| Литературное общество Ingenia: Екатерина Максимова - Критика как любовь | | Критика как любовь | | http://forum.ingenia.ru/viewtopic.php?id=20063
О различии позиций художника, зрителя и критика написано и сказано очень много — людьми, чьи портреты сделаны из камня. Говоря об авторах, читателях и комментаторах на поэтическом форуме, мы получаем прекрасную возможность сконструировать велосипед. Что ж, успокоим себя тем, что вся эволюция — сплошной повтор.
Открывая процитированную первой строкой тему, Саша Шварц оценил комментарии на форуме как подчиненные принципу комплиментарности. Алиса Деева сказала, что да, мы не только общаемся на форуме по этому принципу, но родились и живём в соответствии с ним. Андрей Кротков забил гвоздь, сообщив, что профессиональному обсуждению на ресурсе вообще не место, поскольку это клуб, а не академия наук, и плюс ко всему — гении в критике не нуждаются. Я бы хотела согласиться со всем сказанным, углубив предложенный подход.
В целях данного повествования нам понадобится привлечь три дисциплины, точнее сказать, пласта сознания: психологию, дискуссию как метод исследования, эстетику.
Психология
Когда мужчина говорит женщине при встрече, что она прекрасно выглядит сегодня (независимо от того, как она выглядит на самом деле), он соблюдает формулу вежливости. Когда мы НЕ говорим человеку в автобусе, что у него пятно на шляпе, мы просто сохраняем неприкосновенность личной территории. Когда близким людям или детям мы говорим всё хорошее, что знаем о них, и умалчиваем или даже не замечаем плохого, мы просто проявляем свою любовь и помогаем близким поверить в себя. Это базовые принципы человеческого общения, и человек, встречающий даму со словами «ты выглядишь хуже обычного», или сообщающий коллеге: «вы забыли застегнуть ширинку», или своему ребёнку (сестре, брату): «ты никогда не мог сосредоточиться» — такой человек немедленно заработает звание грубияна, невежды, злого духа и просто слабого создания, неспособного удержаться в своих порывах.
Научное познание
В обсуждении ожидаемого угла падения света; или количества продуктов распада при ядерной реакции; или рентабельности будущего производства; или разнонаправленных языковых тенденций, влияющих на формирование нормы — нет предусмотрительных и грубых, чутких и несправедливых, конформистов и неформалов. Есть предмет, который единственно имеет значение, и есть субъекты суждений, то есть люди, которые могут максимально приблизиться к пониманию или точному описанию предмета, или же — в силу недостаточно глубокого погружения — упустить значимые факты и предположения. Основным инструментом исследования является обсуждение, или дискуссия.
Эстетическое восприятие
Когда мы созерцаем картину, слушаем музыку или читаем книгу, мы занимаем пассивную позицию — позицию зрителя, сосредотачиваясь ни в коем случае не на механизмах и инструментах, а на воспринятых образах и собственных ощущениях, испытывая восторг, страдание, сопереживание, недоумевая, плача и смеясь. А затем сообщаем свою реакцию художнику или другим зрителям.
Человек, который путает три упомянутые парадигмы — социальную/психологическую, научную и эстетическую — рискует превратиться:
а) в бытового зануду — говоря на кухне о химической природе запахов,
б) в склочного учёного — при исследовании процесса ориентируясь на личные амбиции вместо изучаемых параметров,
в) в человека, лишённого вкуса и душевной организации — вместо того чтобы наслаждаться картиной, считающего количество птиц на линии горизонта.
Возьмём в качестве объекта некий литературный ресурс в интернете, декларирующий своей целью литературное творчество и литературное исследование, создание текстов и обсуждение текстов с целью дальнейшего их совершенствования. Строго говоря, этот вид деятельности относится ко второй категории из перечисленных, то есть это научная работа и научное познание. Некая технология или новый материал демонстрируются коллегам, и предложение с их стороны — проверить валидность эксперимента, ввести новые переменные, удостовериться в точности измерений — связано с желанием достичь «правильного», оптимального результата. А герменевтика, также как семиотика, поэтика или литературоведение — ничуть не меньше науки, чем генетика или математика.
На деле же, когда объектом исследования становится произведение на литературном ресурсе, обсуждение превращается в надоевшую всем историю «про кукуха и петушку».
Здесь нет парадоксов и новых явлений. Человек, учили нас, — социальное животное. Мало ли какие цели декларируются библиотекой или промышленным предприятием. Люди-то в оба места ходят не труды поколений изучать и не гайки вытачивать — а пообщаться. Но при этом понимают, под какой вывеской занимаются любимым делом, и если кто-то упорно сосредоточен на книгах или гайках, то не смеют ему мешать.
Но если книга, или гайка, или объект научного исследования в лаборатории — вещи достаточно внешние по отношению к субъекту действия, то записанный текст в известной и значительной степени автор отождествляет с собой лично. И тут оказывается, что коллега-учёный в одной на всех лаборатории изучает — и далее критикует — уже не произведение, а как бы самого автора. Что как минимум болезненно, как максимум — достойно порицания и в конечном счёте ненависти.
В этот ответственный момент автор напрочь забывает о том, что он мечтал создать идеальное творение не для данной аудитории, а для будущей и гораздо более значительной, что он, кажется, уважает тех, кто тут собрался, и свой текст принёс, чтобы эти люди, а не другие, нашли в нём недостатки, что конечным пунктом является не форум, а качественная в-себе-вещь и его, автора, собственное обновлённое знание. В конце концов, сам процесс обсуждения как очевидных моментов, так и мнимо очевидных — полезен всем, и автору не в последнюю очередь.
Не в состоянии занять позицию критика по отношению к собственному произведению, автор мгновенно перемещает себя и критикующего в социально-психологическую парадигму (с которой начался этот рассказ), где каждый сказавший о неправильном ударении — человек дурно воспитанный, сообщивший о логической ошибке — недружелюбный, а заявивший о неудачном смысле — скрытый враг, притаившийся в засаде. В ход идут любые предположения. Например: он пришёл сюда вовсе не мне помочь, а мечтал о собственной славе. Или: он критикует мой текст не для того, чтобы его исправить, а исключительно чтобы меня унизить. Он тщательно объясняет, что имел в виду? — Зануда. Он ничего не объясняет? — Ага, говорить не научился, а туда же. Как правило, критикуемый, а не критик, применяет весь арсенал запрещённых, детских по уровню риторических приёмов: умалчивание, ярлыки, подмену тезисов, переход на личности, и прочая, и прочая.
И если даже сам автор — в силу своей интеллигентности, сдержав обиду, промолчит, то тут же ему на помощь придут другие участники и выскажут «критикану» всё, что можно придумать по поводу его скрытых, омерзительных, и конечно же, эгоистических мотивов.
Это — что касается проблем автора.
Проблемы критика, в конечном счёте, — в том же смешении парадигм. Критик наблюдает за происходящим и если не знает, то догадывается, как ему «будут рады». Причем нет тут ни правил, ни постоянства. Если вчера автор любил конкретного критика, ценил его помощь и с интересом вступал в разговор, то завтра в 12.55.38 пополудни поставит на нём как собеседнике жирный крест. Перевоплощение может наступить в самый неожиданный момент. И тогда критик обнаружит, что автор, который легко относился к пунктуационным правкам, не переносит указаний на стилистические ошибки. Или: одному автору безразличны фактические противоречия, лишь бы рифма была свежей, а другой — перестаёт разговаривать и здороваться с проницательным читателем, если тот указал на несоответствие места события — времени события. Или же автор различает аргументы критиков по самим критикам: на указания одного реагирует как новобранец на советы лейтенанта, на такие же исправления другого — как бык на всё розовое.
Всё это лишь подтверждает начальный тезис: стороны дискуссии находятся не в идеальном литературоведческом — научном контексте, а разыгрывают обычную, банальную, бытовую драму в стиле мыльной телеоперы. То есть и здесь — живут обычной человеческой жизнью.
Если подумать — вокруг столько тем, не затрагивающих личные интересы участников, столько очевидных несовершенств, что испытывающему диалектический голод человеку пищи хватило бы на годы. Но трагедия этих двоих — критика и критикуемого — состоит в том, что критик обращается к этому автору, а не к другому, потому что именно этот автор ему симпатичен или ценен как собеседник, живущий в общем на двоих культурном контексте. Действительно, критику как человеку важно привлечь к себе внимание этого автора. Или именно это произведение вызвало в нём, критике, душевный отклик и желание избавиться от дискомфорта, непонимания по отношению к конкретным словам или строкам. В результате зачастую именно желание помочь, добиться совершенства, общаться с любимым или значимым автором — приводит к тому, что критик становится своему автору чужим и далее — ненавистным.
А ведь можно пройти мимо, как в автобусе с чужими людьми. Изобразить эстета — «потрясён», и какая разница, сколько там слогов. Или сыграть в семью — «ты самый лучший, любуюсь тобой», и он, родной, в тот же миг поверит в свои силы и воспарит. В конце концов, сейчас ты критик, а через мгновение — автор, и это тебя через 160 секунд начнут изучать под микроскопом, и кто знает, сможешь ли ты уничтожить агрессора или на этот раз он уничтожит тебя.
Критики, как и любви, достойны далеко не все.
Критиком, как и влюблённым, не стоит становиться никогда.
27.06.2008
| | |
| |
