрушки, чтобы наслаждение длилось и длилось, потому что им хочется жить!
Итак, промежуточные выводы: 1) экстремалы — люди с высоким порогом чувствительности, бесстрашные, 2) экстремалы — цельные, последовательные, увлечённые своим делом люди, и 3) экстремалы — не самоубийцы.
Но всё-таки вернёмся к основному вопросу. Есть ли какое-то удовольствие кроме эстетического, удовольствие особого рода, в том, чтобы рисковать каждый день или рисковать регулярно? Иными словами, есть ли непреодолимая зависимость у людей, склонных к риску?
Чтобы ответить на этот вопрос, рассмотрим более понятные виды зависимостей.
Курящий человек зависит от сигареты психологически — ему необходимо делать перерывы, держать что-то в руках, иметь повод для общения и пр. Однако зависимость курильщика имеет чёткую химико-физическую компоненту. Если курильщику дать бумажные трубочки с размолотым чаем, у него начинаются ломки. Потому что он нуждается в ежедневной дозе никотина, который, в свою очередь, стимулирует выброс гормонов — прежде всего адреналина и эндорфина.
Спортсмен ходит на тренировки не только по привычке, выработанной годами, — его тело физически, химически зависит от ежедневной дозы гормонов — тестостерона, адреналина, эндорфина, которые активно вырабатываются под влиянием физических нагрузок.
Повышенные дозы тестостерона и адреналина вырабатываются организмом также и в состоянии стресса. При этом стресс неправильно определять исключительно как неприятное явление. Есть масса разновидностей стресса, которые оцениваются человеком как позитивные. Количественные и качественные характеристики положительного/ожидаемого/приятного стресса, приводящего вслед за ростом адреналина — к выбросу гормона эндорфина, индивидуальны.
Человек, систематически помещающий себя в состояние стресса с характеристиками за пределами среднестатистических норм — это и есть наш экстремал.
Уровень адреналина, вырабатываемого при разовых и регулярных стрессах, — вопрос исследованный, и адреналиновая зависимость — также известный науке факт. В психиатрии «нездоровые» формы определяются как адреналиномания. В целом, как кажется, все люди так или иначе эту зависимость испытывают — попросту говоря, мы нуждаемся в острых ощущениях. Разные люди в зависимости от темперамента ограничиваются просмотром блокбастеров, или прыгают с тумбочки при посещении бассейна, или читают лекции на большую аудиторию, выступают на телевидении (любое нервное напряжение, волнение, страх — стресс, сопровождающийся выбросом адреналина). Принято считать, что болезненной является форма за пределами некой средней нормы, усваиваемой, что ли, бытовым сознанием. То есть если человек бегает наперегонки или гоняет на спортивном автомобиле за городом, то он в норме, а если каждый день прыгает с моста в реку — то уже, возможно, больной.
Я бы иначе смотрела на эту проблему. К любой форме раздражения, соответствующей, конечно, его диапазону возможностей, человек адаптируется. Например, хирург привыкает к ежедневным операциям и не волнуется так, как в первый раз, диктор привыкает к камере, адвокат к заседаниям суда, гонщик к своим вертикалям. В конце концов, человек может своей профессией сделать прыжки с тарзанкой на потеху туристам. При этом количество адреналина, выбрасываемого во время повторяющейся транзакции, относительно первого раза падает. Но, тем не менее, сохраняется на каком-то уровне, приемлемом для данного экземпляра. Характерно, что многие люди, оставившие свои опасные профессии, возвращаются назад, ссылаясь на недостаток напряжения и переживаний в новом месте. Им «скучно», они испытывают дискомфорт, по описанию очень похожий на ломки курильщика или спортсмена. С другой стороны, некоторые люди просто не способны заниматься перечисленными видами деятельности, поскольку даже «рабочий», опривыченный уровень напряжения и адреналина для их организма и их психики чрезмерен.
Так вот, мне кажется, о лечении нужно говорить, когда имеется неуклонная динамика — то есть человек, освоив очередной уровень сложности, переходит на следующий, и желание наращивать дозу не исчезает. Не наступает предел. Например, ныряльщика уже не возбуждает высота скалы в 20, 25 метров, ему нужно 30, а потом 50, пока он не разобьётся об воду. Или горнолыжника не устраивают даже чёрные трассы и ему нужно забраться в небо. Наверное, в большинстве подобных случаев некорректно было бы говорить об отсутствии инстинкта самосохранения или стремлении к самоубийству — в основании лежит стремление к получению удовольствия определённого рода, психофизиологического по своей природе, стремление, которое начинает доминировать надо всеми прочими функциями психики и организма.
Девиантной, находящейся за пределами нормы, формой, очевидно, является и такая, когда пациент не в состоянии соотнести свои экзотические потребности и действия с ограничениями среды — например, социальными нормами, или возможностями организма. В первом случае годится пример с автомобильными хулиганами, гоняющими по встречке для развлечения. Во втором — дайвер, ныряющий туда, откуда не всплывают. Но это другая тема, поскольку асоциальное поведение и мании — отдельные отклонения, со своей этиологией.
| | |
| |
