| Литературное общество Ingenia: Петр Дубенко - «В далеком Парсограде (1)» третья глава повести «Д | | «В далеком Парсограде (1)» третья глава повести «Д | | - И вот несметные орды заполонили нашу землю. Саков было так много, что их кони выпивали целые реки, оставляя после себя лишь пустующие русла, и вытаптывали целые пастбища, на месте которых теперь лишь бесплодная равнина. Если они делали где-то привал, то все колодцы в округе становились сухими, но и после этого половина массагетских бурдюков оставались не наполненными водой. Как могли мы, маргуши, у которых воинов меньше, чем у саков вождей, противостоять этому урагану, который пронесся по нашим пастбищам, сметая все на своем пути? Никак. И потому небо над нашими головами заволокло дымом, и реки нашей крови потекли по земле предков. – Дрожащий голос седого вождя маргушей разносился под высокими сводами дворца и гулким эхом отдавался в самых дальних покоях. Еще шестеро знатных маргушей, смиренно опустив непокрытые головы, сидели на коленях позади своего вождя и молчали, лишь изредка кивая головами в подтверждение его слов. Украшенный золотой росписью потолок, который как в зеркале отражался в натертом до блеска мраморном полу, и два ряда необъятных колонн, подобно богатырям-исполинам замерших вдоль покрытых фресками стен, несказанно удивляли степных жителей, которые никогда не думали, что человек способен создать нечто подобное. И раздавленные окружавшим их великолепием и богатством, маргуши частенько с горечью посматривали на стоявший чуть поодаль золотой поднос, на котором лежали принесенные ими дары. «Уж лучше пришли бы с пустыми руками. – Ругал себя вождь, изредка кидая оценивающий взгляд на сверкающие драгоценными камнями перстней руки Куруш Бузурга. – Одна только вещь его одежды стоит больше всех наших подарков. Теперь подумает, что мы совсем нищие. А если с нас нечего взять, то зачем же нас защищать? Уж лучше пришли бы с пустыми руками».
Но маргуш зря беспокоился об этом. Взирая на посетителей с высоты своего трона, Куруш Бузург безразлично слушал полный боли и страдания рассказ маргушей и совсем не задавался вопросом об их богатстве, ибо сейчас всем его существом владели другие мысли. И понимая это, четверо советников шахиншаха, сидевшие рядом с троном на разостланных по полу атласных и шелковых подушках, готовясь к предстоящему обсуждению, не выпускали из рук золотых кубков с красным вином (2), сладкий аромат которого наполнял воздух дворца. Пропуская мимо ушей слезные рассказы маргушей и тихонько попивая терпкую хмельную жидкость каждый из советников ждал, когда же закончится это слегка затянутое повествование, и заранее знал, какой вопрос он услышит от шахиншаха, сразу же, как только двери царских покоев захлопнуться за маргушами. Но их вождь, желая как можно сильнее растрогать покровителя, не торопился заканчивать свою речь, вспоминая все новые подробности массагетского набега и спеша поведать их шахиншаху.
- Они не щадили никого, ни старых, ни малых и повсюду, где ступал конь массагета, степь покрывалась трупами маргушей. Мужчины наших племен лежали, пронзенные стрелами, изрубленные акинаками, а женщины, боясь оставить детей сиротами, вынуждены были, скрипя сердцем и зубами, ублажать проклятых убийц своих мужей, проводя время в их шатрах. Особенно буйствовал Фрада, который всегда набивает в свой рот мяса больше, чем может переварить его желудок. Некоторые пытались бежать, бросая юрты и скот, оставляя грабителям все, что имели. Но до гор, которые могли бы укрыть беглецов, было слишком далеко, а в наших степях разве можно спрятаться? Земля горела под нашими ногами, и нигде не было нам спасения. Тот же, кто рискнул укрыться в непроходимых болотах по берегам Аракса, так и сгинул там навсегда. Мало, кому удалось спастись.
Устав от непрерывных причитаний, шахиншах нетерпеливо взмахнул рукой, давая вождю понять, что пора заканчивать. Выбросив вперед руки, маргуш коснулся лбом каменного пола, оставив на нем круглый белый отпечаток, и перешел к тому главному, ради чего они оказались здесь, за многие сотни фарсахов от родных мест, в Танг-е Болаги (3), среди невиданной ранее роскоши царского дворца, в котором повелитель Азии намеревался встретить наступающее лето.
- И вот мы, смиренные рабы, надеясь на твою доброту и справедливость, осмелились предстать перед твоими всевидящими очами, чтобы молить о спасении. Защити, великодушный. Заступись за детей своих, о, самый могущественный из всех правителей, которые только были на земле. Не позволь кровожадным сакам истребить наш народ. Накажи массагетов за невиданную дерзость, покарай их… - Жестом руки Куруш Бузург остановил маргуша и, недолго подумав, все также молча приказал им удалиться. Покорно согнув худые спины, обтянутые пропыленными в долгой дороге одеждами, маргуши, не поднимаясь с колен, попятились к выходу, до которого было шагов пятьдесят, не меньше. Шахиншах, который за всю аудиенцию так и не произнес ни единого слова, разговаривая с просителями исключительно жестами, провожал удалявшихся суровым, полным презрения взглядом. И даже когда маргуши скрылись за украшенными золотым орнаментом дверьми, Куруш Бузург все еще не мог избавиться от неприятного ощущения, вызванного раболепием просителей.
Шахиншах встал и, все так же храня молчание, принялся расхаживать вокруг своего трона. Ожидавшие его слов придворные поглядывали друг на друга, гадая, кому достанется честь говорить первым. Но Куруш Бузург не торопился начинать серьезный разговор – слишком много нужно было обдумать самому, не спрашивая чужого совета. Не спеша шагая от одной стены к другой, иногда хозяин дворца замирал у высокого окна, верхний полукруг которого подпирал потолок. Там за пределами каменных стен во всю хозяйничала весна, одевая все живое в зеленые наряды, омытые прохладой частых дождей. Взгляд шахиншаха, цепляясь за шипы расцветающих роз, наслаждался их нежной красотой, тонул, путался в пышных кронах фруктовых деревьев, над разлапистыми верхушками которых всплывали голубые купола одиноких беседок. А чуть дальше, угрюмым великаном нависая над зеленью сада, с вершины кургана, сооруженного руками тысяч рабов, устремлялись к небу священные постаменты, высеченные из единой каменной глыбы в несколько человеческих ростов высотой. И где-то за ними, теряясь в волнистом зеленом просторе, растворяясь в легкой дымке парящей в воздухе пыли, легким призраком виделся шаху Парсоград – столица всех персов, в несколько дней возведенная на пустом месте по воле великого Куруша мастерами покоренных народов. И мысленно обозрев созданную им страну, шахиншах уносился на крыльях своего воображения еще дальше. Туда, где укрытые за непроходимыми пустынями и высокими горными хребтами, вольготно раскинулись по берегам двух морей сказочный Египет и волшебная Греция. «Вот куда должны устремить свои взоры все персы, вот куда должны направить они острие своих копий. – Размышлял Куруш, стараясь в укрывших горизонт облаках разглядеть очертания далеких стран. – Когда сапог перса оставит свой след на плодородных полях Египта, когда я возведу сверкающий золотом дворец на вершине, где обитают никчемные греческие боги, вот тогда, только тогда смогу обрести я покой и назвать самого себя великим. Когда каждый, даже самый последний перс будет иметь десяток рабов и проводить жизнь в наслаждениях и утехах, купаясь в богатстве и роскоши, тогда я смогу прославить свое имя, выбив на каменных стенах Парсограда для потомков своих рассказы о великих победах ведомого мной войска. О, Ахура-Мазда (4), всесильный Ахура-Мазда, дай же мне силы закончить начатое дело и, утвердившись над египтянами и греками, простереть длань персов над всем миром!!!»
Вздрогнув, куруш Бузург покинул мир своих грез и спустился на грешную землю, где его возвращения ждали четверо советников, не выслушав которых, шахиншах никогда не принимал даже самого простого и незначительного решения.
- Ну, мой верный Гарпаг (5), что ты мыслишь по поводу услышанного тобой? – Опуская уставшее тело на трон, шахиншах обратился к сидящему рядом мужчине, коротко стриженные волосы которого торчали во все стороны, словно колючки защищающегося от нападения ежа. В ответ Гарпаг, с явным нетерпением ожидавший, когда же ему дозволят высказать свое мнение, гневно сверкнул глазами и, стукнув мозолистой ладонью по истертой рукоятке старого акинака, затараторил давно продуманную речь:
- Нельзя прощать такое «вредящим демонам» (6). Иначе они совсем распоясаются и в своих набегах будут устремляться все дальше и дальше в твои владения, о, всемогущий повелитель. Их надо наказать! Наказать жестоко, чтобы больше никогда в жизни не пришло им в голову повторить содеянное. Чтобы их вожди знали - за урон, нанесенный персам, им придется заплатить вдвойне. Даже втройне. Только так ты сможешь укротить это дикое племя. Я много раз водил твое войско в походы, головы многих царей склонил я к твоим ногам, и так же много я видел непокорных народов, договариваться с которыми нельзя. Не имеет смысла. Потому что они понимают только один язык – звон оружия. И только на этом языке нужно разговаривать с теми, кто пришел нынче из-за Аракса и согнал твоих новых данников с их исконных земель, угнал их скот и тем самым запустил руку в твою, великий шахиншах, казну. Только так. Сейчас же, немедленно разослать гонцов во все концы страны, собрать великое войско, под напором которого не устоит ни один враг, и показать дерзнувшим нарушить мир, кто хозяин на этой земле. Вот каким будет мой совет тебе, владыка.
Гарпаг закончил речь демонстрацией своих огромных кулачищ остальным участникам совета, как будто это именно они, а не массагеты, дерзнули нарушить спокойствие великой державы. Куруш, по выражению лица которого невозможно было определить, как отнесся он к словам своего полководца, перевел сверкающий из под нахмуренных бровей взгляд на другого вельможу, и произнес только одно слово:
- Фарандат?
Сидевший рядом с Гарпагом Фарандат тут же преобразился, встрепенулся, вытащил из взъерошенной бороды тонкие длинные пальцы и, изящно подхватив ими наполненный до краев кубок, одним залпом осушил его до самого дна.
- Что я могу сказать тебе, о, мудрый повелитель. – Заговорил он, вытирая рукавом парчового халата намоченные вином усы. – Конечно, Гарпаг прав, и оставлять набеги массагетов безнаказанными нельзя. Но собирать поход за Аракс сейчас, это значит на несколько лет отложить поход в Египет и Грецию, о котором ты, всесильный владыка, я знаю, неустанно мечтаешь все последние годы. Ведь все народы, которые ты покорил до этого дня, ты покорял только ради того, чтобы сделать свою армию многочисленной и непобедимой. Все страны, которые ты завоевал, были завоеваны только ради того, чтобы расчистить твой путь в страну эллинов.
- Уж не хочешь ли ты сказать, что великий шахиншах всей Персии должен простить этих невежественных дикарей? Не слушай его, тем самым ты опозоришь себя, владыка!!! – Хмельные пары уже ударили в голову Гарпага, и в его громком голосе послышались вызывающие нотки. Ничуть не смутившись, Фарандат покачал головой и ответил, отвешивая в сторону разгоряченного Гарпага учтивейший поклон:
- Разве смею я, простой смертный, указывать своему повелителю. Я только описываю положение вещей. Решение же, как всегда мудрое, будет принимать шахиншах. – На этот раз Фарандат отвесил поклон своему повелителю. – Итак, я продолжу. Какие выгоды получишь ты, обладатель столь обширных земель и повелитель столь многих народов, от победы над саками. У них даже нет постоянных домов, подобных тем, в которых живут все остальные народы. Вспомни, ведь своих врагов вавилонян ты покорил, захватив Вавилон. – Холеная белая рука Фарандата указала на сидевшего напротив него мужчину, который даже не заметил этого жеста, и продолжал задумчиво потирать переносицу двумя пальцами. – Сидящего здесь Креза ты покорил, захватив его столицу Сарды. Точно так же было с другими покоренными царями и народами. А как ты, Гарпаг, собираешься покорить обитающих в степях саков, у которых даже городов нет? Они не будут укрываться за толстыми крепостными стенами и ждать прихода наших воинов. Они просто свернут свои юрты и исчезнут в степях. И сколько лет понадобиться нашему войску, чтобы изловить их в этих бескрайних просторах. А пока мы будем гоняться за кучкой кочевников-оборванцев, для того чтобы удовлетворить пустую жажду мести, греки и египтяне укрепятся еще больше, их армии станут еще сильнее, еще многочисленнее. Каждый день, потерянный в степях за Араксом, в будущем выйдет тебе боком, владыка. И потому я взываю к твоей мудрости и призываю на помощь к себе великого Ахура-Мазду. Прояви благоразумие. Откажись от мести и продолжай готовиться к походу в страну эллинов. Пусть саки грабят себе этих бестолковых маргушей. Нам-то что с того? Я вижу в этом даже некоторые выгоды для тебя.
- Какие же? – Иногда Фарандату казалось, что шахиншах не слушает его, таким отстраненным был взгляд владыки, но изредка задаваемые Куруш Бузургом вопросы убеждали вельможу в обратном.
- Ослабленные ежегодными набегами, и запуганные возможностью полного истребления, подвластные тебе народы, которые соседствуют с массагетами, не посмеют и помышлять о мятежах, даже не подумают о том, чтобы отложиться (7) от тебя. Дрожа от страха за свои шкуры, они будут держаться за твой трон, о, всемогущий повелитель, обеими руками и без лишних разговоров будут платить такую дань, которую ты им назначишь, даже если размер ее будет для них непосильным.
Фарандат закончил свою речь. Довольный сам собой, он снова наполнил стоящий рядом кубок и принялся пить его мелкими глотками, иногда косясь маленькими хитренькими глазками на задумчивого Куруш Бузурга.
- Речи твои, Фарандат, складны и всегда ласкают не только слух мой, но и сердце. – Честно признался шахиншах, отчего вельможа просиял еще больше.
- Но не все то золото, что блестит!!! – Выкрикнул Гарпаг, которого слова Фарандата привели в бешенство, и он готов был прямо на глазах шахиншаха огреть этого изворотливого хитреца кувшином по голове.
- Именно поэтому я слушаю мнение четверых, прежде чем принять одно решение. – Не повышая голоса, продолжал говорить Куруш Бузург, хотя поведение слегка захмелевшего Гарпага начинало его раздражать. – И если другим тоже покажется, что слова Фарандата сияют золотом мудрости, тогда… Что скажешь мне ты, преданный МазАрес? Согласен ли ты со словами Фарандата? Или тебе по душе пришлись речи Гарпага?
Старый Мазарес, который будучи трезвым никогда не отличался особым красноречием, сейчас заглянул в стоявший перед ним кувшин, и, увидев, что дно его начинает сохнуть, почувствовал себя более уверенно. И отодвинув в сторону опустевший и потому ненужный сосуд, придворный смело принялся плести кружева своих мыслей, выдавая при этом такие витиеватости, которым позавидовал бы любой поэт:
- Говоря о том, что поход против массагетов не принесет тебе никакой выгоды, и причинит только вред, Фарандат, безусловно, прав. Все, что он сказал верно. Но и бросить камень в отважного Гарпага у меня не поднимется рука. Ибо то, что ты, уважаемый Фарандат, называешь благоразумием, саки сочтут за трусость. А если в их головах родится мысль, что владыка персов боится их стрел, то последствия будут самыми тяжелыми. Да и в том, что касается народов, притесняемых массагетами, я не могу согласиться с тобой. Нет, Фарандат, не получив нашей защиты, они, наоборот, станут возмущаться и отказываться платить дань. Но это все не главное. Пламя любого мятежа всегда можно погасить, залив его кровью. Но, подумай, владыка, чем может обернуться твой поход в Египет, если прежде ты не усмиришь массагетов. Ведь все наши воины окажутся далеко от своих домов, и если сакам вздумается вдруг разграбить не только близлежащие земли, но и саму Персию, то она окажется беззащитной перед ними. И покорив Египет, вернувшись домой с победой, мы обнаружим свои города лежащими в дымящихся руинах. Когда горит степь, убегать от пламени бесполезно. Все равно настигнет. Когда сражаешься с сильным врагом, нельзя забывать про спину. Так и здесь, сколько бы мы не закрывали глаза на бесчинства саков, когда-нибудь нам придется научить их уму разуму. И лучше сделать это до похода против эллинов. Ты, всемогущий владыка, терпеливо ждал больше двадцати лет, так что же случиться за один – два года? Греция не оторвется от остального мира и не уплывет далеко в море, где мы не сможем ее достать и бросить на растерзание наших воинов. И египтяне не отгородятся от нас высокой стеной, преодолеть которую персам будет не под силу. Все останется на своих местах. Так что мой совет тебе будет таков: не спеши, мудрейший из мудрых, восстанови спокойствие на северных границах своей державы и уж потом, не опасаясь за тыл своего войска, пускайся в главный поход своей жизни.
- Вот это слова действительно мудрого человека! – Радостно встретил Гарпаг поданный Мазаресом совет. – Отдай приказ, владыка, и пусть наши кувшины опустеют навсегда, если массагеты не будут наказаны за свою дерзость. Мы заставим их признать твою власть, а их царицу приведем тебе в качестве рабыни и она будет ублажать тебя, исполняя все твои прихоти. Да, не сомневайся, все будет именно так. – И Гарпаг осушил еще один кубок.
Терзаясь сомнениями, Куруш Бузург последовал примеру полководца. Сладкие слова Фарандата растревожили душу шахиншаха и старые мечты, вспыхнув с новой силой, манили его на Запад. Но реальность, без всяких приукрас нарисованная Мазаресом, заставляла Куруша обратить свой взор на Север. Воображение живо нарисовало ему, как толпа немытых скотоводов тянет свои грязные руки к его сияющей алмазами тщеславия мечте, которую долгие годы он холил и лелеял, ради которой одерживал многочисленные победы. И представив себе эту картину, Куруш Бузург ясно понял, что спасти мечту можно только отрубив эти самые руки. Итак, война. Другого выхода нет.
- О, владыка, с тех пор, как судьба предала меня в твои руки, избавив от жуткой смерти во чреве пламени, я всегда служил тебе верой и правдой. – Заговорил молчавший до тех пор лидиец Крез (8). – Дозволь же и сейчас быть тебе полезным и, не опасаясь твоего гнева, указать путь, выбрав который, ты получишь мир с саками и сможешь спокойно готовиться к походу против египтян и эллинов.
- Говори, Крез, и не опасайся за свою жизнь. – Жестом Куруш Бузург подозвал к себе полуголого раба и приказал ему наполнить пустой кубок Креза.
- Все это время я слушал речи твоих мудрых советников и склонялся к тому, что война с дикими северными племенами неизбежна. Но последние слова Гарпага подсказали мне способ, как связать в одно целое змею и журавля.
- Так говори же! – Слушая Креза, Куруш не испытывал пустых надежд, не питал пустых иллюзий. Война уже стала для него чем-то неизбежным и все, чего он хотел сейчас, так это побыстрее закончить затянувшийся совет и отправиться спать, чтобы завтра с утра, принеся священному огню богатые жертвы, обсудить все на трезвую голову.
- Томирис, правительница саков – вот наше спасение.
- Как это?
- Ну, конечно! Ведь сделав ее своей женой, ты, всемогущий, превратишь саков из врагов в друзей. И при этом сможешь сохранить лицо, в качестве свадебного подарка пообещав сакам простить нанесенные тебе обиды.
Ненадолго Крез замолчал, давая возможность собравшимся оценить его находку. Внимательно глядя на своего господина, он видел, как менялось выражение его лица, разглаживались морщины на лбу и почерневшие от невеселых дум глаза становились светлее. Мазарес с Фарандатом и вовсе пришли в восторг и принялись на все лады восхвалять мудрость и прозорливость Креза. Только Гарпаг, жаждущий пролить кровь людей, унизивших его господина, стал мрачнее тучи и, не глядя на Креза, бормотал что-то себе под нос. Больше всего старого воина огорчило то, что именно его слова и натолкнули Креза на такое решение. «Это все равно, что собственными руками отдать победу врагу. – Сокрушался Гарпаг, наблюдая радость других советников. – А эти будут рады любому исходу, лишь бы не оказаться на поле боя».
- Твои советы и раньше были стоящими, но этот… Сегодня ты превзошел сам себя, Крез. – Заговорил наконец Куруш Бузург, настроение которого теперь улучшалось с каждым мгновеньем. Глядя на вельможу, шахиншах поднял над головой кубок и громко, так чтобы услышали даже рабы в самом отдаленном углу его покоев, произнес: «Твое здоровье», тем самым, оказав Крезу величайшую честь. Владыку уже не мучила головная боль, и совет больше не казался ему таким нудным и долгим. К нему вернулась его обычная энергия, которая позволяла вершить дела государства сутками на пролет, не думая об усталости, не ощущая ее. Поставив кубок на маленький позолоченный столик, Куруш Бузург отодвинул его подальше от себя и принялся отдавать распоряжения, которые на ходу созревали в его голове. – Фарандат, ты хвастал как-то, что бывал в тех краях, где обитают эти самые массагеты. Говорил, что знаешь их язык и нравы.
Поняв, к чему клонит шахиншах, Фарандат скорчил кислую гримасу.
- Совсем немного, владыка, совсем немного. К тому же саки, будучи народом грубым и жестоким, очень уважают силу и…
Куруш Бузург тоже раскусил маневр Фарандата, но, если в начале совета или в его середине такое поведение вельможи не на шутку разозлило бы владыку, то сейчас он от души расхохотался и, совсем не злобно погрозив Фарандату пальцем, произнес:
- Не пытайся лукавить, Фарандат. Не забывай, что я хоть и человек, но послан на землю богами. Так неужели ты думаешь, что тебе, простому смертному, удастся обмануть меня? – И шахиншах снова расхохотался, хотя в былые времена он без раздумий распорядился бы бросить неразумного в кипящее молоко или засунуть в мешок с диким пчелами. Но сегодня настроение владыки было миролюбивым, да и Фарандат давно ходил в любимцах шахиншаха, оспаривая это почетное звание у Креза. Вдоволь насмеявшись, Куруш Бузург снова стал серьезным. – Собирайся в дорогу, глупейший Фарандат. Я оказываю тебе огромную честь, делая своим послом и сватом. Подношения для этой царицы (на слове «царицы» шахиншах сделал особый упор, произнеся его с презрением) выберешь сам. Разрешаю пользоваться моей сокровищницей, но не вздумай слишком глубоко запустить в нее руку. – И когда шахиншах произносил последние слова, тон его был уже отнюдь не дружелюбным. Фарандат скис, его радость мгновенно улетучилась, как только он представил себе все трудности далекого путешествия. Да и пребывание в дикой стране, где нет даже домов, а жители которой не моются годами, ему, изнеженному вельможе, привыкшему к роскоши богатых дворцов и удобствам большого города, сулило мало приятного. Но ничего не поделаешь, воля владыки – непререкаемый закон.
- Гарпаг, не печалься, мой верный сторожевой пес, и для тебя найдется дело. – Гарпаг, которого душил спертый, пропитанный благовониями воздух дворцов, с нетерпением ждал возможности вырваться из этой каменной клетки, и потому, услышав слова шахиншаха, он сразу же встрепенулся. – Раз наш многоуважаемый Фарандат побаивается северных дикарей и считает, что демонстрация силы произведет на них большее впечатление, чем его велеречивые речи, то ты отправишься с ним. Но только пересекать Аракс ты не будешь. Возьми с собой десять тысяч наших всадников и столько же пеших воинов из покоренных народов. Хотя нет, возьми лучше греков-наемников. У них дисциплина построже и вид повоинственнее. Так вот, с этим отрядом дойдешь до берегов Аракса, дальше Фарандат отправиться без тебя, а ты разобьешь на берегу лагерь на самом видном месте, дабы скотоводы смогли воочию убедиться в нашей силе. Можешь почаще устраивать учения и шумные праздники, чтобы привлечь внимание дикарей.
- Не беспокойся, повелитель. – Мысли Гарпага уже носились вдоль берегов далекой незнакомой реки, выбирая подходящее место для будущего лагеря. Он уже весь без остатка был поглощен полученным заданием. – Я покажу им, насколько сильна твоя длань и как далеко она может простираться.
- Не сомневаюсь. Ну а мы, уважаемый Мазарес и любимый Крез, каждый день будем возносить к небесам молитвы и приносить огню самые щедрые жертвы, чтобы задуманное нами имело успех. – Мазарес и Крез покорно склонили головы, а Куруш Бузург, снова почувствовав легкую усталость, откинулся на спинку трона и, с удовольствием возвращаясь к своим мечтам, заключил, стукнув кулакам в ладонь. – Да будет так.
И в глубине черных глаз ожили, задвигались картинки его воображения. Забурлили, вспенились синие воды Нила, поперек которого устремилась другая река – живой нескончаемый поток непобедимой персидской армии. Застонала благодатная земля Египта, и безоблачное небо над ним затянулось клубами черного дыма. Запылали самодовольные, свободолюбивые греческие города и прячущийся в облаках Олимп рассыпался под ударами персидских акинаков на сотни мелких камней, которые копыта персидских лошадей превращали в пыль.
На самой окраине Парсограда, в ста шагах от невысокой крепостной стены из глиняного сырца притаились двухэтажные каменные казармы греческих наемников. В эти дни, когда весна уже заканчивала свое шествие и, наступая ей на пятки, в мир приходило лето, центр молодого города, где пестрящие украшениями и роскошью дома почти касались друг друга стенами, не оставляя и клочка свободной земли для деревьев, задыхался от нестерпимой жары. Здесь буквально все дышало зноем и особенно каменные стены, которые за долгий день прогревались настолько, что к ним нельзя было прикоснуться рукой, а от плоских крыш в чистое безоблачное небо поднималось густое плотное марево. И даже разветвленная сеть кирязов (9), густой паутиной опутавшая весь город, не избавляла жителей его центра от страданий. Тот, кто был побогаче спасался от жары в глубине многоэтажных дворцов, целыми днями нежась под дуновениями нескольких опахал, которыми без устали размахивали рабы. А жители победнее, смирившись со своей участью, терпеливо ждали ночи, когда по узким улочкам начнет бродить прохладный ветер, который, хоть немного охладив раскаленные стены, принесет им небольшое облегчение.
Но окраина города, спрятавшись в тени садов и огородов, наслаждалась прохладой. Наслаждались ей и греки, которых немилосердная судьба или неуемная жажда наживы занесла в далекие от родины края. Сегодня их казармы пустовали – большинство солдат отправилось за город на ученье, где седые ветераны нещадно гоняли безусых юнцов, обучая их нехитрой на первый взгляд военной тактике. Те же, кому посчастливилось избежать учений, поспешили в близлежащие деревни, чтобы с пользой для тела и души потратить часть недавно полученного жалованья. И только три человека, разгоряченные вином и игрой в кости, оглашали опустевшие казармы своими громкими голосами с небольшой хрипотцой, возникшей от того, что слишком часто приходилось орать во все горло, напившись перед этим ледяной воды. Забравшись в самый дальний угол первого этажа, где было прохладнее всего, греки от всей души бахали по столу небольшим деревянным стаканчиком, внутри которого бесновалось несколько костяшек. Ненадолго замерев, игрок, который делал ход, поднимал опрокинутый вверх дном стакан, открывая взору остальных свой результат. И после этого одни победно вскидывали вверх руки, радуясь выпавшей удаче, другие плевались, проклиная отвернувшуюся от них фортуну. Все трое были едины только в тот момент, когда сладкая красная жидкость разливалась из большого глиняного кувшина с отколотым горлышком по трем серебряным чашам. Тогда солдаты дружно поднимали наполненные вином кубки и молча опустошали их каждый за свое. И снова начиналась игра.
Сегодня спартанцу Алкенору, которого больше десяти лет назад выгнали с родины за проступок, о котором тот не любил распространяться, не везло. Он уже давно проиграл все, что мог и, превратившись в азартно болеющего зрителя, этот великан от всей души радовался каждому успеху своего земляка Пактия, радовался так искренне, как могут радоваться чужим удачам только большие маленькие дети. Пактий, который в отличие от Алкенора покинул Спарту не так давно и сделал это по собственному желанию, прихватив с собой казну и жену одного из богатых влиятельных горожан, уже изрядно опустошил карманы своих приятелей, но не собирался останавливаться на достигнутом. В ехидной усмешке обнажая кривые покрытые густым черным налетом зубы, он долго тряс деревянный стаканчик, гремя костяшками, и самозабвенно произносил слова заклинания, суть которого не открывал никому. За всем этим своим единственным глазом следил насупленный, как грозовая туча, Хромий. Своим не слишком поворотливым умом он пытался подсчитать, какую же часть своего жалованья он спустил за сегодня, и сколько раз подряд ему нужно выиграть, чтобы вернуть все утраченное. Подсчеты давались с трудом, и это добавляло на лоб Хромия новых морщин. А тут еще Пактий, огласив пустую казарму радостным криком, в очередной раз сгреб к себе в кошелек горсть мелких медных монет. Желая подбодрить проигравшегося, добряк Алкенор, которому для счастья нужна была только вкусная еда на день и удобное ложе на ночь, хлопнул Хромия по плечу:
- Не грусти. Мы с тобой товарищи по несчастью, но видишь, я же не убиваюсь.
Хромий хотел сказать в ответ что-нибудь обидное, колкое, но расстроенный поражением, не смог придумать чего-то стоящего и просто безразлично махнул рукой в ответ.
- Ну что. – Сияя, спросил Пактий. – Есть у тебя что-нибудь еще, что могло бы мне пригодиться?
Хромий покачал головой и проныра Пактий, не желая прекращать игру, принялся самым внимательным образом осматривать внешний вид приятеля, выискивая, на что бы еще сыграть. В это время, громыхая по каменному полу деревянными сандалиями, в казарму вошел командир наемников – афинянин Аристодик.
- А вот и наш славный командир. Хочешь испытать удачу? Или просто выпьешь со мной за удачную игру? – Проревел Пактий, протягивая Аристодику стаканчик с костями в одной руке и полный вином кубок в другой.
- Знаешь, Пактий, о чем я мечтаю последние два года? Хоть раз увидеть вас троих трезвыми. – И с этими словами Аристодик выбил кубок из рук опешившего Пактия. Зазвенев, кубок запрыгал по полу, а вино, напомнив бывалым солдатам потоки крови, стало медленно стекать по неровной каменной стене.
- Я понимаю, визит к Гарпагу событие не из приятных. - Отряхивая с одежды капли вина, заговорил Пактий. – Но зачем же вино разливать? За него, между прочим, деньги уплачены.
Не слушая причитания спартанца, Аристодик спешил стянуть с себя кожаный панцирь, носить который в такую погоду было настоящей пыткой. Но что поделаешь? Этикет обязывал. Избавившись, наконец, от душивших его доспехов, Аристодик облегченно вздохнул и сев на лавку, сколоченную из плохо отесанных досок, поведал своим помощникам терзавшие его мысли:
- У меня плохие новости.
- Мы не идем на север? – Перебил командира Алкенор, для которого отсутствие боевых действий было действительно плохой новостью.
- Нет, Алкенор. Как раз мы идем на север. Только одни и с другой целью. Кир не хочет воевать с саками и отправляет к ним Фарандата. Он хочет сосватать царицу скотоводов.
- Ого! – Присвистнул Пактий. – А этот азиат не глупый малый. Только я не понимаю, почему ты считаешь это плохой новостью? – Не находя места проворным рукам, Пактий продолжал бросать кости, только теперь уже просто так, ради интереса. – Ведь нам платят одинаково, и когда мы мучаемся в походных палатках, и когда бездельничаем в казармах. Так зачем нам рваться на войну?
- Ты можешь думать о чем-нибудь другом, кроме вина и золота?
- Конечно, могу. Меня волнуют… – Но Аристодик перебил Пактия, внеся в свой список еще один пункт.
- И женщин.
- А, тогда нет. – Честно признался Пактий. – Все мои мысли заняты только тремя этими вещами. Да и тебе советую почаще задумываться о них.
- Ну, я вот могу думать о многом другом. – Наивно вставил Алкенор, видя, что Аристодик взбешен словами Пактия и едва сдерживается. – Но все равно не понимаю, почему ты называешь это плохими новостями.
- Да вы что, в самом деле, в детстве часто падали с коней? – Не выдержал Аристодик. – Можете хоть раз пошевелить мозгами? Ведь если Кир не повернет свое войско на север, то очень скоро его взор обратиться к Греции. Я не видел родной земли уже двадцать лет, но не хочу возвращаться на нее вот так. Одно дело быть изгнанником и проклинать тех, кто лишил тебя родины, и совсем другое вернуться на нее как захватчик. А неужели кто-то из вас готов поднять оружие на грека и брать в осаду греческие города? Молчите?
Они действительно молчали. Даже Пактий отбросил в сторону кости и, впав в задумчивость, ковырялся в носу. Первым заговорил Хромий. Распрямив могучие плечи он так грохнул по столу кулаком, что Алкенор едва успел поймать подпрыгнувший к самому потолку кувшин.
- Так надо пойти к царю и так прямо ему и сказать!!! Если он пойдет войной на Грецию, мы отказываемся служить ему за любые деньги.
Алкенор лишь хмыкнул в ответ на это, а Пактий, не показывая виду, втайне задумался над словом «любые».
- Да, повезло же мне на помощников. – Тяжело вздохнул Аристодик. – Из трех человек два с половиной дураки.
И встав из-за стола, он заходил по казарме, перебирая в голове возможные варианты действий.
- Ну а что ты так разгорячился, Аристодик? – Попытался успокоить его Пактий, подливая себе вина. – Ведь Кир, принимая свои решения, не советуется с нами, так что же мы можем сделать?
- Да в этом ты прав, Пактий. – Аристодик остановился, уперев руки в бока. Все глубже погружаясь в собственные мысли, главный наемник смотрел в одну точку, став похожим на неподвижную статую, и только нервное покусывание нижней губы отличало Аристодика от каменного изваяния. – Ты прав, мы ничего не можем сделать. Но сделать нужно. Что-то нужно придумать.
И впервые за долгие годы совместной службы, все четверо столь непохожих друг на друга людей задумались об одном и том же.
1. Парсоград – столица персов, построенная Куруш Бузургом в 530-520 г.г. до нашей эры. В греческой транскрипции – Пасаргады.
2. Из записей Геродота следует, что персы никогда не обсуждали важные вопросы на трезвую голову. Протрезвев, персы имели обыкновение снова обсуждать то, к чему они пришли во хмелю, и если оба обсуждения приносили одинаковый результат, тогда решение считалось окончательным.
3. Танг-е Болаги – загородный дворец Куруш Бузурга, расположенный в 4 километрах от Парсограда.
4. Ахура-Мазда – в зароостризме, который на тот момент уже исповедовали персы, обращение к главному божеству
5. Гарпаг – легендарный полководец Куруш Бузурга. Мидиец по происхождению, он участвовал в заговоре против царя мидян Астиага, в результате которого возглавляемые Куруш Бузургом персы обрели независимость.
6. Персы часто называли кочевые народы, обитавшие на территории современной средней Азии, «вредящими демонами»
7. Отложиться – обрести независимость
8. Крез – царь лидийцев, победив которого Куруш Бузург хотел сжечь его на костре. Но в решающий момент пошел сильный дождь, который загасил пламя. Расценив это как жест богов, Куруш Бузург принял Креза к себе на службу. Подробно этот случай описывается в книге Геродота «Клио»
9. Киряз – арык
| | | | Обсудить на форуме |
| |
