| Литературное общество Ingenia: Владимир Деев - ПРОКЛЯТЬЕ ДОМА СИННО | | ПРОКЛЯТЬЕ ДОМА СИННО | | Mercutio.
Help me into some house, Benvolio,
Or I shall faint. A plague o' both your houses!
They have made worms' meat of me. I have it,
And soundly too. Your houses!
Меркуцио.
Бенволио, сведи меня ты в дом
Куда-нибудь, иль я лишусь сознанья.
Чума, чума на оба ваши дома!
Я из-за них пойду червям на пищу,
Пропал, погиб. Чума на оба ваши дома!
Уильям Шекспир «Ромео и Джульетта»
Однажды я гулял по пустынным землям, ранее принадлежащим древней, полулегендарной Империи. Мало кто жил здесь – в основном, это были крестьяне, невежественные, бедные люди, и не представлявшие себе иной жизни. Но были в тех окрестностях два замка, к которым люди даже и не приближались. Как поведал мне безумный старик с трясущейся головой, которого я нашел в одной заброшенной деревне, над теми местами давно уже висит проклятье. На эти суеверные россказни я лишь махнул рукой и решил осмотреть эти замки. Особенно меня интересовала их архитектурная ценность. Погода в тот день не радовала своим разнообразием – одни лишь темные облака, нависшие надо мной. Кого угодно может свести с ума такая картина, но я дал себе слово, что осмотрю замки, чего бы это мне ни стоило, и продолжал его держать.
Когда я приблизился к одному из замков, внезапно пошел сильный дождь. Промокнуть мне совсем не хотелось - здешние жители вряд ли могли бы вылечить меня даже от обыкновенной простуды - и я решил укрыться в развалинах замка, совместив тем самым приятное с полезным.
Крыша оказалась практически целой – лишь редкие капли попадали на пол второго этажа замка, а так как я сейчас находился на первом, бояться мне и их не приходилось. Я взял факел, до сих пор висевший на стене, обернул его куском ткани, завалявшимся в моем кармане, и поджег это творение рук своих. Факел сильно чадил, но все же горел исправно, и, держа его в руках, я отправился исследовать замок.
Залы сменялись длинными анфиладами, за ними шли бесконечные комнаты с распахнутыми настежь ссохшимися дверями. Повсюду видны были следы запустения и остатки былого великолепия: полуистлевшие гобелены, осыпавшаяся пурпурная краска на стенах, некогда пышные бархатные портьеры, превратившиеся в жалкие лохмотья… И вдруг я заметил скромную винтовую лестницу, по всей видимости, ведущую в одну из башен. Что-то побудило меня подняться на самый верх, преодолев все триста пять ступеней (зачем я считал их – не знаю). Толкнув дверь, я оказался в маленькой келье, по всей видимости принадлежащей придворному летописцу – судя по тому, что вдоль стен стояли шкафы, заполненные древними свитками. И уже с порога мое внимание привлек древний пергамент, лежащий на столе, прямо напротив меня. Он был очень древним, это я понял сразу, но достаточно еще крепким, чтобы не рассыпаться в пыль от моего прикосновения.
Я укрепил факел в стене, и заглянул в рукопись. Язык, которым был написан текст в свитке, оказался устаревшим, но по счастливой случайности, я знал его. Вот что было написано на пергаменте.
***
Дом Милгра и дом Синно (к коему волею судьбы принадлежу и я) враждовали уже много лет. Десятки поколений сменились с того момента, когда вражда эта началась. Что послужило причиной распри между двумя столь древними и благородными домами, неизвестно сегодня никому. Быть может, причиною была отдавленная мозоль, а быть может, и украденная невеста. Однако, начавшись с простой неприязни, вражда между домами Синно и Милгра переросла уже в самую настоящую, пусть и скрытую, войну. Скрытую – лишь потому, что великий Император, как и все его предшественники, строго-настрого запрещал любые междоусобицы. Однако никакие запреты не могли помешать лордам Милгра жесточайшим образом казнить любого человека, принадлежащего к враждебному дому, независимо от того, каким образом он попал в его владения. Да и наши лорды Синно, если уж говорить открыто, были в этом ничем не лучше. Не могла эта вражда привести ни к чему хорошему, никак не могла…
И вот сейчас мой лорд находится при смерти, а наш дом угасает. Кто бы ни читал эти строки, пусть знает, что я не сочувствую ни одному из домов – оба они навлекли на себя гнев Небес, за что и поплатились. Я не боюсь никакого наказания за свои смелые слова, ибо стар я уже, и жить мне все равно осталось недолго. Пусть читающий эти строки не удивляется моей осведомленности и дозволит старому писцу не выдавать своих секретов. А я, в свою очередь, беспристрастно расскажу, чем закончилась эта вражда, в назидание будущим поколениям.
Началась эта история с того, что Императору объявили войну сразу три находящихся рядом маленьких королевства. И на войну Император созвал отпрысков всех знатных родов – они должны были вести его войска в битву. Дом Милгра и дом Синно не стали исключением. Старый лорд Синно, скрепя сердце, отправил на войну Тиллиса, хотя мать в момент разлуки с сыном лишилась чувств от горя. Очень не хотелось старикам отпускать своего единственного наследника, но что же было еще им делать, ведь воля Императора непреложна…
Дом же Милгра был в еще худшем положении – в нем остались только сам лорд Милгра, совсем дряхлый и седой старик, и его красавица-дочка Алья. И сейчас Алья уходила на войну – ведь по законам Империи все члены знатных родов должны были получать равное образование, и участвовать в войне по первому же приказу Императора. Исключение делалось лишь для дряхлых стариков, какими и были оба лорда.
И жестокой судьбе было угодно, чтобы Тиллис и Алья встретились друг с другом раньше, чем они узнали, что принадлежат к враждующим домам. К тому моменту, как молодых людей представили друг другу, взаимная любовь уже зародилась в их сердцах – много времени совсем не нужно для этого… Несколько дней молодые люди пытались избегать друг друга, но судьба со всей своей неумолимостью вновь столкнула их. И тогда только наследники враждующих домов поняли, что от злого рока им никак не уйти.
Конечно же, война – это не праздник, но и здесь наши герои чувствовали себя хорошо – командиров оказалось значительно больше, чем было нужно. Поэтому все свободное время (а было его немало) влюбленные проводили вместе, гуляя по полям и лесам. Но вот война закончилась полной победой Императора. На радостях он сам лично явился на место последней битвы и приказал устроить там веселый пир и гулянья на всю ночь. Но Тиллису и Алье праздновать было нечего – завтрашний день сулил им лишь горе разлуки. Они знали, что бессмысленная и кровавая вражда между их домами не даст им быть вместе – ни один из старых лордов никогда не согласится соединить их руки так, как уже соединены их сердца. Единственное, как могут сойтись наследники враждующих домов – это на поле брани. Но Тиллис знал – коли Алья умрет, то и ему жить недолго останется. В глазах своей нежной подруги он читал ту же уверенность – а иначе и быть не могло.
И тогда влюбленные решились на отчаянный и безрассудный, но единственно возможный шаг – вернуться к своим родителям вместе и постараться растопить их сердца. Надежды на удачу почти не было, скорее всего, их разлучили бы, или даже казнили – молодые люди слишком хорошо знали своих суровых отцов. Но уж лучше смерть, чем разлука!
Еще до начала пира Тиллис выяснил, что наутро армия направится обратно – в столицу Империи. Двигаться она будет медленно, как и подобает победителям. Это и натолкнуло юношу на безумную идею – украсть коня и принести весть о победе своим родителям раньше, чем она дойдет до них. Быть может, тогда, под впечатлением радостного известия, они окажут больше внимания мольбам влюбленных!
Так они и поступили. Лишь только представилась возможность, ловкий Тиллис увел самого быстрого скакуна. Алья устроилась сзади, обняв своего возлюбленного, и вместе они поскакали к замку Милгра. Именно к нему – потому что он был ближе.
На исходе шестого дня скакун пал. Дальше влюбленным пришлось двигаться пешком. Однако уже через два дня они оказались на границе владений дома Милгра, где обоих тут же схватили стражники. Тиллиса тут же заключили в подземную темницу, где он смиренно ждал своей участи. В своей скорой и неминуемой смерти Тиллис был уверен - более того, он молил Небеса, чтобы они поразили его одного – но смилостивились над его возлюбленной.
Алья же не теряла времени. Всячески старалась она повлиять на решение старика отца – но тот, добряк по природе своей, становился тверже камня при одном только упоминании о доме Синно. Быть может, он сам не имел ничего против лорда Синно, и при других условиях они были бы лучшими друзьями, но законы кровной вражды нерушимы. Единожды начатая, она должна продолжаться до полного исчезновения одного из домов – и ни один смертный не в силах ничего поделать с этим. Поэтому через три дня старый лорд Милгра назначил казнь Тиллиса на следующий день. Доброе сердце старика обливалось кровью, когда он видел слезы дочери, но иначе он поступить просто не мог. Тиллис знал о том, что умрет на следующий день, но был спокоен и лишь молился о том, чтобы возлюбленная его была счастлива.
Велико же было его удивление, когда утром дверь темницы скрипнула, но вошел в нее не палач, а его возлюбленная Алья, одетая в серый плащ простолюдинки. Другой такой же плащ она протянула Тиллису и со слезами на глазах сказала:
- Мой отец не допустит нашей свадьбы. Он хотел бы этого, я вижу это по глазам, но эта глупая вражда между нашими домами не дает ему сделать это. Но я решилась. Я подкупила стражу, и они дадут нам беспрепятственно выйти. Я спасу тебя от смерти, и мы убежим вместе – теперь уже к твоим родителям… Быть может, они окажутся снисходительней…
- Конечно, любовь моя, - отвечал ей Тиллис, набрасывая на плечи плащ. – И даже если они не согласятся, хотя я и сомневаюсь в этом, мы убежим далеко-далеко от всех этих войн, предрассудков и глупых условностей. Там мы и будем жить – свободно и счастливо.
- Как скажешь, любимый мой, - тихо произнесла Алья. – Но никогда не забывай, что из любви к тебе я предала своего старого седого отца. Он никогда не простит мне этого и умрет от горя, проклиная свою отступницу-дочь…
- Не бойся, моя милая. Я сумею защитить тебя от любых проклятий, - ответил Тиллис, нежно поцеловав ее. – Но сейчас – идем, или будет уже поздно!
Вместе они вышли из темницы и, никем не узнанные, добрались до ворот, где их уже ждал верный старый слуга Альи, держащий за поводья оседланных и готовых к путешествию скакунов. Влюбленные вскочили в седла, попрощались со старым слугой и поскакали по направлению к замку Синно. Когда их отсутствие заметили, было уже поздно. Лорд Милгра разослал стражников на поиски беглецов, а сам от горя слег. При нем остался только старый слуга, желавший всем только добра. Он не выдал влюбленных, но всячески поддерживал старого лорда, шепча ему, что надежда есть всегда, что стражники обязательно найдут беглецов и вернут их.
Лорд Синно был не таким старым и далеко не таким добрым, как лорд Милгра. Он заточил в темнице обоих – и своего сына, и дочь своего врага. Разумеется, содержались они в разных камерах, да так далеко, что и переговариваться заключенные между собой никак не могли – большие темницы были у лорда Синно…
Алью он посадил на хлеб и воду, а сына не кормил вообще, объявив его предателем. Однако же старец являлся в камеру Тиллиса являлся каждый день, стараясь переубедить его. Долго юноша оставался непреклонен, но старик был очень хитер. Он посеял в груди юноши сомнения, которых раньше там и быть не могло. В полумраке темницы искуситель нашептывал Тиллису, что Алья специально обольстила его для того, чтобы уничтожить дом Синно навсегда – ведь Тиллис – единственный наследник, что она, устроив это, вернется к своему старому и злобному отцу и вместе они будут потешаться над глупостью дома Синно; он нашептывал сыну, как грустит по нему мать, какую хорошую невесту они нашли для своего сына, и какие изысканные яства ждут его на пиру, который мать обязательно устроит, как только увидит своего любимого сына. И самое главное – отец пугал Тиллиса тем, что с гибелью единственного наследника – а он непременно умрет, если не образумится – дом Синно погибнет, а сам Тиллис непременно получит перед смертью самое страшное, отцовское проклятье.
Тиллис был всего лишь человеком. Как только отец, заметив колебания в душе сына, предложил ему выйти ненадолго из камеры, чтобы повидаться с матерью, Тиллис не смог противостоять искушению. Не смог – и остался наверху, в замке, как только увидел материнские слезы. А когда он увидел прекрасную невесту, найденную для него родителями – Тиллис и вообще забыл свою Алью. Что-то колыхнулось в его душе, когда он услышал о скорой казни единственной дочери дома Милгра. Колыхнулось – и не более того.
Алья же каким-то образом почувствовала перемену в сердце возлюбленного. Что-то будто порвалось в ее груди, и она перестала принимать хлеб и воду, которые ей каждый день приносил стражник – просто лежала на ворохе соломы в самом дальнем углу своей камеры. Она не плакала, нет – слез больше не осталось. Так и пролежала она недвижно оставшиеся ей дни жизни.
Казнь должна была состояться на самой высокой башне замка – чтобы видно ее было издалека. Несчастную девушку приговорили к повешению, как какого-нибудь жалкого базарного воришку. По замыслу коварного лорда Синно, это должно было еще более унизить дом Милгра.
Присутствовал на казни и Тиллис со своими родителями. Он рассказывал забавные истории молодой жене и оба они смеялись над ними. И вдруг Тиллис внезапно увидел, как по лестнице в сопровождении стражников поднимается Алья, худая и бледная как привидение. Только сейчас Тиллис понял, какое же ужасное предательство он совершил. Безумно закричав, он бросился к своей бывшей возлюбленной, но отец, мать и жена удержали его. И тогда наследник дома Синно лишился чувств.
Алья взглянула на своего неверного возлюбленного, но ничего не сказала, лишь глаза ее наполнились слезами. И когда стражники уже подводили ее к петле, которую держал в руках палач, готовясь накинуть ее девушке на шею, Алья внезапно вырвалась из их рук. Стражники не ожидали такого от полумертвой от голода пленницы и не успели никак среагировать на это. А девушка бросила последний взгляд на Тиллиса и прыгнула с высокой башни вниз, предпочтя такую смерть бесчестью. Присутствующие брезгливо зажмурились, не желая видеть это падение. Однако девушка не долетела до острых камней, отполированных волнами. Прямо в полете она внезапно превратилась в белую морскую чайку и с жалобным криком исчезла в сером тумане, хмуро нависшем над бушующим морем. Больше ее никто не видел.
Когда лорд Милгра узнал о смерти своей дочери от вернувшихся гонцов (их схватили на границе владений дома Синно и отпустили специально для того, чтобы они принесли своему хозяину эту ужасную, но ложную весть), сил его хватило лишь на то, чтобы благословить дочь-отступницу, которую он так нежно любил, и наложить самое страшное проклятье – проклятье умирающего человека – на тех, кто был повинен в ее смерти. После этого он испустил дух и вместе с ним погиб дом Милгра. И в тот же момент за окном раздался – в этом мог поклясться любой - пронзительный крик морской чайки, что было по меньшей мере странно, ведь море находилось очень далеко от замка.
Но недолго торжествовал коварный лорд Синно, ибо проклятье легло на его дом. В этот раз он перехитрил самого себя. Жена Тиллиса вскоре простудилась, когда гуляла по морскому берегу, и, недолго проболев, умерла. Как оказалось, под сердцем она носила здорового, крепкого мальчика. Спасти его не удалось. Печально – ведь он никак не заслужил такой судьбы, да и мать его ни в чем не была повинна… Но проклятье, павшее на целый род, разит слепо, не выбирая себе цели…
Тиллис же решил искать забвения в битвах – тем более что Император вновь рассорился со всеми своими соседями. Единственный наследник дома Синно отправился на войну, с которой уже не вернулся – он был убит ударом в спину, как и подобает жалкому трусу.
Узнав об этом, старый лорд и его жена лишились чувств и скончались, так и не придя в себя. А сейчас замок этот считается проклятым и все слуги бегут отсюда. Мне бежать некуда. Я останусь со своим лордом. Как бы ни был он коварен и ужасен – но я присягал ему на верность…
***
Я закончил читать древнюю рукопись и отстранился от нее. Жуткая история о любви, предательстве и низости, рассказанная давно умершим писцом, будоражила мое воображение. Я представлял себе седого старца, лежащего на своем ложе и произносящего слова страшного проклятья, которое падет на головы убийц его дочери. Вдруг сильный порыв ветра из маленького зарешеченного окна затушил висевший на стене факел, и я остался в практически полной темноте. И тут сознание мое посетила еще более жуткая картина – темная, сырая камера, в дальнем углу которой распростерлась девушка в белом платье, больше похожая на привидение, нежели на живого человека... Этого я уже не смог вынести. Дорогу обратно мне пришлось находить на ощупь, и нет ничего удивительного в том, что рукопись я с собой взять позабыл.
Я уехал из этих краев в тот же день и больше никогда не возвращался туда. Можно ли винить меня в том, что я не осмелился осмотреть второй замок – тот, где старый лорд Милгра умер, проклиная своих врагов? А вы на моем месте поступили бы иначе, если бы услышали в тот самый момент, когда потух факел, пронзительный крик морской чайки? | | | | Обсудить на форуме |
| |
