Подожду до утра, до пустых этажей,
до момента, когда нет возврата уже,
до ненужных, наполненных светом, измученных комнат.
Подожду, чтоб уйти в неизвестность… на дно.
Ты, наверно, узнаешь и рад будешь, но
всё забудешь, и фото уже о былом не напомнят.
Опускается вниз, за пролётом пролёт,
моё сердце и плачет, а, может, поёт…
никогда неизвестно, что с этим предметом творится.
Это просто надежда… и окрик «Очнись!».
Это спуск (а, быть может, падение) вниз.
Это жизнь, что забыта на стареньких жёлтых страницах.
Я вела дневники и пыталась мечтать,
но мечта оказалась не там и не та,
и, наверное, стоит забыть и не мучаться больше,
не писать эти глупые злые стихи,
не рыдать, чтоб глаза оставались сухи,
не шептать по ночам в неизвестность «Помилуй нас, Боже»…
Это просто безумие: в мыслях бардак,
водка пьётся как будто простая вода,
закрываюсь и дверь, словно трус, подпираю коленом.
Свои бредни подсуну под дверь: на, возьми,
я устала от вашей мышиной возни
и от ваших написанных за ночь великих нетленок.
Зарывается в простыни-грёзы душа,
просто я продолжаю в полсилы дышать,
просто я не успела…. Прости, нам нужны перерывы.
Я учусь по чуть-чуть, обживаюсь на дне,
говорят, через N-ное множество дней
станет легче, я стану как раньше - свежа и красива.
А пока что кровать, две подушки и хлам,
яркий свет (не от солнца – от маленьких ламп)
и немного надежды, запрятанной в ворохе книжек.
На поверхности город родимый гудит,
и какую-то мерзость и слякоть в груди
развело моё сердце, боясь, что тебя не увижу.
То оно, а не я – я уже не боюсь!
Перевесило «нечто» и минус и плюс,
и сейчас даже ярость и гнев перед этим бессильны.
Без еды, без питья, как-то слишком легка,
я усну у окна с тёплой книгой в руках
и увижу во сне Новый год, фейерверк, апельсины….
Мне приснится Париж, Амстердам и Стокгольм,
и еще, что я выросла, стала другой,
и теперь отношусь очень просто к сложнейшим вопросам.
Я проснусь, не дыша, и подушка мокра,
и подумаю «Всё, собираться пора.
Он не снился, а, значит, я стала немного, но взрослой».
Очень тихая ночь без намёков луны,
и глаза, без привычной уже пелены,
не слезятся от огненных бешеных ветра нападок.
Подожду до утра, до пустых этажей,
до момента, когда нет возврата уже,
и отправлюсь наверх, а не вниз, и летать, а не падать. |
