| Литературное общество Ingenia: Олег Комков - Злата Коцич. Из книги "Белый ослик" (2014). Светлая седмица (3) | | Злата Коцич. Из книги "Белый ослик" (2014). Светлая седмица (3) | |
ВИДЕНИЯ ПУЧИНЫ. ДЕНЬ ВОСЬМОЙ
ДЕНЬ ВОСЬМОЙ. Глас первый
В открытом море, под окрытым небом
Иже херувимы. Умилённо. Adagio cantabile.
Allegro maestoso. Гармонов хор, юноши и девы:
торжество литии на линии горизонта.
В облачениях радужных, в сандалиях пустынников.
У каждого на длани – капля елея: благодатная капля солнца:
дар пасхальный: яйцо радуги. За каждым – древний сад,
стада и стаи детенышей. Светлая седмица в пучине,
денно и нощно, спокон веку.
– Прямая трансляция гармонии сфер,
а у нас – ни картинки, ни звука. Скоро уж день восьмой.
Ужель мы – на краю света. Ужель никому из нас
не под силу снять с себя порчу.
Царю небесный, прииди и вселися в ны.
– Отпусти меня, мати, на море.
– Обивать пороги пучины?
– Любоваться восходом солнца
в зеркалах занебесных.
Слушать, как солнцева арфа
будит этот и тот мир.
Чтоб не завял подсолнух в груди моей.
Но чтоб ангелы, хранители радуги,
вплели его в венок свадебный.
Не знаю, чей. Наш.
ПЛАТАН ПОЕТ В ПУЧИНЕ
Хорошо-то в открытом море,
душа купается во свете тихом.
Вынырнут шарики, на побрежьи затоптаны.
Булавы мои, безобиднее одуванчика.
Зреет в них семя, пламенея из недр.
Изнутри меня красит. Теми очами вижу:
блуждаю по водам, раскромсан. Брошен в огонь.
А из огня купина мне вещает:
Не бойся. Не нам решать, но – огню.
Двояк он: то сожигает, то милует.
На ветвях твоих радуги угнездятся,
с птицами заморскими воспоёшь.
Моя, стало быть, очередь? И не я
несгораем. Но огонь – благ:
не опалит. Ничком перед ним.
А волна выпрямляет меня, с корнем и
пнём единит, переломы исцеляет,
новые открываются раны, кровят,
за всё хвала Тебе, Боже.
МЕЛОД ПЕРЕПЕВАЕТ: ОНО СТУЧИТ
Разве могла бы стопа круг на воде оставить,
кабы долу, на дне, ось карусели тяжкой
не глотала в муках собственный скрип.
Беглец, осёл ли, в поту колесище движет:
маховик гномона и нории.
Чем сильней отпор, чем гуще память воды,
чем яснее узоры нездешние в хрустале –
тем звонче стезя, коей звон-язык колокольный
проходит, будто без звонаря.
Чем туже натянуты дуги да тетивы,
тем больше осадка со дна утробы, души,
тем целебнее воды, тем бдительней зеркала
пучины. Она отступит. Так что зеницы
уж и не знают: вправду ль готовы к сошествию
пламенного яйца, вниз по радуге?
Да и стопа, помнит ли: в это яйцо, в это пламя,
в этот чертог над водами – ктó введёт, если не
сердце чистое, словно хрусталь прозрачно:
оно в лепоту облекается, оно на порог ступает,
оно стучит – ему и отверзется.
ГАРМОНА ПОЁТ В ОТВЕТ: ТО, ЧТО ТАМ
То, что там, то, что манит заглядывать
за грань времени, мира, сознания.
Что слух распинает: ухом одним
тленье изжить, а другим – утешения
угадывать горние, отроку.
Пусть аршин и наш, да меры – не наши.
Не ведаем часа ухода. Излишком
стали уста: верно, исполнилась
улыбка в своей чистоте?
Тот, кто создал, коль попускает
исчезновенье чрева, – не уготовал ли облик,
чудеснейшую обитель?
На берегу ты взмолился в горе, а мне
виделось: мы на воде, средь моря, преклонили колена
меж частичками радуги. То, что тогда
дрогнуло в сердце моём, – не то ли, что там:
светло-прозрачно-благоуханно-блаженное –
как этот миг: колени на воде,
солнечных бликов хор.
МЕЛОД РАСПЕВАЕТ С БЛИКАМИ
В зеркале извитом сердце моё –
ковчег. Собирающий всё, что живо,
что в другом готово узнать себя.
Был я кротом, ослом, а ныне, в пучине,
как голубь веточку, в зубах нежное слово
несу: душа. Светла седмица, можно
на белый лист его опустить,
на белый плат, не боясь, что кто-то
навредит ему, западнёй, смолой ли горячей.
Был я платаном, маслиной, а ныне вновь –
пчела над бездонными сотами, чадо
средь украшений пряничных. Зеркальцем
черпаю солнца: вас, резвые блики,
в линию молнии сгоняю, в незримые
коконы, в головокружительные муралы, фрески
воздушные, в лица, что чают: улыбка
добрым ответом будет. Свободно слово моё
среди поющих на море огнестеклянном.
В хоре, на крестном ходу по водам древним,
к линии пучины. Даже если отступит,
даже если и нет её – всё одно: ободряет,
зовёт перейти.
ГАРМОНА ГАРМОНУ ПОДПЕВАЕТ
Здесь вижу главу и стопы твои: вздох и след.
(Или – след твоего вздоха?
Или – вздох твоего следа?)
Зову – и отзывом светлым
залы воздушные убираю, и берег рыхлю
для семени из восклика твоего.
Но, в недра приявши луч, вода его с пути сбивает.
И преломляет упорно радугу окоём:
половину кольца ношу.
Оттого и не подхожу, хрупка: друг к другу прильнув,
здесь мы – только тень жезла на воде,
а там – жезл: хрусталь некрушимый.
ХОР: ЕЛЕЙ. ПОЛИЕЛЕЙ
Гору, масличную, я в пучину пренёс.
Но не я. Ты: рощи олив – на волны,
на водопои солнца: диво-девицы –
вдоль окоёма. Платанам на радость.
Ты: вкруг сада морского – твердыню
трепетную и зеркала занебесные.
Мне же – на водах плач: если можно,
да минет сеча. Локон горизонта. Чашу сию.
Мне же – в чаше маслинка.
Из неё, вымолить каплю елея.
Тысячелетия звонкие. Мудрую стражу.
Да заискрится длань: светлячок. Рой светлячков?
Твои, душе, факелы. Не пламень геенский.
Языки благого огня. Не бесы – небеса.
Нёбо поющих: чтó изольют на море,
то хоры бликов и звонницы заморские
прельют во хвалу. Да не устанут.
Жизнь прожить – не поле перейти.
А поле полюбив – по морю аки по суху.
Море перейти. Не застрять в пучине,
но крестным ходом – чрез порог пучины.
Порог лазурный, я зёрнышко горчичное,
а камешком быть бы огнестеклянным,
частичкой радуги – в хор занебесный,
безмолвный, да вселенная вторит:
Яко вовек.
ДЕНЬ ВОСЬМОЙ. Глас осмый
На Петровом море – Иже херувимы.
Машет ушами, словно крылами, за Регентом,
и любимец хора, Ослик Гармонов.
То взбрыкнёт, то упрётся. А зря.
Угодил прямиком в объятия линии горизонта:
в стих Всякое ныне житейское
отложим попечение. Тут же и возрыдал.
Наревелся вволю. Уже не трясёт головой,
не укрывается ушами.
Между морским зеркалом и небесным
разве скроешь слезу умиления.
Пала на шов меж горней и дольней лазурью,
открыла простор сияющий: зеркало новое.
В котором видно: чтó на плечах.
Уже не седло. Уже не крест. Но – крыло.
Блаженный Ослик. Только теперь он готов нести.
Всех и вся. Господа. И младое то зеркало.
Теперь уже – трёхкрылое.
Теперь уже – вот-вот воспарит.
А меж тем, Рука, трижды святая,
милует, отвязывает, речёт:
Ступай, летай себе, пой.
| | |
| |
