| Литературное общество Ingenia: Андрей Кротков - НОВАЯ СЦЕНА ИЗ "ФАУСТА" | НОВАЯ СЦЕНА ИЗ "ФАУСТА" | | Ф.
Мне страшно, бес.
М.
Что делать, Фауст?
Познанья страстью заражён,
ты сам нарвался на рожон.
А я всего лишь соблюдаю
наш уговор – и доставляю
тебя в неведомы края,
куда стремит душа твоя,
куда желанье расположит.
От века этот край таков –
никто его понять не может.
Столетиями он тревожит
и мудрецов, и дураков.
Ты пожелал – я подчинился.
И вот, быстрее птичьих стай,
вдвоём с тобой переместился
в студёный московитский край.
Я, упредив твоё желанье,
во тьме веков пробил окно:
ужал не только расстоянье,
но с ним и время заодно.
Молниеносен был наш бег –
мы прибыли в двадцатый век.
Ф.
А где туземцы-московиты,
Что бородаты и сердиты?
Их что-то здесь не вижу я.
М.
Угомонись, душа моя.
Обычай, видно, изменился -
народ постригся и побрился.
По виду, стати, платью, вере
он стал от нас неотличим.
Он ночью спит, проходит в двери,
молчит, когда и мы молчим.
Здесь любят хлеб, вино и мясо,
здесь нос имеют между глаз,
и даже протяжённость часа
такая точно, как у нас.
Ф.
И та же вера?
М.
Та же. Впрочем,
внести поправку я готов:
мы ставим точки после слов –
они кончают многоточьем.
У них бывает мысль смела,
но нет решимости в заводе.
В словесном тонут половодье
все планы, мысли и дела.
У нас за всё в ответе кворум,
собранье лиц, совет, конклав.
Они же голосуют хором,
решенье одному отдав.
Здесь только видимость согласья
в правленье палки и кнута.
Здесь и приветствуют Христа,
и распинают в одночасье.
Царя небесного, увы,
чтут ниже, чем царя земного…
Но это все давно не ново –
ведь рыба тухнет с головы.
Ф.
Слуга злодейства, что-то слишком
ты заступаешься за тех,
кто в чёрте видит только грех!
М.
Приятель, пораскинь умишком.
Я милосерден. Я бы мог
спасти их всех от бедствий разом,
но нынче не в почёте разум
и лишь одна надежда – Бог.
Ф.
Так помоги!
М.
Ты дуралей!
Принять спасение от чёрта?
Страна, профессор, не реторта,
какую смесь в неё ни влей…
Давным-давно, завет храня,
они замешкались немного:
из государства выбив Бога,
забыли выкинуть меня.
Свиньёй неблагодарной слыть
я не могу, не полнюсь чванством.
Я здешним одарён гражданством,
могу избрать и избран быть.
Мне здесь по сердцу простота.
В какой стране – о, вот задача! –
я б мог вольнее жить, не пряча
рогов, копыт или хвоста?
Пойми же: чёрт совсем не плох
хотя бы тем, что изначально
он богоравен, и формально
он Бога заменить бы мог.
Но ваша проповедь от века
шипит ехидною змеёй:
равняет с чёртом человека,
а Бога ставит судиёй.
Ф.
Софист завравшийся, ты ловок,
но я тебя разоблачу,
пока мне это по плечу…
М.
Одежды требуют обновок.
Продолжим рассужденья нить,
раскроем настежь псевдонимы.
У них глаголы «быть» и «пить»
давно взаимозаменимы.
Вот приложившийся к отраве –
поёт и пляшет невпопад.
У греков пьяный – Богу равен,
у них – сам чёрт ему не брат!
Ко всем чертям и к чёрту в глотку
здесь посылают всех подряд.
Услышь – меня боготворят
от околотка к околотку,
и лишь тогда похвалят водку,
коль выпив, дьявола узрят.
Ф.
Тебе бы только острословить.
Ты сам от парадоксов пьян.
М.
Ах, это небольшой изъян!
Умеешь есть – умей готовить.
Я часто вежлив, редко груб,
и на людей имею зуб.
От несваренья грубой пищи,
сглотав её почти сырьём,
народ сидит на пепелище
в роскошном рубище своём.
Народоправству нужно время –
остыть, перекипеть в борьбе,
чтоб всяк холуй в иной системе
нашёл бы барина себе.
Сам посуди: где взяться ладу,
когда, от скуки нашаля,
дурак-пастух сломал ограду
и стадо выпустил в поля?
Ф.
Пастух и стадо! Кнут и палка!
Старо!
М.
Старо? Я дам ответ!
Мне этот люд чертовски жалко,
по-человечески же – нет.
Живя тупым общинным раем,
плодя лентяев и воров,
народец всё же несгораем,
не болен, хоть и не здоров.
Но он, устав от тягот мира,
забыв, что времена не те,
всё ждёт целебного клистира
в своей соборной простоте.
Коль под кадык уже подпёрло
и кровь сосуды рвёт, стуча,
не проще ль сунуть палец в горло,
чем ждать казённого врача?
Ф.
Кого имеешь ты в виду?
Судьбу страны – в какие руки?
М.
По строгим правилам науки
я рассужденье проведу.
Распад империи на части –
итог всех подъяремных лет.
У власти цели, кроме власти,
не будет, не было и нет.
Не может жить страна большая,
дурацких дел не совершая.
Дома и люди – всё гроба,
а власть верховная слаба.
Им сеять смерть давно не внове.
От подземелий и до туч
потребен рост могильных куч.
Они, на лоб вздымая брови,
хотят войны, судьбы и крови –
имперский клоп зело вонюч!
В клопиной давле толку мало,
об этом знал ещё Тацит.
Чуть передавишь всех, бывало –
Европа скажет: геноцид!
Те, кто мечтает стать столпами,
поначитавшись разных книг,
иль будут съедены клопами,
иль сами обратятся в них.
Невытравим клопиный норов.
Клопы не любят разговоров.
Ползи, кусай, глотай, пока
не разопрёт тебе бока.
А если меткая рука
тебя по стенке вдруг размажет,
то про тебя споют, расскажут
и пожалеют дурака.
В отличье от людского роду,
клопам не будет переводу.
Они, одну лишь кровь любя,
не станут жрать самих себя.
Крепись, державная Россия!
Уж за обоями мессия!
Грядёт и злато на крестах,
и зуд в общественных местах!
Клопы едят и государей,
как настаёт клопиный срок.
В самой окраске этих тварей
есть политический намёк…
Ф.
Ой, чешется!
М.
Ага, свершилось!
Впрямую, заживо едят!
Ф.
Я трепещу. Скажи на милость,
как нам покинуть этот ад?
М.
Душе не должно ведать страха.
Как в кабачке Ауэрбаха:
сначала сделаем интим,
потом на бочке улетим.
(В сторону).
Прости-прощай, страна печали,
шестая часть большой земли!
Тебя бы лучше черти взяли,
пока клопы не унесли! | | | Обсудить на форуме |
| |