| Литературное общество Ingenia: Александр Клименок - ЦЕНА ТВОРЧЕСТВА | | ЦЕНА ТВОРЧЕСТВА | | Десять дней - ничего. И вдруг - свершилось! Сдвинулось всепобеждающим ледоходом, началось. Автор словно на сносях вздрагивал ночами, ничего не желал и никого не любил, вглядывался в себя с нарастающей отвагой. Как к налитому беременностью животу притрагивался литературным чутьем к зачаткам еще малоподвижных образов и вяловатых экспрессий. Но с каждым последующим днем идеи автора наливались силой, глазуровались ассоциациями, вызревали в вегетативных приливах и мышечных спазмах.
Отдельные наработки он беспощадно вышвыривал из себя, некоторые, млея, укладывал паутинной стопочкой в загашник предполагаемой последующей озарённости. Другие приходилось вычищать, стирать в кипятке художественных приемов. После чего автор до глубокой ночи развешивал идеи на туго натянутой бельевой веревке профессиональной чести. К утру наглаживал их стилевыми канонами, крахмалил композиционным анализом.
Наконец, когда центурии слов, боевые слоны абзацев и шумные отряды букв, потрясая восклицательными знаками, заряжаясь многоточиями и поправляя грозные запятые встали у решающей черты, он призвал героев, второстепенных персонажей, насытил сюжет где весельем, а где муками душевных терзаний. Задний план припорошился нешаблонным антуражем. Далее в контекст были втиснуты частицы самокопания, влага любовных коллизий, много стремлений и минимум воплощений, дурацкие конфетти мечтаний, петарды ссор. В нескольких местах пришлось установить шоры неверия и сомнений. Последними, с милостивого позволения автора, ленивыми сестрами-улитками вползли протяженная центральная интрига и, уходящая в бесконечность, финальная недосказанность.
Затем, автор набрал в легкие побольше воздуха и громко скомандовал: «Вперед!».
***
Теперь готовое творение доверчиво лежит перед ним, будто невеста на брачном ложе.
С первыми лучами праздничного солнца, озаряемый внутренней силой и имея внятный внешний вид, автор стоит у дверей Издания. На дрожащих ногах, но с видом патриция он преодолевает порог редакторского кабинета.
Хозяин помещения нетерпеливо протягивает руку и… Евсеев в отчаянном сомнении – целовать ее или пожимать?
- Давайте, что у вас?
Евсеев, обмирая, протягивает тонкую папочку, и, робея, отступает на четыре шага:
- Лирическая повесть, Эдуард Мартемьянович. - Физиономия Евсеева искажается заискивающей улыбкой надежды, в животе его стремительно холодеет.
- Посмотрю. Всего хорошего, - звучит властно сверху.
Евсеев, угловато извиваясь, вполдвижения выскальзывает из помещения.
Он бледен. Покрыт испариной. Неприятен…
***
Зевающий Эдуард Мартемьянович, в расстегнутой синей рубашке, машинально сминая через пару минут листки Евсеева своими всеважными пухлыми пальцами, думает о молодой гладкой секретарше; вначале чаю – с лимоном.
С раздражением вспоминает лицо Евсеева:
- Понарожают же дегенератов, а? Ну, чего ходят?.. Писатели…
Еще чуть погодя, с удовольствием отхлебывает чай из старого граненого стакана в серебряном подстаканнике.
| | |
| |
