Сказка, услышанная в детстве.
Посвящается Денисовой Василисе Матвеевне.
( урожденной Захарьевой-Кошкиной)
В старину, в пустыне дикой,
жил отшельник Питирим.
Истощен, ужасен ликом.
Силой Праведной храним.
Отрешен, не многословен,
жизнь мирскую презирал,
а, в каком грехе виновен,
лишь Апостол Павел знал.
Бичевал себя по рёбрам,
иссушая дряблу плоть,
и, с рычанием утробным,
разбегались бесы прочь.
Небо звёздное сияло,
яркий виделся ковёр,
рано сброшено забрало,
крысы вылезли из нор.
Сотоварищ.
В злополучный тихий вечер,
постучался в келью вор,
и клеймён, и изувечен,
но, по-прежнему, хитёр.
Не простое вышло дело,
не минуло стороной,
у порога встал несмело,
сотоварищ удалой.
За поганые деянья
Ад мерещится во тьме,
вот и ищет покаянья,
пряча золото в суме.
Раз рука не служит боле.
и погоня за спиной,
он под пыткой, поневоле,
правду выложишь с лихвой.
И узнавши Питирима,
не сдержал острожник слёз-
-Вот нелепая судьбина,
снова встретиться пришлось!
и при этом, разнесчастный
сильно трясся и дрожал,
атаман его вчерашний,
в рясе порванной предстал.
Прошение об укрытии.
Обет молчания.
-- .Мы с тобою побратимы,
с кистенём и топором,
лбы крушили и хребтины.
как не вспомнить о былом?
Не отказывай бедняге,
коли сам не лыком шит,
через ямы и коряги,
путь к спасению лежит.
Тишина в глуши забытой,
дождик спутывает след,
не хочу лежать убитым,
и на плахе места нет.
Разреши остаться, Отче,
благочинный Кудияр,
с голодухи нету мочи,
утопил купец товар.
Отойду – глаза закроешь,
закопаешь и конец,
и молитвой упокоишь,
что молчишь, святой отец? -
Питирим ответил строго:-
--Не стенай и не ропщи,
мы едины перед Богом,
но о прошлом не свищи.
Здесь особые порядки;
путь смирения непрост,
баловать со мною в прятки,
не советую, всерьёз.
На проказы нечисть падка,
под зловредный пересвист,
засверкают мигом пятки,
и уж больно ты речист.
Придержи язык болтливый,
Что оставили во рту,
наш Создатель справедливый,
очень ценит немоту.
Пред иконой чудотворной,
дашь молчальника обет,
будешь тихий и покорный,
а, иной дороги нет.
Вор головушку повесил,
мост обратный догорел.
- При таком лихом замесе
согласишься – будешь, цел.
Думал скрыться не надолго,
переждать, пересидеть,
и опять разбойным волком
на дороге …песни петь.
С топором в беспалой лапе,
в клеть стальную угодишь
и считай, что дело в шляпе-
-Правду, Отче, говоришь.
Бог услышит и отметит
покаянный голос мой-
Поднялся в пустыне ветер,
шорох крыльев за спиной.
Житие.
Странные мысли
Стали жить они бок о бок
в искупленьях и постах,
прогоняя искус – морок,
все в веригах и крестах.
Неприкаянный детина,
при духовных при делах,
изменил мирское имя,
кущи райские в мечтах.
Так в отшельнической нише,
ни во сне, ни наяву,
ожидая дара свыше,
ел коренья и траву.
Долго ль коротко, десяток
промелькнул суровых лет,
от макушки и до пяток,
стариков окутал снег.
Божьей милостью прощенье,
оплатили по счетам,
только вылезли сомненья,
и соблазны, тут и там.
Рай и Ад.
Говорят, в садах Эдема,
негде яблоку упасть,
не выдерживают стены,
карта падает не в масть.
Озадаченный Апостол
выбирает из пяти,
не по званию и росту,
пальцем тыкнет – Заходи!
Не прорвавшись в Горний терем
сквозь искусственный заслон,
души слабенькие в вере,
Преисподней бьют челом.
Там уютно и пристойно,
чистый воздух и простор,
угощенье, девы знойны,
и, отсутствует забор.
Все костры и сковородки
запретил Высокий Суд,
инквизиторов в колодки
заключив за страшный труд.
Крючья, плети и верёвки,
в Лету канули давно,
выдают «жильцам» обновки
и гулять разрешено.
Смертоубийство.
Явление Апостола
Взятие в Рай сотоварища
Изгнание Питирима.
В келье трапеза скудеет,
крыша рушится, трещит,
тело синее немеет,
в голове соблазн кричит.
- Где сытнее и спокойней
пережду годок другой,
коли есть меня достойней -
грустно думает второй,
Питирим в раздумье тяжком
в руку камень положил,
и к разбойничьей рубашке,
вновь себя приговорил,
Все отшельники и старцы,
перепутались в мозгах,
как границы государства,
ущемленного в правах.
Вспомнил он, что обитает
по соседству Никодим,
мудрый Зосима сияет,
и отец Иероним,
что отчитывает ловко
одержимых, сотню в час.
да ещё одна плутовка,
на Блаженство косит глаз.
Сердце мучает тревога,
он ли первый или нет,
а товарищ у порога,
молча щурится на свет.
В небе облачко белеет,
райский грезится приют,
и блаженный тихо млеет,
не устав от тяжких пут.
И становится светлее,
поборов мирскую лень,
всё распятие лелеет,
и в молитвах ночь и день.
Питирим угрюм и злобен,
прихожан гонял не раз,
вепрю дикому подобен,
что любому вырвет глаз.
Дух нетленный Кудияра,
воскресает вновь и вновь,
и от страшного удара,
полилась на землю кровь.
Лысоватый треснул череп,
убиенный пал ничком,
открывает Пётр двери,
долго возится с ключом.
Собирались Питирима
взять без очереди в Рай,
но своё запачкал имя,
этот лживый негодяй.
А смиренный первый – пятый,
был с почётом отведён,
в Вечно Светлые Палаты,
о которых видел сон.
Блуждание.
Чумной пир.
Питирим, лишенный званья,
бродит по миру теперь,
за безумное деянье,
за убийство, верь, не верь.
Плачет горестный бродяга,
неприкаянный Им рек
на губах хмельная брага,
в поле ветреном ночлег.
Но иное есть преданье:
обругав жестокий мир,
за напрасные страданья,
закатил кровавый пир.
В непролазной чаще тёмной,
поднял спрятанный топор,
на большой дороге вольной
объявился прежний вор
Братья.
Кудеяр остался притчей,
во языцех на века,
и Иван, метлой опричей,
взялся вымести врага.
По особому приказу.
войско выступило в путь,
- Изловить и на кол сразу!
иль сожгите где-нибудь.
Озабоченность такую,
Очень трудно не понять,
ворог изгнанный лютует,
пуще прежнего, опять.
- Суд вершит он и расправу,
грабит, мучает, казнит
или, может быть, по праву,
трон ему принадлежит?
Принимает сам решенья,
кто ж законный государь?
за такое преступленье,
опускали в прорубь в старь.
Или живого летом знойным
заколачивали в гроб,
иль пороли очень больно,
и ещё клеймили лоб
.
По Руси слушок крамольный,
покатился, словно ком,
будто Грозный в рясе чёрной
в лес подался с кистенём.
Во главе людей отпетых
обирает всех подряд,
за такие вот «наветы»
жизни в пыточной горят.
.
И лицом, и цветом кожи,
и сверканьем волчьих глаз,
удивительно похожи,
даже в… профиль и анфас,
и единым ходом мысли,
сквозь припадочный дурман,
два ведра на коромысле -
брат и царственный Иван.
Страницы детства царевичей.
Отравление Глинской.
Похороны.
Младший сын.
Только Глинская Елена-
матерь родная, могла
различить их, оголтелых,
но загублена она.
Стены крепкие гробницы,
охраняют мир теней,
и не выбраться царице
до начала Судных Дней.
В тишине лежит голубка,
вся целёхонька, бела,
что из праздничного кубка,
пригубив, занемогла.
Руки, ноги онемели,
носом кровушка пошла,
На пуховой, на постели,
пометалась до утра.
Слиплись локоны от жара,
слёзы мутные текли,
в завершении кошмара
что-то лопнуло внутри.
И, мгновенно, прекратился
хриплый, булькающий стон,
в уголок Иван забился,
не по возрасту смышлён.
Перезвоном погребальным,
от России до Литвы,
завершился пир печальный,
в жизни царственной вдовы.
Гроб с покойницей, в соборе,
сутки долгие стоял,
отпевая, поп …буровил,
дух ужаснейший витал.
Челядь бедного Овчину*
дружно втаптывала в грязь.
проходили люди мимо,
наблюдая эту страсть.
Отпеванье завершилось,
над литовкой молодой
заговорщики глумились
-Со святыми упокой!-
Рос наследник позабытый,
точно зелена трава,
окружен боярской свитой,
битый, кормленный едва.
Точно, вылезший из люльки,
головастый и смурной,
на крыльце играл в бирюльки
братец глупенький, меньшой.
До рождения «Изгоем»
назывался он, ей-ей!
Старцы чуяли худое,
а, Василий их - взашей.*
Говорили, что литовкой,
он от конюха прижит,
от того, такой неловкий,
да убогонький, на вид.
Речь корявая престранна,
неопрятен, очень груб,
знать, изба ему желанна,
и простой крестьянский суп.
То молчит, а то гортанный
издаёт ужасный звук,
от таких проделок странных,
все шарахались вокруг.
И, обманывая нянек,
вылезал на крышу в ночь,
точно раненый подранок,
боль не в силах превозмочь.
При родительнице властной,
было так заведено:
провинится сын несчастный-
всех накажет за одно.
Словом страшным изругает,
сладких кушаний лишит,
путешественник - зевает,
иль охальное бубнит.
Долго Глинская томилась,
но не стало ладу с ним,
хоть рыдала, и молилась,
оседлал, негодник, дрын;
Вдоль площади воскресной,
словно всадник проскакал,
над забавою потешной,
люд до ночи хохотал.
-В монастырь его и точка!
Пусть познает благодать!
Собирать в дорогу срочно,
Чтоб не вздумал убежать.-
Но бедняжка не успела,
переехав в мир иной
окружить шальное тело
крепкой, каменной стеной.
Рос наследник позабытый,
точно зелена трава,
окруженный чуждой свитой,
битый, кормленный едва.
Исчезновение младшего брата.
Предсказание старцев исполнилось.
Как, случилось неизвестно,
но убогонький исчез,
не найдя в палатах места,
убежал в дремучий лес.
Там изгнанники- бродяги,
не позволили пропасть,
очень часто передряги,
роковую будят страсть.
К изуверству и поджогам,
к жизни путано - лихой
по проселочным дорогам,
не продет люд честной.
.
Оборачиваясь ловко
в птиц, деревья и зверей,
Он плюёт на все уловки,
незадачливых властей.
Изловить такого змея,
не под силу никому,
Ночь – помощница злодея
бойня по сердцу ему.
И купцы в затылках чешут,
что за скверные дела,
толи чары колдовские,
толи бабка наплела.
Не отправишься далёко -
разоришься в пух и прах,
а, отважишься – до срока,
ляжешь с камнем в головах.
Горе бедным и богатым,
Кудияр на жалость глух,
изгаляется проклятый,
Но убийства стихли вдруг.
Немощь.
От заливистого свиста,
лопнул раненный висок,
конь споткнулся, норовистый,
отведенный вышел срок.
Переполнилась корзина,
сверху, вдоль и поперек,
прежде крепкая хребтина,
наклонилась зело в бок,
Глаз подводит постоянно,
Притупился острый нюх,
И товарищи обманны,
Словно скопище прорух.
Ни в темнице, ни на плахе,
быть ему не суждено,
кто держал округу в страхе,
карасем ушел на дно.
Снова схимником суровым,
коротал в изгнанье дни,
укрываясь Божьим словом,
Защити и сохрани
Иоанн Грозный.
Родовитые бояре,
власть прибравшие к рукам,
смерть свою не угадали -
коронован был Иван.
Плахи множились, бессчетно
было срублено голов,
те, кому жилось вольготно,
нынче «царственный» улов.
Время Грозного правленья,
Растеклось на тридцать лет,
а в средине представленья,
шел опричников банкет.
Святой Отец.
Но вернемся к Кудияру,
Что не сгинул, не пропал,
Распростившись с ролью старой,
Он личину поменял.
В монастырь, куда когда-то
отвезти не довелось
удрученно - виновато,
сам пришел. Прости, Господь.
Нам дальнейшее – известно,
пересказывать старо,
пироги без соли пресны,
без воды смешно ведро.
Погоня
Избушка.
Болотистые топи.
Кудияр в тоске дремучей,
в тёмном прятался дупле,
поджидая нужный случай,
как собака в конуре.
Эти бравые ребята
не приучены шутить,
- Доигрался, бес проклятый,
хватит Господа гневить!
Мы за Матушку Россию,
всех согнём в бараний рог,
выходи же, мерин сивый,
побеседуем чуток!
Проходили дни, недели,
никого в помине нет,
люди дышат еле – еле,
у речушки виден свет.
Говорят у старой ведьмы
затаился Кудияр,
или это только бредни
злонамеренных бояр.
Знать жилище человечье,
проглядели ясным днём,
заприметили -под вечер,
- Что ж, ребятушки, зайдем.
и напросимся на ужин,
коль хозяин угостит,
кто с опричниками дружен,
по ночам спокойно спит.
А в избушке, при лучине,
вяжет бабушка носок,
кот дугою выгнул спину,
ягод спелых туесок.
Отдохнуть хотят немножко,
квасу, вкусного испить
месяц смотрится в окошко,
колдовская вьётся нить,
Просторечное журчанье
погружает в крепкий сон,
и напрасные старанья,
тонут в отзвуке времен,
Пробудившись утром ранним,
повернули второпях,
к топям мрачным, безымянным,
что в лягушках- пауках.
Не поймали душегуба,
в тине сгинули, поди,
и царёва кунья шуба,
всё мелькала впереди.
Дальнейший розыск.
Поваленный дуб.
Хитрость Малюты.
Кто на свет явился первым,
не узнать по волосам,
и тогда Малюта верный,
напросился в поиск сам.
Обещал добыть злодея,
откопать из-под земли,
нехорошим ветром веет,
лес волнуется вдали.
Свет блеснул меж облаками,
и Скуратов отступил,
на его глазах руками,
дуб преступник своротил.
Видно кается по новой,
ратный подвиг совершив,
чтоб отшельником суровым,
завершить земной мотив.
-Ни к чему, честные люди,
спорить с Господом Христом,
больше розыска не будет,
остановимся на том
Привезу царю бродягу,
что достался на обед,
стае волчьей, по оврагу,
протянулся красный след.-
Там усердный долго шарил,
да по косточке, в мешок,
собирать себя заставил,
о колючки ранив бок.
Похороны бродяги.
Канонизация Питирима.
Царь Иван, собственноручно
на пол вытряхнул мешок,
на останки повар тучный,
был посажен на часок.
В наказанье или в шутку
нам теперь не угадать
скоморохи дули в дудки,
челядь принялась плясать.
И решил Иван, со злобой
хрящеватый морща нос,
«Кудияра» у дороги
положить в тени берёз.
Угрожая казнью лютой,
повелел о нём забыть,
поболтавшихся - с Малютой
отправляли «есть и пить».
Милосердный наш Владыка,
покаяние принял,
и к Святым причислив Ликам,
Питирима в Рай забрал. |
