| Литературное общество Ingenia: Александр Клименок - ЛЮДИ И ЛОШАДИ (Из цикла «Живность») | | ЛЮДИ И ЛОШАДИ (Из цикла «Живность») | | Летом после работы мы иногда ходили выпивать на природу. Контора наша примостилась в непосредственной близости от непреходящих красот: справа за взгорком доживал век старый парк, слева позитивно сияла желтками одуванчиков полянка.
У тропинки к парку маячила покосившаяся конюшенка – бесценное наследие почившего Сельхозуправления.
В шесть вечера Леопольдыч, по кличке Тренер, уточнив размер складчины, намечал место закупки (как правило, гастроном через дорогу) и отряжал, согласно проведенной жеребьевке, гонца за напитками и закуской. Тренером Леопольдыча нарекли не случайно. Во-первых, благодаря загадочной, известной исключительно ему методе, Леопольдыч владел достоверной информацией о том, где в данный момент точно «было». Стоит напомнить, что речь идет о периоде горбачевских реформ. Во-вторых, все знали, сколь славную плеяду «спортсменов» взрастил старик. Особливо славился один – из группы «бегунов» - Вова Бажан - Баклажан, высокий сухощавый электрик лет 30. Коллектив наш навечно зафиксировал случай, когда Баклажану удалось поспеть в магазин за минуту до закрытия при расстоянии до точки в 300 метров. «Володя, ты можешь, - негромко сказал тогда Тренер. И отечески похлопал его по плечу. Стартовал Баклажан, надо признаться, посредственно. Виной тому послужили машины, как назло запрудившие проезжую часть. Баклажан, изящно огибая очередной жигуленок, тем не менее, терял секунды. Но мы не переживали заранее, так как верили в потенциал коллеги. Мощным финишным спуртом Владимир вошел в график, впрыгнул на крыльцо торгового учреждения и скрылся за замызганной дверью. Сотоварищи в едином порыве выдохнули застоявшуюся углекислоту и вдохнули бодрого кислорода... И, в-третьих, Леопольдыч в молодости действительно дружил с легкой атлетикой. Замещал директора стадиона «Пионер». По хозчасти. Чем не тренер?
Стало быть, традиции меж нами жили, сплоченность и понимание дошли до той стадии, при которой достаточно даже жестов. Тренер мог слегка кивнуть Баклажану, протягивая несколько купюр. Володя без лишних слов вскидывался и летел за «снарядами». Мне Леопольдыч, ничего не говоря, подмигивал, и я понятливо вытаскивал из нижнего ящика тумбочки пакет с полбуханкой черного хлеба. Потому что, при случае, мы обязательно захаживали на конюшню к Прохорычу и его единственному подопечному – Орлику – старому мерину, про которого расформировавшие Управление давно забыли, равно как и про конюха. Самое странное – зарплату ему (а может – им?) платили. В другом Управлении… Наливали мы порой и Прохорычу, а иначе приставал и нудел: «В коневодстве, ребяты, применяют две системы содержания - конюшенную и табунную…».
Орлика мы нежно любили и подкармливали, так как Прохорычу тяжеловато было содержать мерина одному. Коняга отвечал взаимностью. Улыбался, тряс велюровой башкой с редкой тонкой гривкой, моргал, перебирал артритными конечностями. В некотором смысле все считали его свойским, милым каурым приятелем. А после одного показательного случая стали, как ни смешно, и уважать.
Ни с того, ни с сего прибыл однажды поутру командировочный. Из без разницы какого степного города – за чертежами, согласно плановой разнарядке, необходимыми их заводу. Дабы перенять и позднее воплотить прелесть контрагайки или другой фиговины – уже не помню, прогрессивно обозначенной на бумаге спецами нашей конструкторской организации.
Цвел май. Естественно, вечером отправились «вкусить пейзажа», а заодно выпить за знакомство и вообще. Брянцев, пожилой славный инженер из проектного отдела, захватил батон белого, с солью – для Орлика.
Жара спала, настроение соответствовало. Командировочный балагурил, щурился, похохатывал, травил позавчерашние анекдоты. Короче, старался понравиться. Орлик, привязанный к вбитой в землю железной трубке, мирно пасся возле конюшенки. Завидев нас, поднял голову, закивал, весело раздул ноздри. Тренер забрал у Брянцева угощение, поделил на несколько кусков, раздал. Каждый подходил, кормил, уступал очередь, довольно наблюдая за продолжением ритуала. Не преминул покормить и гость. Правда, перед эти нагнулся и поднял что-то из высокой травы. Протянув кусок, сделал шаг назад, уставился на Орлика. Мерин тщательно захрумкал, однако неожиданно мыкнул, словно язык прикусил. Веревка нервом запела и ослабла – в момент. Между разжатыми бархатными губами мелькнул и тут же упал на землю длинный кривой шуруп. Командировочный хлопнул себя по тугим ляжкам в дорогих брюках и затрясся от хохота. Орлик отступил потерянно, глаза отяготились слезами – то ли от боли, толи от…
Баклажан молча передал тугой пакет водителю Мишке Аракеляну и засучил рукава джинсовой куртки.
- Не марайся, Володя, - донесся недобрый голос Тренера.
Заслуженное мордобитие так и не состоялось. Леопольдыч не велел – и правильно.
Брянцев плюнул, матернулся вполсилы. Я тоже сдерживался с трудом. Командировочный сторонкой-сторонкой просочился мимо – к остановке…
Посидели в тот вечер плохо и наспех. Махнули смурно по полстакана янтарного «лафита» местного изготовления. И распрощались – злые и огорченные.
Минуло года два. Снова май плел цветистое макраме. Парк призывно тянулся каштанами и прочими дубами – мол, не пора бы вам пора? И мы забредали – то попить пивка на пути домой, а то и развалиться под липой на травке в обед, помлеть чуток.
Шефство над Орликом преобразовалось в часть распорядка. Так хотелось, чтоб не думал о человеке плохо. И, казалось, обида мерина растворилась в прошлом. Но раз меня окликнул Леопольдыч:
- Зайди в курилку, Паш.
Я не ожидал такого дежавю: там, вальяжно облокотившись на подоконник, пускал колечки дыма тот самый – из степей. Забыл, наверное, о прошлых отличиях.
Наши делали вид, что командировочный – пустое место. Ему, казалось, было на их мнение плевать. Через полчаса мы направились в парк. Орлик «дрейфовал», как и прежде, - вблизи конюшни.
- А! – исторгнул увязавшийся командировочный. И, ухмыляясь, пошел к мерину. Конь лишь покосился на гостя, мерно пощипывая клевер. Затем произошло невиданное: Орлик взбрыкнул, одним метким, как копьем, выбросом головы достал плечо подлеца и хватанул за него от всей лошадиной души.
Мы ошалело замерли. Орлик же, забавно отклячась и присев, демонстрировал на всю Ивановскую два ряда желтых зубищ. Казалось, умей он хохотать, мы бы оглохли. Впрочем, легкое ржание присутствовало.
Командировочный подпрыгивал в стороне, и выл – типично, по-женски.
Тренер, раньше всех пришедший в себя, озадаченно проговорил:
- Слышь, Аракелян, давай-ка этого шутника в травмпункт. Мы ж не шурупы какие…
Сам же принялся сочувственно успокаивать Орлика. Мишка просьбу выполнил. Неохотно. Остальные долго еще стояли. Думали…
Нет, лошади вовсе не бестолковые гужевые создания.
| | |
| |
