| Литературное общество Ingenia: Просвирнов Александр - Ловушка | | Ловушка | | Часть 1
Воздух буквально разрывался от треска, словно поблизости одновременно раздирали миллионы лоскутов. Истребитель промчался по взлетно-посадочной полосе и резко взмыл вверх, сверкая двумя кратерами работающих на форсажах двигателей. На старт рулили еще несколько машин, а остальные с натужным ревом запускались на ЦЗТ. Никто толком не слышал друг друга, и приходилось постоянно кричать. Многие техники за долгие годы службы так и не смогли привыкнуть к реву реактивных двигателей и закладывали лампочки в уши, чтобы хоть чуть-чуть поберечь барабанные перепонки.
Лейтенант Железнов, совсем еще молодой человек около двадцати двух лет, высокий блондин с несколько ребяческим лицом, весьма гордился тем, что не особо реагировал на проклятый шум и никогда не использовал эти своеобразные беруши. Правда, обычно лейтенант не снимал шлем. Вот и теперь, выдернув вилку шлемофона из розетки на корпусе крылатой машины, он в очередной раз проводил свой истребитель в полет, по традиции коснувшись рукой крыла. Считалось, что тогда самолет обязательно вернется. Техник осмотрел оборудование около колонки, закрыл инструментальный ящик, поправил чехлы и шланг, небрежно брошенный спешившим после вылета на обед солдатом-механиком, и спокойно зашагал с бетона на травку.
Привычным взглядом он окинул обступившие аэродром бесчисленные сопки, среди которых каким-то чудом расположилась довольно обширная долина, где удалось найти достаточно места для сложного сооружения. Сопки густо поросли тайгой, и молодой офицер вдруг подумал о диких зверях, которых ежедневно распугивает шум ревущих турбореактивных двигателей. Впрочем, зимой хищники становились гораздо смелее, и не раз у самой стоянки эскадрильи техники по утрам обнаруживали огромные следы лап тигра.
Растянувшись прямо на травке, Железнов попытался вздремнуть минут десять, однако из этой затеи ничего не вышло: начальник ТЭЧ звена Сенькин поджег сухую траву прямо под ногами техника, а когда тот перебрался на другое место, повторил шутку. Потеряв терпение, Железнов сел на водило рядом с другими офицерами, однако неугомонный Сенькин пристроился с другой стороны, и край водила, словно качели, поднялся вверх. Железнов матерно выругался и пересел на другое место. Сенькин продолжал шутить в том же духе, и уже многие начали сердито ворчать: «Семен, кончай фигней страдать, что за детство в жопе заиграло! Понаберут детей в армию, потом мучайся с ними!» Наконец, шутник успокоился. Но тут уже Железнов подмигнул соседям, все трое одновременно встали, и противоположная половина водила, на которой расположился Сенькин, мгновенно опустилась вниз. От неожиданности офицер кувыркнулся в траву, только ноги взметнулись вверх. Раздался громовой хохот, который не заглушил даже взлетавший очередной истребитель.
Отомстив своему непосредственному начальнику, Железнов отправился в домик под ПУ ИАС (пункт управления инженерно-авиационной службой, который называли также «курятником»), где техники отдыхали между вылетами.
-У тебя лампочки в ушах перегорели! - крикнул он по пути старшему технику группы авиационного оборудования Рыбалкину, задумчиво курившему у входа в домик, но тот только отмахнулся от замшелой шутки.
Мало кто отличался такой щепетильностью, как Рыбалкин: в помещении накурили до одурения. В дыму раздавались громкие удары костяшек домино по столу, встречаемые громким смехом и витиеватыми ругательствами. Железнов умышленно не закрыл дверь, чтобы хоть немного проветрить комнатушку, однако это вызвало бурный протест:
-Эй, ты, в трамвае рожденный! А ну закрой дверь, не слышно ни х.. с их разлетом!
Железнов с трудом нашел место на лавочке рядом с лейтенантом Хитрецовым, техником группы САУП. Это был такой же молодой офицер, однако на полеты в полку попал впервые: в этом году он окончил высшее военное училище, тогда как его ровесник Железнов после среднего уже успел отслужить в части два года. Хитрецов, среднего роста крепыш с довольно заурядным круглым лицом и темными волосами, казалось, отрешился от всего происходящего. Даже сигарета в его зубах потухла. Вдруг он оживился, глянул вверх, достал из одного из бесчисленных карманов технического комбинезона блокнот и быстро сделал там какие-то пометки.
-Так, Володя записал: "Лампочка пыльная!" - громко прокомментировал Железнов.
Все вокруг негромко засмеялись, однако Хитрецов не собирался отмалчиваться.
-А как ты сумел это прочитать, Паша? – ехидно поинтересовался он. – Ты в своем «велосипедном училище», где «вроде учился», хоть буквы-то запомнил?
-Васильковское АТУ выпускает х…ту! – поддержал Хитрецова кто-то из доминошников.
Железнов никак не прореагировал на бородатую шутку, оставил лейтенанта в покое, закурил и принялся подтрунивать над техником самолета из своей эскадрильи Беспятовым.
-О чем думаешь, Юрик? Нет, нет, не говори, я знаю! О п…! Ты всегда о ней думаешь!
-Ну и что? – лениво откликнулся Беспятов. - Только ты ошибся, Паша! Я не об одной думаю, а сразу о нескольких.
-Ну и молодец, думай! Меня сейчас больше другое интересует. Юрик, что же ты так подвел со своим кактусом! Говорил же главный синоптик, когда ехали на аэродром, что будем летать как миленькие, так оно и есть. Солнышко светит, на небе ни тучки. Погодка миллион на миллион, так и шепчет - летай не хочу! А ты - кактус, кактус!
-Паша, не е.. мозги. Раз роса на кактусе выпала, все равно дождь будет, вот увидишь. Лучше подумай, как под ливнем самолет будешь чехлить и на стоянку отгонять.
Железнов беспечно махнул рукой, бросил окурок в так и не закрытую дверь и постучал по столу, «записываясь» в очередь на домино. Однако сыграть ему не удалось. В домик заглянул инженер полка по вооружению майор Горбунков, который был назначен сегодня старшим инженером полетов, и мрачно скомандовал:
-Всем строиться на ЦЗТ!
К этому моменту наступила блаженная тишина: разлет в основном завершился, и почти все самолеты были в воздухе за исключением двух только что приземлившихся спарок, вокруг которых деловито суетились техники первой эскадрильи, заправляя машины керосином, кислородом и азотом. Горбунков приказал инженерам эскадрилий провести перекличку и через пять минут получил от каждого четкий рапорт, сколько человек в наличии и чем заняты отсутствующие. Последовала команда «разойдись», и техники с ворчанием, тихо проклиная бестолковое построение, побрели кто обратно в домик, кто полежать на травке, а некоторые сразу к колонкам - готовиться к встрече самолетов: при заправке в 50 процентов полет длился от силы пятнадцать-двадцать минут. Инженера второй эскадрильи Горбунков попросил задержаться.
-Уточните, где у вас старший лейтенант Терещенко и прапорщик Огурцов.
-Огурцов пошел в ТЭЧ, а Терещенко поехал на стоянку за зарядным устройством, чтобы заправить пилоны.
-Когда поехал? На чем? - встрепенулся Горбунков.
-Да минут пятнадцать назад, на своей ПСТОшке, «УАЗике». А что случилось?
-Когда появится, немедленно его ко мне, а потом, наверно, к Мишечкину. Тот с воздуха увидел ПСТОшку на колхозном помидорном поле и какую-то фигуру в черном комбезе. Велел мне разобраться.
-А вот, кстати, и он!
Как раз в этот момент автомобиль появился на ЦЗТ и затормозил на стоянке спецавтотранспорта. Из кабины выбрался старший лейтенант Терещенко, молодой офицер лет двадцати семи из группы авиационного вооружения. В руках он держал чемоданчик с зарядным устройством. Невысокий и коренастый, он был чрезвычайно хозяйственным мужиком: на речке у стоянки эскадрильи всюду расставил капканы на ондатр, зимой охотился на зайцев и даже с обычных серых крыс, которые попадались в ловушку в каптерке, зачем-то снимал шкуры. Шутили, что он их красит под мексиканского тушкана или шанхайских барсов. Злословили, что и с мышей он снимает шкурки и шьет теплые портянки, хотя никто не видел ни портянок, ни ободранных мышей, тогда как освежеванные тушки крыс постоянно валялись за эскадрильским домиком, и кто-нибудь при виде очередной жертвы Терещенко шутил: «Кто парня раздел?» Так что майор Пожарцев нисколько не удивился рассказу Горбункова. Было известно, что однажды Терещенко оказался проездом в Москве, и там его прямо на улице схватил какой-то режиссер с «Мосфильма», которому срочно понадобился статист для эпизодической, без слов роли злодея-кулака с обрезом. Хотя режиссер был очень настойчив (внешность офицера показалась ему весьма колоритной), застенчивый Терещенко наотрез отказался от съемок, но после того, как он опрометчиво поведал об этом случае, над ним постоянно подшучивали в курилках.
Узнав от инженеров, в чем дело, Терещенко сразу приуныл.
-И когда только ты все успеваешь? - удивлялся Пожарцев. - Двадцать минут отсутствовал, уже и помидоров где-то за тридевять земель наворовал, и командиру полка на глаза попался. Иди теперь, отдувайся.
Инженер нагнулся к технику и что-то пошептал ему на ухо. Тот безнадежно кивнул и, опустив глаза, грустно поплелся через ЦЗТ в класс предполетных указаний учебного корпуса. Однако через десять минут вернулся совсем в другом настроении. Все техники эскадрильи, не занятые на встрече самолетов, с интересом поджидали проштрафившегося сослуживца.
-Ну как, Андрюха, хороших получил п....лей?
-Да нормально все! - весело ответил Терещенко. - Я сказал, что ключи от квартиры искал. Потерял там, когда в прошлое воскресенье полк на уборку помидоров выгоняли. Спасибо, Семеныч идею подбросил, сам бы стоял и молчал, как рыба об лед.
-И что, Мешочек тебе поверил?
-Не знаю, виду не подал. Посмеялся только и велел ключи во время полетов не искать. И говорит еще словами из песни: «Мне сверху видно все, ты так и знай». В другой раз обещал половины тринадцатой лишить. И надо же ему было ту ПСТОшку с самолета разглядеть! На полосу бы лучше смотрел.
-Мешочек мужик нормальный, справедливый, хоть и с придурью, - авторитетно заявил Железнов. - Кстати, о песнях! Я, когда в позапрошлом году сюда приехал, сначала в общаге нашей жил. На 7 ноября с Гномиком (помните, студент у нас здоровый такой в эскадрилье служил, уволился весной) хорошо так посидели в комнате, потом пошли на ужин в столовую. Выходим, темно уже, поем себе потихоньку: «Четвертый год нам нет житья от этих фрицев...» Тут мужичок какой-то мелкий в черном комбезе пристроился, не видно ни хрена, только лысина при луне блестит. Взял Гномика под руку и идет так тихо с нами. Дошли до общаги, песня как раз закончилась. Гномик говорит: «А ты, лысый, что не поешь?» Тут дверь в общагу кто-то открыл, свет на лицо упал - мать честная, Мишечкин! Разозлился, как черт, командует: «За мной, ё....е двухгодичники!» А меня обида взяла, что к студентам причислил. Говорю: «Мне-то зачем идти, я кадровый». А Мешочек: «Тем хуже для тебя, расп....й!» Повел нас на губу. Гномик сразу в камере расположился, развалился кое-как на койке. В общаге, помните, он себе топчан здоровый сколотил, на кровати ж не помещался. А я сдуру еще какие-то права начал качать, дескать, революционный праздник, даже милиция пьяных не забирает, потому как всенародное ликование. Мишечкин только рукой махнул: «Здесь оба проспитесь и завтра утром ко мне на ковер» А Гномик из камеры спокойно так спрашивает: «На персидский что ли?» Мешочек вообще разозлился, аж затрясся, плюнул и ушел. Но на другой день отошел, нормально разговаривает. Я ему говорю, что сам здесь, жена дома, квартиры нет, что делать? Вот и выпили с тоски. Так на другой же день квартиру дал, на втором этаже, как летчику. Гномику вообще советовал оставаться в армии. Только тот чихал на это. Как приказ пришел, на службу сразу х.. навалил, сидел в общаге и квасил. Любой бы так сделал, а про студента что говорить! А тут некому ДСЧ заступать. Приходит в общагу Пожарцев, просит: «Ну что, Гришкин, в последний раз ДСЧей сходишь?». А Гномик ему: «Во-первых, не Гришкин, а старший лейтенант запаса Гришкин, а во-вторых, Пожарцев, садись, ё..ем. А ДСЧей кто-нибудь другой сходит!» Тот потом ходил, плевался, дескать, в деканат напишет. А Гномику-то по х.. тот деканат, он уже выпускник, инженер. Так что Пожарцев на той же жопе и сел.
Многие уже слышали эту забавную историю, но все еще раз от души посмеялись. В небе показались самолеты, которые предстояло обслуживать после посадки. Из домика вышел Беспятов и молча показал на горизонт. Там появились едва заметные черные тучи.
-Технику и свинье смотреть в небо не положено! - отчеканил Железнов. - Прекратите анализировать погоду! Для этого есть специально подготовленные люди.
Он довольно удачно спародировал высокое начальство, и все снова засмеялись.
-"Техники с тревогой смотрели в небо. Неужели отобьют полеты?" - с серьезным видом процитировал Рыбалкин недавнюю заметку в окружной газете, насмешившую всех до слез и вошедшую в «анналы».
-Между прочим, когда я к Мишечкину заходил, он телефон раскалял, что-то насчет погоды, - сообщил Терещенко. - Может, Юркин кактус не соврал, "союзник" уже где-то поблизости.
Минут через двадцать все самолеты были на ЦЗТ. На горизонте заметно почернело. Зато настроение техников, напротив, сразу улучшилось в предвкушении досрочного окончания летной смены. Напротив, летчики нервничали и чертыхались.
-Ускорить заправку пятьдесят четвертой спарки! - нечленораздельно прохрипел динамик на ПУ ИАС.
-Сначала х.. изо рта выньте! - посоветовал Сенькин, зная, что в «курятнике» его не услышат. - Сейчас возьмем ведра и пойдем ускорять заправку. Как Горбунков на полетах старший, вечно подает ценные команды, как тот прапорщик из анекдота: «Товарищ прапорщик, остановите поезд!.. Поезд, стой! Раз, два!»
Из учебного корпуса вышел командир полка с заместителем по летной подготовке, и оба решительно направились к спарке на доразведку погоды. Тучи приближались все быстрее. Кабина самолета закрылась, взревели двигатели, и после пятиминутной газовки спарка двинулась по магистральной рулежной дорожке к месту старта. Все с тревогой наблюдали, как самолет набирает скорость, а небо быстро чернеет. И вдруг в мгновение ока плотные свинцовые тучи закрыли солнце, настали сумерки, и без всякой подготовки хлынул поистине тропический ливень - тот самый «союзник», о котором мечтали техники. Впрочем, лучше бы ему было начаться хотя бы на пять минут раньше!
Спарка, успевшая добежать почти до середины ВПП, выбросила тормозной парашют, резко сбросила скорость и остановилась буквально в одном метре до окончания полосы. Аварийная команда по сигналу со ПУ ИАС уже метнулась к тягачу, загруженному домкратами и другим оборудованием: с ЦЗТ показалось, что самолет выкатился на грунт, и теперь предстоит утомительная работа на несколько часов под дождем по его подъему и буксировке. Однако все с облегчением перевели дух, когда обнаружили, что самолет все же развернулся и медленно покатился по четвертой рулежной дорожке.
Ливень не прекращался, и минут через десять после того как командир выбрался из самолета и отправился в свой кабинет, последовала команда на отбой полетов. Несмотря на проливной дождь, все сразу весело засуетились. Хитрецов посоветовал Беспятову подарить свой кактус начальнику метеослужбы, и эта шутка вызвала гомерический хохот. За считанные минуты самолеты были зачехлены, оборудование собрано, водила прицеплены. Тягачи постепенно растаскивали истребители по стоянкам. Спецтехника после дозаправки крылатых машин в мгновение ока исчезла, а примерно через час на ЦЗТ стало совершенно пусто.
На стоянке второй эскадрильи царило радостное оживление. Солдаты сидели в курилке на улице и весело смеялись. Почти в каждой каптерке гремели костяшки домино или стучали кубики нард. В группе САУ собрались самые нетерпеливые, которые принесли от радистов десятилитровый бачок с «массандрой» и, подкачивая насос, разливали через шланг техническую спирто-водяную смесь, по неизвестным причинам получившую столь благородное народное название, по кружкам. Молодой Хитрецов с некоторым удивлением смотрел на сослуживцев.
-Володя, ты будто вчера родился, - ухмыльнулся Рыбалкин. - Бери стакан, согрейся после дождика.
-Нет, не хочу.
-Что, непьющий? - удивился Рыбалкин.
-Почему? Могу иногда, но на службе - ни-ни! Принцип такой.
-Ну-ну, посмотрим, что через полгода с твоими принципами станет! В «дурдоме» научат!
-Я из «дурдома» скоро уйду, - отозвался Хитрецов. – Мне в «шанхае» уголок дают, жена приедет через месяц.
-А я бы, может, недельку в общаге, «дурдоме» нашем пожил! – усмехнулся Рыбалкин. – Все ж мы через него прошли! На мотоцикле там по коридору до сих пор ездят?
-Катаются, - подтвердил Хитрецов. – Сеня Сенькин по старой памяти заезжает, да еще Веня Огурцов любитель, тоже заезжий гастролер. Главные гонщики! Вахтерши ругаются – после этих мотоциклистов долго проветрить не могут.
-Я туда, когда холостяком был, однажды привел бабу, - подключился к разговору Беспятов. – Гномик с Рыбалкиным, соседи по комнате, где-то шарахались. А мы с той девахой врезали массандры, дело пошло. Думаю, припрутся сейчас дружки, все испортят. На двери записку повесил: «Гному с Рыбой вход воспрещен! Я е…сь!!!» Они по-честному ушли в другую комнату к кому-то ночевать, хотя до этого всему «дурдому» записку показывали и ржали с толпой.
-Утром Юрик построение проспал, - подхватил Рыбалкин. – Его как раз ДСЧ назначили, меня помощником. Послали его на инструктаж привести. Открыл дверь, они с девкой так и дрыхнут. Будил-будил – ему по фиг. Тут как раз Ходунов зачем-то забежал, помощником был дежурного по полку. Ваня смотрит на это безобразие, недолго думая достает пистолет, над ухом у Юрика стреляет три раза. Девка с визгом подскочила и голая по коридору побежала, еле поймали. А Юрик зевнул, потянулся, как зомби медленно поднялся, кое-как оделся, я его на инструктаж повел. Как в песне Высоцкого получилось: «Вы не смотрите, что Юрик все кивает. Он все соображает, он все понимает». Зам по ИАС смеется, говорит, не дай бог до наряда не оклемаешься, сядешь на губу на трое суток. Пошли вдвоем на Уссури, вода ледяная – воскресил Юрика, пивка попили, в наряд честь по чести заступили.
-Жалко, телка та сбежала, - засмеялся Беспятов. – Потом нашел ее в поселке, но не захотела больше со мной дела иметь. Говорит, застрелят еще ненароком у вас в «дурдоме» или на мотоцикле задавят. Я тогда понял, что еще бы чуть-чуть - и получилась бы полная фигня. На губе-то отсидеть ладно, но потом в рас…ях числиться не очень-то охота. Хорошо хоть Иванов тогда в нормальном расположении духа был, а так его не поймешь, чего ему в башку стрельнет. С тех пор если пью вечером, то стопки считаю, чтобы не переборщить и утром всегда в норме быть.
-Норму-то мы все знаем, - подхватил Рыбалкин. - Но разве ж ее выпьешь!
Хотя отлетать успели только пару часов, но позади были и четыре часа предполетной и почти полтора часа послеполетной подготовок, так что рабочий день уже близился к завершению. Все с нетерпением ожидали, когда с совещания вернется Пожарцев, даст указания на завтрашний день, и все отправятся по домам. Томительно протянулись еще полчаса, прежде чем в домик ввалился инженер эскадрильи, стряхивая воду с плащ-накидки. Все сразу потянулись к выходу, но Пожарцев остановил техников.
-Не торопитесь. Пока не до конца ясно, что будет дальше. Мне позвонят. Так что отдыхайте пока.
Инженер заглянул в каптерку САУП, немного понаблюдал за доминошниками, а потом сам сел за стол и азартно включился в игру. Через несколько минут в каптерку вошел старший лейтенант Ходунов из группы авиационного оборудования и недовольно поморщился, увидев инженера. Однако потерпеть, видимо, уже не было сил. Прямо за спиной инженера он открыл шкафчик, куда вовремя успели убрать красный бачок; быстро наполнил из шланга стакан, молча выпил и мгновенно закрыл дверцу. Хитрецов с трудом сдержал улыбку, а затем быстро вышел в коридор и от души расхохотался. После этого достал свой блокнот и быстро-быстро внес туда новые пометки.
Вскоре ДСП пригласил Пожарцева к телефону. Тот долго слушал указания, после чего велел всем строиться в курилке на улице (дождь до сих пор не прекратился).
-На боевом дежурстве вышел из строя самолет первой эскадрильи, - сообщил инженер. - Восстановить его сейчас нет возможности, нужно ставить машину в ТЭЧ. Другого подходящего у них нет, заступит наш борт двадцать шестой, у него ресурса до ремонта немного осталось. Так что всему личному составу приступить к подготовке.
Это сообщение не добавило радости никому. Однако все тут же решительно взялись за дело. Со склада авиационного вооружения и боеприпасов привезли боекомплект. Под самолет быстро закатили две тележки с парой ракет каждая, на всякий случай продув разъемы азотом. Хоть они и были защищены чехлами и резиновыми заглушками, в такой дождь дополнительная предосторожность не выглядела излишней. Обычно техники пытались уклониться от подвески тяжелых изделий, весивших почти полтонны каждое и требовавших усилий десяти-двенадцати человек: пусть, мол, вооружейники сами мучаются с лебедками. Но сегодня все торопились и быстро, как на тревоге, покончили с подвеской, тогда как работа с лебедкой отняла бы в несколько раз больше времени. Тут же подогнали к самолету АПА (аэродромный передвижной агрегат), и специалисты каждой группы начали тщательную проверку под током. Далеко не всегда этот процесс шел гладко, но сегодня капризная электроника смилостивилась над людьми и отработала без сбоев: когда на заключительном этапе проверки на экране прицела загорелись зеленые цифры 1, 2, 3, 4, означавшие готовность к пуску всех четырех ракет, специалисты облегченно вздохнули.
У одного Железнова кошки на душе скребли. Он мрачно подсоединил водило к самолету, забрался по стремянке в кабину, и тягач потащил «двадцать шестерку» к месту стоянки дежурных сил. Конечно, молодого офицера огорчало, что так внезапно все переменилось и вместо того чтобы ехать вместе со всей эскадрильей в гарнизон, он еще почти на сутки останется на аэродроме. Впрочем, потом он будет сутки отдыхать, а затем следующее дежурство. Подобные вещи, как и неожиданный, вне графика наряд, когда срочно нужно подменить заболевшего, уехавшего или проштрафившегося, достаточно часто случались; еще в училище лейтенант усвоил, что это непременный атрибут армейской службы. Но эти чертовы дежурные силы! Почему-то Железнову постоянно не везло, и летчики, едва увидев борт номер двадцать шесть в дежурном звене, сразу начинали посмеиваться.
Когда Железнов через пару месяцев после прибытия в полк впервые заступил со своим самолетом, что называется, на охрану воздушных рубежей, один из солдат боевого расчета взял временно снятый с самолета серебряно-цинковый аккумулятор, подключил к нему лампочку и всю ночь читал под одеялом, чтобы не мешать никому. На другой день при установке в специальный отсек самолета обнаружилось, что аккумулятор глубоко разряжен. Железнов схватился за голову: его припугнули, что на старшего техника, повесят стоимость испорченного прибора, вполне сопоставимую с ценой «Жигулей». Впрочем, тогда все обошлось: аккумулятор удалось восстановить.
Еще через пару месяцев вновь при дежурстве Железнова солдат, охранявший звено, проходя мимо самолета, случайно задел штык-ножом автомата тепловую головку самонаведения ракеты: на время проверки защитный красный колпак с нее, естественно, сняли. Головка, специально выращенный кристалл, тоже была очень дорогой, однако Железнов уже успел узнать от более опытных офицеров, что подобные случаи обычно рассматриваются как неизбежные издержки боевой учебы, и наказание накладывается в административном порядке. Для взыскания полной стоимости нанесенного ущерба необходимо, чтобы завели уголовное дело. Чаще всего речь об этом не заходила: небрежность или халатность были видны невооруженным взглядом. Так что Железнов, хотя приятного здесь было мало, особо не расстраивался. Он отделался выговором за слабый контроль, а из солдатской зарплаты вычли сто рублей, распределив их на несколько месяцев.
Примерно через год лейтенант на собственной шкуре испытал, что поломка сложной техники - не самое страшное в армейской жизни. И опять казус произошел на боевом дежурстве, когда старшим техником по иронии судьбы оказался Железнов. Техники самолетов дежурили по двое, а старшими были по очереди, чтобы равномерно распределить дополнительную нагрузку вроде организации ежевечернего построения солдат на ритуал заступления на боевое дежурство.
К этому моменту специалисты проверяли пару самолетов, заступающую на предстоящие сутки, после чего летчики проводили газовку. На этом неприятном этапе частенько выявлялись какие-то недостатки, ничем не выдававшие себя в предполетную подготовку, хотя многие легко устранялись самым простым способом, именуемым «заменой летчика». В тот день подготовка истребителей прошла гладко, и ритуал без опоздания начался у символичного пограничного столба под флагом ВВС. После чтения боевого расчета на сегодняшнее дежурство последовали команда «смирно» и приказ заступить на охрану воздушных рубежей СССР. Строй замер в ожидании гимна, но вдруг из репродуктора грянула залихватская песня: «Кому это надо? Никому не надо! Кому это нужно? Никому не нужно!» И надо же было такому случиться, что на БД как раз заступал начальник политотдела! Подполковник Богатиков побагровел, как свекла, дал команду «разойдись», после чего зловеще поинтересовался:
-Кто старший техник?
Смертельно побледневший Железнов на ватных ногах робко приблизился к здоровяку-подполковнику и представился.
-Как вы готовились к ритуалу, товарищ лейтенант? - рявкнул летчик.
Железнов начал сбивчиво рассказывать, что кассету в магнитофон вставляет солдат, который хорошо знает дело. Так что он просто удостоверился, что рядовой Кутлахметов находится на своем месте, а магнитофон включен.
-Вы понимаете, что натворили? - отмахнулся от объяснений техника Богатиков. - Сегодня произошла профанация святая святых - боевого дежурства! Вы когда-нибудь видели американцев по телевизору? Они поют гимн, они почитают свой флаг! Если империалистические хищники способны на такой патриотизм, то советские офицеры и солдаты должны быть на голову их выше! Вспомните, как прогрессивный певец Дин Рид постирал американский флаг от символической крови. Он был прав, но у многих ослепленных буржуазной пропагандой его соотечественников это вызвало возмущение. А вы не постирали флаг ВВС, вы его втоптали в грязь, не в прямом смысле, конечно, а образно. Вы попросту надругались над гимном. Может быть, вы специально все это придумали? Наверное, особисту надо поинтересоваться вами всерьез.
Эти сентенции продолжались с полчаса. Приехал и особист, который допросил Железнова и всех солдат. Выяснилось, что кассету с застольными песнями привезли на дежурство, чтобы послушать во время отдыха. Кутлахметов увидел ее на тумбочке в спальном помещении, очень удивился (внешне они оказались неотличимы) и отнес в импровизированную радиорубку. Кассета с гимном все это время спокойно лежала на своем обычном месте, куда солдат даже не заглянул. Налицо было стечение обстоятельств, однако Богатиков не успокаивался. Он полагал, что кто-то специально подобрал идентичную кассету и нарочно положил на видном месте, чтобы ввести в заблуждение недалекого Кутлахметова. Как ни был подавлен Железнов, он все же подметил, что тогда мифический злоумышленник должен был бы просто подменить настоящую кассету, а не полагаться на случай, однако начальник политотдела не обратил внимания на эти слова. Но никакого антисоветского заговора выявить особисту, конечно, не удалось, и Богатикову пришлось ограничиться тем, что Кутлахметов отправился на гауптвахту, а Железнов лишился единовременного денежного вознаграждения по итогам года.
Вспоминая эти неприятности, лейтенант опомнился только тогда, когда самолет прикатили в дежурное звено и поставили на место. К счастью, старшим сегодня был другой техник, так что Железнов после отбоя спокойно улегся спать, благо погода не позволяла летать даже американским «супостатам» «RC-135» и «SR-71», которые редкий день позволяли расслабиться.
Зато утром ни свет ни заря загудела сирена, и весь расчет помчался готовить истребитель к вылету. За считанные минуты самолет полностью расчехлили, ракеты освободили от защитных красных колпаков, летчик в зеленом высотно-компенсирующем костюме пулей взлетел ввез по стремянке и занял место в кабине, а Железнов встал «на привязи» у самолета. Сами собой просочились сведения, что на Окинаве к очередному разведывательному вылету вдоль наших дальневосточных границ готовится стратегический разведчик «SR-71». Благодаря длительной и сложной предполетной подготовке, суета американцев хорошо просматривалась из космоса. Однако команды на взлет так и не последовало, и через полтора часа летчик начал выбираться из кабины. Впрочем, не успел он спуститься по стремянке, как в дежурном домике вновь раздался пронзительный звон, и капитан Андреев с матюгами полез обратно в кабину.
Железнов припомнил, как пару месяцев назад с этим отличным летчиком приключилась совершенно необъяснимая история. Андреев "забыл", как запустить двигатели, и не смог вылететь из дежурных сил, хотя только за месяц до этого казуса получил орден Красной звезды, сумев в почти безнадежной ситуации посадить самолет, когда на высоте около двадцати километров лопнуло лобовое стекло, а потом еще отказал один из двигателей.
Конфуз разбирался на офицерском собрании в ГОКе, и специально приехавший командующий округом недоумевал: «Если орденоносцы у нас такие, то что о других говорить! Что это за летчики: постоянно их то после отпуска, то после другого перерыва инструктор должен на спарке покатать. Я вот уже десять лет в танк не садился, а нужно будет - хоть сейчас с закрытыми глазами поведу. До войны даже любой комсомольский работник мог поднять в небо самолет, а сейчас? Стыдно, товарищи летчики!» На защиту Андреева яростно встали все его сослуживцы. Орденская магия оказалась столь сильной, что даже срыв боевого вылета прошел для пилота практически бесследно: летчик отделался обычным дисциплинарным выговором, а к партийной ответственности его решили не привлекать.
Железнов знал, что почти все пилоты суеверны, но никак не думал, что это действительно скрьезно. В туалете он случайно подслушал, как Андреев рассказывал про свой ляп командиру эскадрильи подполковнику Желткову. Оказалось, за полчаса до вылета после завтрака он столкнулся с помощником ДСЧ младшим лейтенантом Арбузовым. Еще недавно техника самолета, Арбузова как злостного пьяницу перевели в группу самолета и двигателя, которая на полетах устанавливала тормозные парашюты, а в остальные дни была на подхвате у инженера эскадрильи: чего-чего, а хозработы, кажется, закончить невозможно. В момент перевода Арбузова командир звена Андреев временно исполнял обязанности ушедшего в отпуск начальника штаба эскадрильи, и теперь техник припомнил летчику обиду: "Лети, лети, капитан! Подумай там на небесах, как приказы подписывать, может, и вернуться не получится. Может, ждут уже тебя на небесах!" Андреева так потряс этот разговор, что он не рискнул взлетать, хотя прекрасно понимал, что его ждет за срыв боевого задания. Потом он тщательно проверил самолет и ничего не обнаружил. Переговорил с глазу на глаз с Арбузовым, но тот только пожал плечами: "А я и не помню, чего там с похмелья сболтнул. Пошутил, наверно. А ты слушай больше!" Так или иначе, в дураках остался летчик, но командир эскадрильи не стал распекать Андреева, похлопал его по плечу и обещал на чем-нибудь подловить Арбузова. "Этот парень долго не продержится, все равно скоро провиснет, - заметил Желтков. - Вот тогда и получит на всю катушку".
Вспоминая эту историю, Железнов не заметил, как пролетел еще целый час. Наконец, Андреев запустил двигатели, и через несколько минут истребитель исчез высоко в небе. Лейтенант побежал в столовую: время завтрака давным-давно миновало, но официантки оставили ему порцию, которая, правда, успела остыть. Техник вспомнил, что летчику еще хуже: он сможет поесть только после посадки. Прошло чуть ли не полтора часа, прежде чем истребитель вновь показался над аэродромом и через несколько минут зарулил в свой карман на стоянке дежурных сил. Железнов, подавая руками различные знаки, направлял движение самолета. Наконец, двигатели смолкли, и солдат-механик побежал со стремянкой к самолету. Однако кабина уже распахнулась, и Андреев мгновенно оказался на крыле и побежал к краю плоскости.
-Срочно пожарку! - крикнул перепуганный Железнов солдату, а сам помчался к двигателям.
К его удивлению все оказалось в полном порядке, и только теперь он понял причину такой панической спешки летчика: тот стоял на краю бетонного покрытия и с неописуемым наслаждением долго-долго орошал скошенную травку. Стало ясно, что из-за внезапной готовности летчик просто не успел заняться этим прозаическим делом перед вылетом, хотя оно тоже входило в непременный предполетный ритуал.
-Чуть пузырь не лопнул! - со смехом сообщил пилот технику. - С одним немцем примерно такое же было, когда я в Германии служил. Пришел он к нам на полеты по обмену опытом или что-то в этом роде, а сам ходит какой-то мрачный. Потом увидел, как мужики к краю бетонки поссать пошли, подбежал, встал рядом. Нужник где-то в кустах был, он его не заметил, наши туда отродясь не ходили, разве что по большому кому приспичит, а немец без сортира никак не мог - культура! А как наших увидел, так за компанию пристроился, подумал, что в том месте можно. Все чуть не поумирали со смеху.
Железнов тоже посмеялся и поинтересовался:
-Империалиста хоть прогнали, товарищ капитан?
-Сначала бок о бок со мной летел, потом на нашей частоте по-русски спрашивает: «Андреев, что давно не летал? В отпуске был?» Развернулся и ушел в сторону моря. Вот ведь разведка работает у них! Все знают, заразы! Ладно, ближе к делу. Канистру сейчас тебе принесу.
Железнов понимающе кивнул. Нормы расхода спирта и «массандры» на «летающем гастрономе» были явно завышенными, но никто не торопился их пересматривать. На охлаждение прицела, как всегда, ушло гораздо меньше драгоценной жидкости, чем предусматривалось техническими условиями, тем более опытный летчик ухитрялся еще сэкономить, так что в бак достаточно было дозаправить совсем чуть-чуть, зато избыточные 10 литров техник разлил в две канистры: себе и пилоту. Хоть так вознагражденный за свои мучения, Андреев уехал на отдых в гарнизон. Его сменщик давно уже был здесь. В отличие от техников, «куковавших» полные сутки, летчики сменялись каждые 12 часов: утром и вечером.
Чуть позже к Железнову зашел старший лейтенант Белкин из группы РЛО.
-Сколько с моего прицела слил? Давай все сюда, сегодня ждем борт и в командировку летим, двадцать восьмой погоним на ремонт в Насосную.
С некоторой досадой, но безропотно Железнов отдал спирт. Все-таки командировка - дело святое. А путь через всю страну в Насосную под Баку займет у группы обслуживания, видимо, больше месяца: истребитель и борт сопровождения не сколько летят, сколько томятся в ожидании на бесчисленных аэродромах. Впрочем, для любителей развеяться и разгуляться лучше такого путешествия не придумаешь: с полными канистрами спирта ты везде король и дамский любимец.
После обеда был еще один подъем из дежурных сил, но теперь Железнов отдыхал, летал истребитель первой эскадрильи. Не успел самолет приземлиться, как появился Кошкин, старший техник группы РНО той же эскадрильи, солидный мужчина лет тридцати, таинственно пошептался с техником и набрал десятилитровую канистру спирта. Борт на Насосную должен был зарулить на площадку неподалеку от дежурных сил, так что группа, готовившаяся к командировке, ожидала в дежурном звене. Почти все успели отметить подготовку к отлету. Лица раскраснелись, глаза горели, голоса громко раздавались по всему домику. В комнату отдыха вошел только что приземлившийся летчик старший лейтенант Окрошкин, худой сосредоточенный парень лет двадцати четырех. Он хмуро глянул на веселую компанию и поманил Кошкина в коридор.
-Ты почему все десять литров забрал? Где моя половина?
-Петька, брось мелочиться! В командировку же летим, там каждая капля на счету. А ты здесь еще наберешь себе хоть завтра, а может и сегодня.
-Я вам, товарищ старший лейтенант, не Петька, а старший летчик старший лейтенант Окрошкин. Командировка - ваша проблема. Нужно было готовиться заранее. Мои пять литров отдайте.
-Заранее! Только утром сказали на построении, еле собраться успели. Петр, ты человек или нет! Нам же месяца два через весь Союз и обратно пилить.
-А кто сказал, что вы летите пьянствовать, а не работать? Давайте пять литров, и дело с концом.
-Да подавись ты, писюн газированный! Забирай всю канистру! - взорвался Кошкин. - Видите ли, он старший летчик, белая кость! А мы, значит, АТС - авиационно-технический скот, а не состав!
-Ничего такого я не говорил, - спокойно парировал пилот. - Вы еще не успели улететь, а уже под градусом, вот и нервничаете, выдумываете что-то. А всю канистру не надо, только половину.
Окрошкин перелил в свою посудину пять литров и молча ушел.
-Далеко пойдет парень! - сделал вывод Железнов: весь разговор отлично слышали в комнате отдыха и еще долго склоняли по всем статьям из молодых да раннего Окрошкина.
* * *
-Отстань, Слава! - вяло отмахивался Железнов от Арбузова. - После вылета потолкуем, враги все равно спокойно жить не дадут. Что я буду в бак лишний раз залезать! Тебе что, на стоянке самолетов мало?
-Ты в своих ДСах за неделю совсем от жизни отстал, - не унимался Арбузов. - Не знаешь, что Мишечкин на замену уезжает? Позавчера представили нового командира полка - полковника Фирсова, из Днепропетровска приехал. Он поставил задачу провести ревизию спирта и «массандры» во всех эскадрильях. Никто не берет и не наливает, пока не уляжется эта канитель. А про ДСы он ничего не говорил. Самолет слетает, всю свою спиртовую бухгалтерию в порядок приведешь. Паша, будь человеком! Я без стакана спирта жрать не могу, с горшка потом весь день не встану! А дома нет ничего!
-Да тебе сколько ни наливай, у тебя никогда нет! На х.. мне искать на жопу приключения!
Железнов с неприязнью покосился на Арбузова. Мало кто имел такую силу воли, чтобы избежать соблазна и не пить систематически, служа на «летающих гастрономах». Многие попросту спивались, однако Арбузов, еще совсем молодой парень лет двадцати пяти, но выглядевший чуть ли не на десяток лет старше со своим испитым рыхлым лицом, пошел гораздо дальше сослуживцев. Почти все забыли, когда видели его абсолютно трезвым. Трижды он представал перед судом чести, докатившись уже до младшего лейтенанта. Правда, погоны носил все равно лейтенантские, регулярно получая выговоры на каждом строевом смотре. Летчики боялись его самолета, как огня, и с облегчением вздохнули, когда Арбузова наконец-то перевели в группу СиД.
Недавно во время очередного запоя техника посетила «белка» - белая горячка. В санчасти он разбил дверь палаты, целясь в Аллу Пугачеву, якобы громко певшую ночью в коридоре и мешавшую ему спать. Потом он жаловался доктору, что американская РЛС буравит ему мозг своим излучением. Врач направил алкоголика в госпиталь, а командир эскадрильи выделил Арбузову сразу двух сопровождающих. Ехали поездом, и офицеры ночью хорошо посидели в вагоне-ресторане с собственным спиртом, за компанию напоив до бесчувствия всех желающих. Через проводниц перепало даже машинистам, в итоге поезд простоял два часа в тупике на одной станции, где должен был осуществить сложный маневр, когда голова и хвост состава менялись местами. Месропян и Ходунов, сопровождавшие Арбузова, никак не были затронуты разыгравшимся у начальника станции скандалом: машинистов тут же уволили с работы.
Месропян через друзей в милиции перед поездкой раздобыл наручники и в вагоне-ресторане приковал ненадежного техника к стулу. Оба сопровождающих в такой комфортной обстановке напились до изумления, а Арбузову, испытывавшему при этом поистине танталовы муки, не досталось ни капли. Утром в госпитале врач долго не мог разобраться, кто кого привез: внезапно выздоровевший Арбузов держал под руки качающихся Месропяна и Ходунова, так что диагноз Delirium tremens (белая горячка) ставить было уже некому. В итоге все трое отправились обратно в свою часть.
Этот казус случился совсем недавно и теперь с удовольствием смаковался во всех курилках. Арбузов, естественно, снова запил, и Пожарцев угрожал жестоко наказать каждого, кто нальет ему хоть каплю. Впрочем, за пределами аэродрома к распоряжению инженера эскадрильи относились спустя рукава. Буквально несколько дней назад, в воскресенье, жена Железнова, возвращаясь утром из магазина, увидела Арбузова мертвецки пьяным и вцепившимся в фонарный столб. Она не поленилась подняться на пятый этаж, чрезвычайно удивив своим сообщением жену Арбузова:
-Да Славка пятнадцать минут назад трезвый вышел, как стеклышко! За картошкой его послала.
Оказалось, находчивый Арбузов, спускаясь, заглянул почти в каждую квартиру, где просил «сотку» опохмелиться, так что за считанные минуты он пришел в свое привычное состояние, поскольку этого добра никому было не жалко: каждый наивно полагал, что от одной стопки тому вреда не будет.
Вот и теперь Арбузов не отставал, но Железнов был непреклонен. Весьма кстати их препирательства прервал подошедший дневальный:
-Товарищ лейтенант, вас к телефону.
Железнову звонила жена и просила принести спирта: сынишка заболел, температура, и врач рекомендовал растирать тело.
-Люда, у меня же стоит трехлитровая банка в кладовке!
-Да я утром у бича ее обменяла на два мешка картошки, а Мишка потом сразу затемпературил.
-Ты еще с какими-то бичами там контактируешь, делать тебе нечего!
-Он на улице подошел, предложил, что отказываться! Через полчаса принес картошку к двери, а я сама потом втащила в прихожую, когда он ушел, в квартиру его не пускала.
-Ладно, привезу.
Железнов положил трубку.
-Повезло тебе, Славка. Давай канистру. Только больше двух литров не налью.
Арбузов даже подпрыгнул от радости, а Железнов направился с сумкой к самолету. Вокруг было спокойно, он отвинтил пробку, запустил в бак шланг, засосал из него воздух и направил струю в канистру. Набрав себе три литра, он, чертыхнувшись, вспомнил, что канистра Арбузова осталась на кровати.
-Ничего не трогай, у меня пробка не закрыта! - крикнул Железнов солдату, охранявшему самолеты, и побежал в домик.
Канистра уже куда-то запропастилась, и минут пять ушло на поиски и разборки. Оказалось, пошутил другой техник. Он уже собирался передать Железнову емкость, как вдруг в домике раздался пронзительный звон. Техники позабыли обо всем на свете, побежав готовить самолеты к вылету. Через несколько минут сразу оба истребителя порулили на старт. Железнов наблюдал, как его «двадцать шестерка» разгоняется на взлетной полосе и вдруг с ужасом нащупал в кармане позабытую в суматохе пробку от спиртового бака. Побледневший техник со стоном опустился на траву и закрыл лицо руками. Предпринимать что-то было уже поздно.
* * *
Железнов сидел в клубе офицеров в первом ряду и ожидал своей очереди. Первым перед судом чести предстал Арбузов. Он уже в четвертый раз стоял на сцене и чувствовал себя очень уверенно.
-Полюбуйтесь на эту пародию на офицера! - гремел полковник Фирсов. - Я еще почти никого не запомнил в полку, а фамилия Арбузова мне сразу в память врезалась. Успел дважды в строй опоздать, на смотре щеголяет в погонах лейтенанта. Самозванец! А затем не заступает в наряд дежурным по штабу! Этот наряд по Уставу - для сержантов, а мы по специальному решению командующего округом ставим туда офицеров и прапорщиков. У дежурного по части список из сорока пяти алкоголиков, которым нельзя выдавать оружие. В наряды они из-за этого ходить не могут, добросовестные военнослужащие из-за них несут дополнительную нагрузку. Пусть бы по штабу подежурили, здесь пистолет не нужен. Нет, младшему лейтенанту Арбузову и это не под силу! На развод суточного наряда он не прибывает, шляется черт знает где, командир и инженер эскадрильи найти его не могут. В выходной день выдергивают с отдыха добросовестного лейтенанта Хитрецова, чтобы тот срочно заступил в наряд вместо этого алкоголика. И что вы думаете? В одиннадцать вечера в квартире командира полка раздается звонок. Супруга спрашивает: «Кто там?» Ответ: «Свои!» Она зовет меня из-под душа, сама открывает дверь, я выхожу и вижу эту ошибку природы - Арбузова. Пьян в стельку, на ногах не держится, но к командиру полка прибыл. Видит меня, сказать ничего не может - немая сцена. Не знаю, спутал подъезд или квартиру, так я ничего не добился, отправил его на гауптвахту. Думайте, товарищи офицеры, место ли такому экземпляру среди вас.
Следом выступил доктор, который не особо смущался, разглашая врачебную тайну:
-Есть у меня журнал, где я веду учет наших алкоголиков. Правда, кое-кого изредка с учета снимаю, когда за ум берутся, но таких крайне мало. Ко мне как проверяющие приезжают, я им сразу этот журнал подсовываю. Они больше ничего не проверяют, только сидят и читают. Горько и стыдно, товарищи офицеры, что так себя ведете! Вот был у нас один двухгодичник, уже уволился. Так спился же здесь за несколько месяцев! Слышал я, как он хвастался в курилке своими успехами на половом фронте, а я-то знаю, что он уже на почве алкоголизма почти импотент. Жена его мне рассказывает: «Я уже забыла, когда он меня в последний раз обнимал. Можете это завтра на построении объявить». Но не о нем речь. Среди всех этих людей Арбузов - особый случай. Он сумел даже переродить микрофлору кишечника. У него там все нормальные палочки вымерли, остались только алики. Они постоянно требуют стакан спирта, иначе у парня жуткий понос начинается. Арбузову нужно лечиться, лечиться и лечиться, иначе скоро организм такой нагрузки не выдержит, и груз «двести» на родину данного офицера отправится.
Прения не заняли много времени. Суды чести с Арбузовым всем уже смертельно надоели, так что решение ходатайствовать об увольнении его из вооруженных сил все восприняли равнодушно. Впрочем, от Железнова не ускользнуло, что командир эскадрильи и Андреев выглядели именинниками. Однако думать ему было об этом некогда, поскольку настала его очередь выходить на сцену. Под сотнями пристальных взглядов молодому лейтенанту стало не по себе, и он опустил глаза.
-Вот, пожалуйста, лейтенант Железнов, - вновь вступил в дело командир полка. - Сегодня я подписал представление. Начальник строевого отдела направил документы в округ. Всем, кто прибыл в позапрошлом году вместе с ним, будет присвоено звание старшего лейтенанта, а данному офицеру придется этого еще очень долго ждать. До такого даже Арбузов не додумался - сорвать вылет с боевого дежурства! Сливает нагло спирт, еще и говорит солдату, что лючок не закрыт, а сам идет за другой канистрой - ему мало. Солдат - он тоже не дурак, быстро набрал себе трехлитровую банку, потом нашли в траве с отпечатками его пальцев. А тут команда на взлет. На самолете при разгоне заливает спиртом лобовое стекло, вылет сорван. Хорошо еще, что успел летчик затормозить в пределах полосы, а американский разведчик сопровождал вдоль границы второй самолет.
-Случай вопиющий! - подхватил начальник политотдела. - У лейтенанта Железнова постоянно что-то случается на боевом дежурстве. Один солдат аккумулятор разрядил, другой штык-ножом ракету разбил. Контроля никакого со стороны старшего техника Железнова! А еще тот мерзкий случай, когда на ритуале вместо гимна запели какие-то частушки-хохотушки: «Кому это нужно? Никому не нужно!» И это о боевом дежурстве! Я бы попросил соблюдать тишину в зале, здесь не смеяться, а плакать нужно. Молодой офицер, и такое наплевательское отношение к БД! Никакого чувства ответственности! Что-то слишком много случайностей, я бы сказал очень странных. В былые годы, при Иосифе Висарионовиче Стаоине, товарищ лейтенант, вам бы и первого случая с аккумулятором за глаза хватило. Уже бы не стояли вы среди нас и не подрывали злостно боевую готовность. Я бы даже сказал, что не нелепые все это случайности. Возможно, во всем этом хладнокровный расчет, и лейтенант Железнов вовсе не так прост, как кажется. Все его действия прямо льют воду на мельницу международного империализма. Вольно или невольно данный офицер стал прямым пособником заокеанских агрессоров, которые опутали нашу страну паутиной военных баз. Наверняка империалисты рассчитывают на пятую колонну в лице таких вот железновых, но мы не должны дать им ни малейшего шанса торжествовать. Таким офицерам не место в армии!
Чрезвычайно довольный собой, подполковник Богатиков вернулся на место. Его патетическое выступление навеяло на всех тоску. Ни для кого не было секретом, что летчики с неохотой шли на политработу, которая только отвлекала от любимого дела и потому считалась обузой, из-за чего давно почти повсеместно стала чем-то вроде почетной ссылки для посредственных и слабых пилотов. Богатиков не был исключением, и техники за глаза ядовито называли его «Покрышкиным»: чуть ли не после каждого второго вылета начальника политотдела на самолетах приходилось менять резину. Однако реноме старшего офицера и политработника высокого ранга необходимо было поддерживать, поэтому Богатиков периодически заступал на боевое дежурство, хотя вылетать ему давали крайне редко. Правда, было известно, что на прежнем месте службы Богатиков поначалу был обычным пилотом, не хуже и не лучше других. Но несколько лет назад на взлете на его машине загорелся двигатель. Взлет был прекращен, однако на полосе удержать истребитель не удалось, и тот выкатился в поле, где у него сложилась передняя стойка шасси. Летчик так перепугался, что даже не выключил двигатели и не смог расстегнуть ремни. Нечеловеческим усилием он попросту порвал их (потом долго удивлялись, как ему это удалось), выпрыгнул из кабины и убежал от самолета. Подоспевшие техники заглушили двигатели и включили систему пожаротушения. Самолет потом отремонтировали, а вот капитан Богатиков психологически надломился, стал гораздо хуже летать и был «разжалован» в замполиты эскадрильи.
Зал, поначалу настроенный против беспечности Железнова, под влиянием речи Богатикова несколько переменил мнение. Первым выступил Хитрецов, который взял лейтенанта под защиту и призвал простить его и не прибегать к крайним мерам. После Хитрецова набрались смелости Рыбалкин и Беспятов, скороговоркой предложившие не увольнять Железнова, а просто понизить в должности. Начальник политотдела пытался одергивать выступавших, но майор Пожарцев, рискуя навлечь на себя немилость, огрызнулся:
-Мы вас, товарищ подполковник, не перебивали! Для того и существует суд чести, чтобы каждый мог высказаться. Если вы заранее приняли решение, надо было его исполнять, а не устраивать показательный процесс, чтобы блистать красноречием. У Железнова много недостатков, но он не враг, каким его пытались выставить. Понизить его в должности, и дело с концом.
Единственным, кто поддержал Богатикова, был старший лейтенант Окрошкин. Он долго разглагольствовал о повышении боеготовности и необходимости всерьез взяться за борьбу с расхищением спирта и СВС. Богатиков удовлетворенно кивал во время этой речи, на лице Фирсова не шелохнулось ни мускула, а Железнов с ненавистью смотрел на молодого летчика, порываясь публично рассказать о его скандале на БД из-за пяти литров спирта, но благоразумие взяло верх: наверняка Окрошкина ожидало скорое повышение, и наживать в его лице врага не следовало. Подвел итог прениям командир полка:
-Много всего было сказано, думается, это хороший урок для лейтенанта Железнова, будем надеяться, что больше мы по поводу его приключений собираться не будем. Наверное, с далеко идущими выводами торопиться не стоит, - Фирсов довольно неприязненно глянул на Богатикова и продолжил, - тут налицо полное разгильдяйство и возмутительная халатность, но никак не преступный умысел, иначе с Железновым разговаривали бы не на суде чести, а совсем в другом месте. А чтобы он крепко запомнил этот случай, ходить ему в лейтенантах, пока я здесь командир полка. От самолета он уже отстранен, переведен в группу СиД. В общем, думайте. Я, например, не вижу оснований для его увольнения, если он даст слово офицера, что больше такого никогда не повторится.
Железнов охрипшим от волнения голосом пообещал исправиться и попросил оставить его в армии. Через десять минут суд принял формальное решение ходатайствовать о его снижении в должности, и лейтенант с облегчением перевел дух.
| | | | Обсудить на форуме |
| |
