| Литературное общество Ingenia: Байер Сара - Целуя высоту. продолжение 2 | | Целуя высоту. продолжение 2 | |
Глава 27.
Снова в сборе.
В нашей великолепной четверке я была ведущим звеном, своего рода, пионером; Настя – по части организации, Ваня – мозг, а Костя для компании. Мы вновь стали собираться все вместе. Поначалу из-за светиной болезни, но вскоре эта тема ушла на второй план. Мы пили, смеялись, вспоминали былые времена, надумывали новые проекты. О, как же в Америке я скучала по таким кухонным посиделкам. Планировка домов там, как правило, совсем другая, да и общая атмосфера: люди более закрыты и живут собственными интересами. В России не так; в России живут народом, общиной. Америкосы, как называют русские ученые тамошних аборигенов, отличны от наших даже интоннацией речи: она у них укомплектована, стремительна, течет. У нас она более медлительна, вальяжна в своем потоке, переступает. Step by step. Если не уловишь значения одного слова, потеряешь связь к другому. Там ты всегда можешь отгородиться (to shut off) от лапши, которую всякий любезен навешать на уши (Life’s a gas!). У нас – нет.
К нашей четверке присовокупился и Майкл. Он тоже пил, смеялся, но мало, чего понимал. Впрочем, молчание с его стороны было привычным. Только не всем известным. Настя и Костя взяли забаву учить его русскому. Тыкали на предметы и произносили их значение. При этом лица у них так уморно вытягивались, что я хохотала в пополаме. А уж когда дело заходило до объяснения понятий, разыгрывалось целое представление. Бесплатный цирк.
Костя пару раз порывался вовлечь к нам Свету, но все понимали (кроме Майкла, конечно), что это внесет напряжение, и ищи магнетического шарма, как ветра в поле. Даже Ваня, этот Мать Тереза во плоти, ответил молчаливым согласием с большинством.
Судя по тому, что Света высказывала о Леночке, я не сомневалась, что их отношения долго не протянут. Это была искусственная жизнь, поддерживаемая засчет мира, который Леночка видела в их связи. Туда примешались и детские фантазии, и почти религиозные чувства. Таня, она же Света, сама от них подуставала. На новом витке событий в Леночке открылось второе дыхание в творчестве. Вновь из-под ее кисти стали выходить прекрасные полотна. Свою лепту в это внес и Рафаэль, который почти насильно увез ее в Европу. Он рассудил, что ей просто необходим отдых и смена обстановки. Хотя в замужестве она ему отказала, он, видно, не оставлял надежд. А Света была рада в это время заняться собой. Кажется, не обошлось без какого-то любовного романа, хотя с точностью об этом сказать никто не мог. Уж тем более Костя. От помощи психолога, которого мы к ней подослали, она отказалась. Он предложил ей просто поговорить. Она побеседовала с ним часок, на этом все и кончилось. По правде, в качестве чудесника я предполагала несколько иное лицо, но выбирать не пришлось. Я знала одно: к Свете лучше не лезть; она справится сама. Иначе ничего не получится; иначе никак. Это все равно, что подгонать искусственные волны для серфингиста. А он на них прыгать не будет. Не в настроение – из-под палки-то. Или неуклюже, а, значит, не в кайф. Нужна своя волна. Только СВОЯ. Иначе никак. На этот раз все это понимали. Кроме Майкла, конечно: он был далек от всего этого.
Глава 28.
Леночка и Рафаэль.
В Европе царил неповторимый дух средневековья, иных традиций. Леночка всегда думала, что для каждого человека предназначено свое место на этой планете. Забавы ради, она решила угадать, где же земля Рафаэля, и совпадет ли она с ее.
Рафаэль был худощав; черты лица имел островатые; черные волосы отпущены ниже стандарта и зачесаны назад; носил небольшую бородку, но над губой выбривал гладко; вечно в строгих костюмах, но вместо рубашки и галстука предпочитал однотонные водолазки или тонкие свитера с воротом. Вкупе с аристократическими манерами, он являл собой тонкого ценителя всего прекрасного. Казалось, это было его призвание.
После дребезжащего и чопорного Лондона, где, в старомодном черном такси с кожаной обивкой внутри, Рафаэль казался таким кстати, они решили отправиться в Италию. Рим встретил их грандиозными архитектурными ансамблями, где чуть не в каждом камне и отточенном куске мрамора читалось о праве, философии и атлантах. Здесь Рафаэль смотрелся достойно, величаво, интригующе - будто он заключал саму тайну истории, пребывавшую в нем и ранее, но обнаружившуюся лишь теперь, на этом фоне. В Риме они оставались недолго. Рафаэлю давно хотелось посетить близлежащую деревню Тоскана. Сейчас представилась такая возможность. Виноградники, рассыпанные по долинам, городки, что высились на холмах, и необъятность, какая представлялась взору, поистине завораживали. Тоскана околдовывала колоритностью пейзажей и настраивала на поэтический лад. Это удивительное место влюбляло в себя с первого взгляда. В нем исключительным образом сочетались внешнее безразличие роскоши и радушное гостеприимство неискушенного сельского жителя. Сюда, в поисках душевного приюта и вдохновения, стекались интеллектуалы из разных стран, в основном, американцы и европейцы. Рафаэль был в восторге. Они сняли небольшой домик на юге Тосканы и поселились в нем, дабы по-настоящему окунуться в чары неторопливости и размеренности здешнего, будто бы вовсе застывшего, хода времени.
В один из вечеров они совершали прогулку на лошадях по тенистой аллее меж деревьев.
- В последние несколько дней я все больше думаю о нас, - начал Рафаэль. – О нас в этом месте. Я мог бы купить здесь дом, виноградники, оливковые рощи... Ты бы писала свои картины. Я уже готов остепениться. Я вволю нагулялся по этому свету. К черту бизнес. Его можно оставить полностью в управление друга, и получать проценты. Это не главное. Главное – ты. Я задавал себе вопрос: что ты готов сделать ради Нее? И я ответил: все. Все ради тебя, все к твоим ногам, потому что ты захватила мое сердце.
Леночка не отвечала.
- Ты молчишь?
- Я не знаю, что сказать.
- Выходи за меня. Просто скажи да. Я сделаю для нас все и даже больше. Во мне столько накопилось нерастраченного тепла, нежности, романтики. Я чувствую, я хранил их для тебя, зная, что ты однажды придешь в мою жизнь.
- Но я не чувствую себя рядом с тобой, даже в этом месте. Это – не мое.
- Если ты боишься, не надо. Оставь свои страхи, Леночка, тут нечего бояться. Ведь речь идет о таком прекрасном. Просто оглянись. Посмотри вокруг. Разве это не сказачное место? Где мы можем быть.
- Дело не в страхах, Рафаэль. Ты милый, обаятельный. Я благодарна тебе, что ты вытащил меня из того состояния сюда. Я подышала воздухом, в голове прояснилось... В том-то и дело, что я смотрю вокруг. Я чувствую красоту этого места. Мне казалось, что я уже неспособна на это, но я чувствую. Однако я не чувствую себя рядом с тобой. В доме, о котором ты говоришь, на виноградниках, оливковых рощах. Какое-то другое место еще ждет меня.
- Куда ты хочешь, чтоб мы поехали?
- Другое место и другой человек, - уточнила Леночка.
- Таня?
- Нет, даже не Таня, - сказала Леночка, и сама поразилась, как это вырвалось у нее.
- Кто же? Сережа? – более ревниво отозвался он.
- Не Сережа. Я пока не знаю, кто.
Рафаэль словно вздохнул с облегчением.
- У меня много терпения, Леночка. Я слишком долго тебя ждал в свою жизнь, подожду и еще, - сказал он и подстегнул лошадь, помчавшую его вперед по аллее.
Леночка поправила на голове шляпу ковбойского типа. Изысканность, романтика, исполнение желаний... Но что-то неумолчно звало вдали. Она кинула взгляд на горизонт. Солнце садилось, обагряя небо. Воздух расковало упоительностью предвкушенья. Она почему-то вспомнила Наташу: с каким благоговением она отзывалась на простые ее прикосновения. Это было слишком выразительно, остро, подавляюще ярко, вовсе нереально, - настолько, что не верилось в искренность ее чувства. Разве что повышенная сексуальность. Леночка отмахнулась от наваждения. Нет, у Наташи никогда не было истинных эмоций. Лишь холодный рассчет и удовлетворение физических потребностей. Света другая. Она пылкая, страстная, легко ввязывается в игры, получает наслаждение. Но и с ней Леночка уже не чувствовала былого драйва. Что-то надломилось в них обеих. Пора понять, что прошлого не вернуть. Надо открываться новому. Но для этого придется отпустить Свету, позволить ей быть с кем угодно, в том числе, с Наташей. Только так можно добиться чистоты и непорочности в сердце. Она оглянулась вокруг. Будь, что будет. Welcome to new life. Она направила коня к дому.
Глава 29.
Афера и отрыв.
Я съездила на недельку в Бельгию повидать родных. Брат вырос, возмужал, однако сохранил неуловимый отпечаток клиники. Лекарства и больничный режим, с которыми пришлось столкнуться его организму в период становления, казалось, еще долго не уйдут из его жизни: то ли силой воспоминания, то ли от воздействия химии. Он был спокоен, но не так, как другие люди с нормальным развитием. В нем словно засел маяк. Порой он говорил умные вещи, но через минуту с тем же успехом мог пороть абсолютный вздор. То ли притворялся в одном, то ли в другом. Впрочем, разницы в этом для него не существовало. Словом, ломаная логика. Мать была рада меня видеть. Особенно после того, как я обусловила, что ненадолго. По правде, я и не за тем приехала.
Майкл с Ваней встречали меня в аэропорту. Мои красавцы мужчины. Поначалу Майкл снимал в Москве для нас квартиру, но уже через пару месяцев мы переехали в одну из ваниных: у него было две. В самый первый раз, когда мы познакомились, Ваня показался мне чудаком и чухликом. Однако уже тогда я смекнула, что он не так прост. Сейчас еще больше вырос. Настоящий делец и виртуоз, он “наваривал бабло” играючи. Он неплохо speak English, и с моим “сувениром из Америки” они ладили. Ваня не знал, что вместе с Майклом мы иногда не только сны видим, хотя по большому счету и так. Но не его это было дело. Я сомневалась, что он сам живет по манастырским уставам.
Я уже упоминала, что в нашей четверке наравне с воспоминаниями былых шабутных лет, мы еще обсуждали новые проекты. Это касалось и проведения одной мутной операции. Нечто вроде аферы. Для кого-то может показаться странным, но мы настолько считали друг друга семьей, что решили приобрести особняк за городом, чтоб на всех в нем хватило места. Надо сказать, в России, особенно тогда, добывать деньги большого труда не составляло. Сложнее их “отмыть”. Я имела пару выходов за границу: США и Бельгия. Полина уже получила американское гражданство. Мы периодически переписывались и созванивались. Я предложила ей выгодную сделку. Она не смогла отказать. Почти чистый cash в руки. Хотя, если не она, то Майкл. В Бельгии отчим держал business. Настя и Ваня также располагали некоторыми связями. Косте отвели роль, но, скорее, для виду... Оттуда-отсюда. Каждому – долю. Можно было и проще. Даже своими силами и законными путями. К примеру, один Ваня владел немалой собственностью. Но это должен был стать НАШ особняк. Мы действовали наверняка, и совершенно запутали следы. После покупки дома остались кое-какие средства. Поделили на всех. Когда напряжение, связанное с махинацией, миновало, меня будто “выкинуло”.
Валерьянка и кофе. Сомнительное комбо. Я лакала его, и шла в клуб. Алкаха, травка. Buzz & High… После двадцати ты уже склонен вспоминать, сколько ты мог выпить в шестнадцать. Со мной такого не было, хотя давно перевалило. Я пичкалась всякой дрянью немеренно. Транзитом в бесконечности, высаживалась всей обоймой, - неизбежно, в никуда. Тревожные дни будили меня в чужой постели. Я обнимала девушку, которую смутно помнила со вчерашнего. Вставала на автомате, находила душ, споласкивалась, брала вещи и уезжала. Иногда вынужденно обменивалась парой фраз. Следующая ночь в том же режиме. Мой смех откуда-то издалека, дымящиеся глаза, стук сердца. “Отрыв” длился все выходные. “Отмывалось” тело от остаточных продуктов втечение рабочей недели, потом получало добавки. Мало не казалось. Иногда я возвращалась домой сразу после клуба. Я забиралась на необъятное тело Майкла, целовала его в щеку и усыпала, как ребенок.
Это было дико. Абсолютно неприглядно и, в то же время, неподражаемо. Я цеплялась за каждого, словно он мог вытянуть меня из той трясины, в которой очутилась. На самом деле, - служил еще одним звеном засасывания туда же. Я сходила с ума.
Beef – так я называла тех, с кем просыпалась. Если ноги приводили меня в клуб традиционной ориентации, и я кадрила какую-то особу (конечно, женского рода), почти сразу признавалась, что лесби. “Ты, правда, любишь девушек?” – “Только под хорошим соусом” - “Ты что, их ешь?” - “Нет, е*у”. Никто не понимал логики, а мне было не до патетики.
Случались драки. Несмотря на своенравную неуправляемость, я старалась их избегать. Иногда не выходило. Меня считали буйной, чудовищем; другие – черным ангелом. Вечно прикованная к барной стойке, хлещущая один за другим коктейли, являла миру больные глаза, которые то загорались нервным блеском, то сокрушительно притухали - из-под ниспадающей с обеих сторон лба небрежной челки. Недавно стриглась, но волосы успели отрасти. Чаще всего на моем посту разговоры заводились сами по себе, с пустого места. А там - понеслось, поехало. Ясный расклад.
Я бежала. Куда-то и зачем-то. Мне казалось, беспробудно.
Глава 30.
Не изменив прошлого, не изменишь будущего.
Пробыв в Тоскане достаточно долго, Леночка с Рафаэлем, наконец, покинули ее. Они продолжили путешествовать, ходить по музеям, библиотекам, осматривать достопримечательности. Рафаэль относился с посистине священным трепетом к разного рода реликвиям и культурным ценностям. В одной из библиотек он буквально умолял служащего показать им редкий труд какого-то средневекового автора. Леночка по привычке чуть не сделала в нем надпись между строк. Рафаэль грубо ударил ее по руке.
- Что ты делаешь?! – возмутился он. – Это же бесценное произведение искусства!
- Нет, просто летопись из древности.
- В том-то и дело! Древности. Это же такой материал для изучения. Как так можно? Ты бы еще в картине Да Винчи пририсовала что-нибудь, были б краски...
- Я сама об этом думала, - согласилась Леночка.
- Я тебя так обидел? – принял Рафаэль на свой счет.
- Нет, это правда. Просто я иногда вижу что-то другим. Не таким, каким оно изображено. Мне хочется исправить это.
- Но почему? – удивился Рафаэль.
- Я так чувствую.
- Это глупо.
- Почему?
- Потому что речь о гениальных творениях. Неужели ты претендуешь оспорить их неподражаемое влияние на души людей?
- Нет, только внести изменения. Ты не допускаешь, что от этого они бы выиграли?
- Нет, не допускаю. Никто не вправе мешать свой дух с духом непревзойденного мастера. Ты не в состоянии до конца проникнуться его замыслом. Никогда. Ты можешь лишь смотреть и получать эстетическое наслаждение. Как это делаю я.
- Поэтому я и пишу свои картины. А ты – нет.
- Вот и пиши СВОИ картины, а не в чужих.
“Зануда”, - подумала Леночка, поджав губки, и как-то быстро успокоилась.
- Пойдем, я угощу тебя ужином и бутылочкой вина? – как ни в чем не бывало, предложила она.
Глава 31.
Судьба.
Леночка продолжала видеть сны. В одном из них она летела в Лас-Вегас. Ступеньки трапа от девери самолета до земли. Ее высадка – в виде тонущих патронов. Казино, название туманно. Какой-то гостиничный номер. Она открывает дверь. За ней бесформенное тело, повисшее ровно от пола и потолка посередине. Осознание, горькое и удушающее, что это – Сережа.
За игорным столом сидела женщина, светская львица, и выигрывала первый кон. Леночка проходит мимо. Откуда-то возник старик и взял ее под руку. Он говорит, что Сережа был женихом и избранником Удачи, что он изменил ей с той женщиной, и залез в большие долги. “Но не был же он девственником до этого?” – вопрошает Леночка. “Он спал только с мужчинами, - объясняет старик. – Его женщиной была Удача”.
Леночка видит, как работник морга одевает сережино тело в обычный мужской костюм обычного человека.
Ее будто возвращает назад. Она снова открывает дверь. Сережа сидит на кровати. Он счастливый. Вопреки обычному поведению в леночкиных снах, он много-много говорит. Он рассказывает о том, что душа его скиталась по дивным местам; цветы распускали чашечки бутонов прямо на глазах; он дышал воздухом необыкновенных ароматов; он познал ветра, огонь и воду. Но тут Леночка замечает, что перед ней вовсе не Сережа, а какой-то лжец. Изо рта у него сочится черная кровь, глаз на лице нет, а губ при разговоре он не открывает. Девочка в ужасе бежит от него, и осознает, что произошла резкая смена декораций. Она оказывается на пустошах. Она спрашивает у старика, что все это значит. Он отвечает, что Бог нас не слышит, что Он только видит о нас сны, и не хочет участвовать; что Бог – это она сама. Боль мира переполняет ее, и она валится в грязь, сокрушаясь от горя и слез. Коршун сел ей на плечо и стал отрывать куски мяса. Старик продолжает мучить ее речами, но тут она узнает в нем все того же лжеца. Нет, она не Бог, ему нельзя верить. Она бежит от него дальше, скинув с себя коршуна. Бородач сидел на берегу реки и точил нож. “Нет, это не тот Бородач”, - говорит она сама себе. Затем она стоит в поле, и полная луна беседует с ней. Леночка через ее белый свет как будто выносится на пару мгновений в реальность и не узнала ее. Все там по-другому. Она возвратилась, но уже на вершину горы и видела с нее леса и животных. Рядом с ней сидит Таня, и слеза катится по ее щеке. Леночка спрашивает, что случилось, но та не видит ее и не слышит. Она понимает, что одна.
Этот сон застал Леночку в Париже. На утро она заказала билет на ближайший рейс в Лас-Вегас. Рафаэль не понимал, что происходит, и зачем так вдруг срываться из такого прекрасного города в столицу развратного азарта. Она поехала без него. От аэропорта она взяла такси и объезжала в нем по улицам, пока не обнаружила в себе чувство уверенности: “Здесь”, - сказала она водителю и высадилась у очередного здания казино. Но это было “то самое”. Она взяла себе номер, поставила там багаж и отправилась бродить по коридорам, пока не вычислила тем же путем нужную дверь. Дернула ручку. Не заперто. Она вошла. Сережа стоял у зеркала и смотрел в свое бледное лицо. На кровати лежала веревка. Их взгляды скрестились, когда она переводила свой от удавки.
- Я все проиграл, - сказал он.
- Я знаю, - ответила Леночка. – Но у тебя раньше этого и не было.
- Кажется, и душу, - продолжил Сережа. – Посмотри на меня. Это уже не я.
- Ты залез в долг?
- Нет. Я решил умереть, но не оставить долга, - горько улыбнулся он.
- Узнаю твое благородство.
- Я просто не нашел разницы умереть раньше или позже. Я знал, что не отыграюсь. А все так начиналось... Удача покинула меня.
- Если я здесь, то не совсем, - сказала Леночка. – Пойдем отсюда.
- Нет. Ты не понимаешь...
- Удача полюбила и избрала тебя по душе. То, что в тебе осталось благородство, говорит, что ты ее сохранил. Это не я спасаю тебя; ты сам спас себя.
- А вдруг это временно? – сомневался Сережа.
- Помнишь, что ты однажды сказал мне? Человек принципиально неуязвим, если не подставляет сам себя под удар.
Сережа улыбнулся.
- Ты запомнила... – похвалил он.
- Да... – задумчиво произнесла Леночка. – И то, что я здесь, это, скорее, для меня, чем для тебя. Я себя спасаю, а не тебя.
- Кстати, как ты меня нашла?
- Сны. Ты в них никогда не верил. Теперь можешь убедиться.
- Неужто они дают и такую информацию?! – поразился Сережа.
- По всей видимости. Поэтому то, что я говорила про твою душу, - ты можешь смело верить этому.
- Ха! – он уже выглядел радостным. – А все-таки интересно это: твои сны... А что ты там говорила про спасение себя?
- Реальность. Она ускользала, я не видела и не слышала... Ну, что же ты стоишь остолопом? Обними меня!
Сережа притянул ее к себе и крепко сжал.
- Я не остолоп, я твой принц, детка! Я так соскучился. Ну что ж, добро пожаловать в реальность! И хорошо, что я не солютую это, подвешенным на том крюку, - он указал взглядом на люстру и хохотнул.
Глава 32.
Ошейник.
Где-то в глубине души Леночка не переставала чувствовать свое рабство. Однажды надев ошейник, она поставила клеймо в свою душу. Это не было больно, а носило иной характер. Если ты раб, достижения имеют смысл; если ты раб, солнце остается солнцем, небо – небом, чай – теплом заботы...
Тот Новый год, в который так вторглась Наташа, привнес свои изменения. Они с Таней (а Леночка не переставала называть ее так, хотя знала настоящее имя) как-то рассосались (она верила в их “одно целое”) друг от друга. С тех пор прошло чуть меньше полтора года.
Амстердам, 12 мая.
- Ты гениальный художник. Никто тебя не просил об этом, но ты такой стала, - говорил дядя ей в спину, когда она смотрела в окно. – Любой твой сверстник не мог бы мечтать о такой карьере. Выставки – регулярно. Ты вспомни, как у тебя из рук все валилось в Москве? Настоящий кризис. Злые языки поговаривали, что уже никогда не вернешь себе имя. Но все обошлось. Ты попутешествовала, потом приехала к нам; мы любим тебя. Вспомни, что ты тогда сказала? Что не можешь вернуться в Москву. А теперь? Куда ты, а? Куда тебя потянуло? Вдруг захотелось, ну что ты будешь делать! – он ударил себя ладошками по ляжкам. – Ты думаешь, я и твоя мать, мы ничего не понимаем? Брось, выкинь из головы!
“Никто не поймет”, - подумала Леночка. Оголенные пупки, в каких блеск кольца; дикие прически разных цветов и оттенков; кичливый и прыткий говор свободолюбивой молодежи, символы которых: drive, punk-rock и pops, cocks, - это весело, но каким незначительным кажется покорять эту немыслимую стаю, когда на самой тебе нет ошейника! Кто поймет?
Амстердам. Аэропорт. Зал отлета.
Леночка погружалась внутренним взором в прошлое. Перед ней воскрешалась толпа образов, голосов, размытых ощущений из разных моментов. Вот Таня смеющаяся; вот она сдержанная и бесстрастная (Леночку всегда возбуждало это); вот она ребячится и доверчиво заглядывает в глаза; вот она раздевается и накидывается на Леночку в постели, будто сейчас растерзает; и как же терзает...
Москва. Покинутая обитель.
Леночка прохаживалась по московской квартире, где она жила когда-то с родителями, которые приходили с работы и пожимали плечами. Недалеко отсюда парк, в каком она бегала по утрам. А вот это ее комната, которую она не перестает видеть во снах. Здесь застыли запахи и даже мысли - минувшего.
На Леночке элегантный брючный костюм кремового цвета за пять тысяч долларов. Духи под стать. Что-то все-таки изменилось.
Москва. 15 мая, около семи вечера.
Леночка сидит на ступеньке лестничной клетки, подложив под попу пакетик, близ двери, когда-то ставшей почти родной. Она держит в руке ошейник, и сердце ее сжималется под натиском предвосхищения встречи. Ладошка забрела на стриженный затылок и водит по коротеньким и мягким волосикам. Вторая рука присоединяется к первой, и ошейник опоясал шею, замкнувшись сзади.
Леночка поднялась и позвонила в дверь.
| | |
| |
