| Литературное общество Ingenia: Бессонов Петр - Прививка | | Прививка | | ***
Утром, в пять часов тринадцать минут, кошмар стал невыносимым и разбудил его. Мэд скатился с кровати на пол, прижался к бетону спиной, чувствуя как обжигает кожу холод, как рвется дальше, достает до костей. Однако встать сейчас было бы ошибкой - они могли следить за ним. Утром и ночью - меньше, но такая вероятность была всегда.
Тело свело судорогой, нет, не от холода, просто вернулся ночной кошмар. Кто-то большой, заполнивший все пространство внутри Мэда, зычно твердил: Твой огонь погас! Твой огонь погас! Твой огонь погас!
В висках бился набат. Казалось, если не встать сейчас, то будет поздно. Но вставать было нельзя.
В кромешной темноте, внутри одиночной камеры Пятого Корпуса, голый человек пролежал на каменном полу бесконечные пятнадцать минут, выжидая не вспыхнут ли разом белые лампочки под потолком, не взвоет ли сирена, зовущая сонных и от того особенно злых санитаров.
Убедившись, что в отличие от мира внутреннего, внешний мир предельно тих, Мэд перекатился под кровать. Дрожащие пальцы нащупали шероховатость в стене, впились, насколько это возможно при коротких ногтях, нетерпеливо рванули. Из-под вырванной штукатурки глянула все та же кромешная тьма. Его огонь погас!
"Твой огонь погас!" - гаркнул кто-то очень большой внутри маленького, съежившегося от ужаса Мэда. Это звучало как приказ, и Мэд бросился исполнять его.
Он выгреб из тайника кусочки пластика - то, что давало пищу огню - почти полностью просунул кисть в освободившееся отверстие в стене и, пошарив там, вытащил зажигалку. Простенькую, пластмассовую, с полустертой надписью "Спички детям не игрушка". На ощупь выбрав из пластика кусок побольше, поднес его к зажигалке, крутанул кремниевое колесико... И еще раз... и еще... Все попусту. Ни искорки.
- Давай же... давай - зашептал Мэд, как заклинание.
Он вспомнил свой последний огонь, такой прекрасный - золотой листик с красноватым отливом. Чуть неправильной формы. Погасший огонь был шестым из тех, что Мэд зажег здесь, в Пятом Корпусе. Каждый новый был не похож на предыдущий. И похож одновременно. Как дети одних родителей. Раньше Мэд зажигал сильные огни, которые не нуждались в присмотре, большие, иногда свирепые. Но теперь он в Пятом Корпусе, теперь все по-другому.
Спутанные мысли внезапно пронзило страшное подозрение. А что если пластик поссорился с огнем и не хочет гореть? Если он...
"Вот ты как!.." - беззвучно прошептал Мэд одними губами. - "Хитришь, значит, играешься... да я..."
Он потянул простынь, та затрещала, но подалась. Опять крутанулось колесико зажигалки. В этот раз тьму прорезал огонек и быстро перебрался на простынь, шустро побежал по ней, набирая силу. Мэд поднес к пламени кусок пластика , удовлетворенно наблюдая, как новорожденный переползает и сюда. Вскоре на клумбе из пластика вырос оранжевый росток.
"Хитрил, значит..." - прошептал Мэд. - "хитрил..."
Стало хорошо, спокойно. Мэд закрыл глаза, мысленно представляя, как ровно, без копоти горит пластик, как набирает силу пламя вверху, на кровати.
Камера наполнилась живым теплом. Свет потеснил, почти прогнал ночь. При мысли, что все это можно перечеркнуть, потушить, холодело в груди. Все равно, что потушить жизнь.
"Не убивать же." - думал Мэд отрешенно. - "Что я, Тушитель?"
Это же самое он кричал, когда в камеру ворвались санитары, вызванные пожарной сигнализацией. Кричал, пока ему профессионально не дали под дых, а потом не вбили в рот кляп.
Перед тем, как упасть в спасительное беспамятство, Мэд услышал, как чей-то донельзя раздраженный голос прорычал: "В карцер!".
***
Генерал Фабер приветливо улыбнулся вошедшему. Генерал всегда вызывал в посетителях удивление, даже недоумение. Это ему нравилось. Как же, глава Пятого Корпуса, и вдруг - этакий добродушный толстячок, лысоватый, улыбчивый, немного сутулый, ничуть не строгий. Люди - удивлялись, генералу - нравилось, на должность главы Пятого Корпуса других претендентов не предвиделось.
- Инспектор Габински. - представился вошедший. - Вас должны были предупредить. Документы и свои вещи я отдал вашему секретарю.
С точки зрения обывателя инспектор выглядел в точности таким, каким следовало бы быть генералу Фаберу. Штатский костюм не мог скрыть явной военной выправки, а волевое лицо наводило на мысли о том, что в решающий миг его обладатель либо решительно подаст руку помощи, либо спокойно удавит.
Генерал пригласил инспектора сесть, позвонил в серебряный колокольчик, и, найдя удобное положение в широком кожаном кресле, сказал:
- Меня очень даже предупредили, инспектор. Ждал вас, и с нетерпением! У нас ведь здесь болотце своего рода. Скучно нам без посетителей. Государственная служба, она ведь иногда ... э-э-э... отдаляет от народа. Так ведь?
- До сегодняшнего дня не замечал.
- А! - усмехнулся генерал Фабер. - Это как в анекдоте... Пока вы не вошли, товарищ генерал, ничем не пахло?
Фабер хохотнул, Габински не нашелся что ответить. Вошел секретарь - молодой человек в форме, которая сгодилась бы как военному, так и врачу. Он поставил перед каждым белую фарфоровую чашечку и, не сказав ни слова вышел. По кабинету поплыл аромат хорошего кофе.
- Дело в том, генерал, что я сильно ограничен по времени. - сказал Габински, критически посмотрев на кофе. - Мои полномочия...
- Да, да, да! Ваши полномочия - они при вас, они никуда не делись, и никуда не денутся... Но как приятно за чашечкой мокко поделиться друг с другом информацией! Обсудить, прийти к взаимопониманию. Ничто так не связывает людей, как общая информация. Так ведь?
- Был бы рад, поймите! Но не могу. Я просто не вправе. И я спешу. Просто окажите мне содействие. Мои полномочия...
- Насколько спешите?
- После обеда я должен буду вас покинуть.
Фабер закрыл глаза, смакуя кофе.
- Скажите, Габински, - сказал он наконец - вы знаете что такое Пятый Корпус?
Инспектор пожал плечами.
- Это все знают.
- Так вот, Пятый Корпус - это санитарная зона, куда попадают все вывихи нашего больного общества. Да, наше общество больно! Каждый день, каждый час и каждую минуту мы имеем дело с болячками, которые нельзя оставлять в нормальной жизни. Мы, конечно, лечим... как можем... Но еще не было ни одного успешного излечения. А болячек с каждым днем все больше. А места у нас все меньше. Так ведь? Что же получится, если мы не справимся, если Пятого Корпуса не будет? И как же тут справиться, когда к нам наведываются инспекторы, для которых мы - пустое место, и которым плевать и на нас, и на то, что они просто-напросто мешают работе?
Слушая генерала, инспектор молчал, только барабанил по ручке кресла нетерпеливый марш.
- Ах, да - ваши полномочия. - продолжил генерал. - Видите ли, я лицо подневольное и готов понести наказание по всей строгости устава. Вы можете обратиться куда следует. Рассказать, доказать и так далее. Вы вправе. Не удивлюсь, если меня уволят или пошлют... на пенсию. Правда, скорее всего это будет не сразу, по крайней мере не раньше сегодняшнего обеда. Так ведь?
Фабер взял со стола статуэтку китайского дракона, нажал на глаза бронзовой твари и, когда откинулась замаскированная крышечка, извлек оттуда коричневую сигару. Но курить не стал - поднес сигару вплотную к ноздрям и с видимым наслаждением несколько раз втянул воздух носом.
- Хор-роша!
- Боюсь, генерал, вы меня не совсем правильно поняли. - медленно произнес инспектор, после некоторого молчания. - В случае вашего содействия я постараюсь ответить на вопросы. Конечно, только на те, на какие знаю ответ. Но если не знаю - не обессудьте!
- Ну что вы, ну что вы! - улыбнулся генерал, разводя руками. - Никто не хочет заставить человека говорить о том, чего этот человек не знает, о чем не ведает. Мы не такие, мы - за дружбу! Так ведь?
- Месяц назад к вам поступил человек... возможно по ошибке. Зовут его Мэд Олсон. Если ошибка действительно была, я заберу его... С вашего согласия, разумеется.
- Мэд Олсон... - Фабер задумчиво вытянул губы. - не припоминаю. Знаете, за всеми сложно уследить. Разве что-нибудь необычное...
Генерал нажал одну из синеньких кнопочек на большом пульте справа от себя и через минуту они уже выслушивали по внутренней связи подробный доклад.
- А знаете, вспомнил! - сказал генерал радостно, после того как динамик умолк. - Когда его привезли, он тут слегка побуянил, как это обычно бывает... обзывал нас душителями...
- Может быть тушителями?
- Тушителями? Может и тушителями. Это важно?
- Нет... просто пироман... ну и логичнее будет... тушители.
- Габински. Только, как на духу, Габински! Почему именно Олсон? Вполне заурядный случай. Есть, скажем, тут один - он, когда в буйство впадает, стекла ест, железные прутья разрывает, ножи гнет горлом. Или девчушка одна, красивая кстати. Ух, шустрая! Любые числа складывает, перемножает, делит, что-то еще с ними делает. И все это быстрее всех современных компьютеров! И Олсон... почему?
- Я вовсе не уверен, что он нам нужен. Обычная проверка.
- Ну-ну... А что проверять-то?
- Я бы не хотел сейчас об этом говорить...
- А я бы не хотел вас пускать к Олсону.
- Если подозрения подтвердятся, я все вам расскажу. Но если нет - то нет и предмета для разговора.
- Значит Олсон?
- Получается так.
- Девушки, красивые и шустрые, не интересуют?
- В другой раз.
Фабер усмехнулся и нажал зелененькую кнопочку, рядом с синенькими.
- Вас проводят. - сказал он. - Расскажут все, что надо, покажут, дадут потрогать... И последний вопрос: Что у вас там в серебристом дипломате, который вы оставили у секретаря?
Габински встал, крепко пожал вялую руку Фабера и, улыбнувшись, ответил: "Ничего такого. Обычные инспекционные приборы. Я ведь инспектор."
***
В пустующую камеру Габински вошел в сопровождении Адриана, в котором уживались размеры медведя и душа ленивца. Инспектору казалось, что если Адриана ударить, то он сначала невозмутимо спросит: "А за что?". Потом будет тщательно обдумывать ответ обидчика. Правда, вряд ли у кого может возникнуть само желание обижать такого.
Камера еще хранила следы пребывания Мэда: обгорелую постель, пластик на полу, вскрытый тайник. В остальном ничего необычного: серые стены, серый пол, помимо кровати небольшой столик посредине, куда инспектор тут же поставил свой дипломат; ножки столика и кровать намертво вделаны в пол; ни одного окна, двери запираются снаружи, замок - электронный, под потолком - камера наблюдения, дымоуловители и датчики движения.
Видя, что инспектор осматривает тайник в стене, Адриан кашлянул и смущенно сказал:
- Мы закрывали на это глаза вообще-то. Без огня парень был сам не свой, так и свихнуться не долго.
- Считаете его нормальным?
- Не то что бы... Но мы стараемся каждому оставлять какую-то отдушину. Он раньше вел себя пристойно. Огонек у него там... горел да горел себе. Он спокоен - спокойно и нам. Все очень пристойно было.
Габински задумчиво повертел в руках слегка обугленные кусочки пластика, понюхал, подобрал зажигалку, безуспешно чиркнул пару раз.
- Зажигалка есть? - спросил он.
Адриан достал из кармана брюк спички. Инспектор попробовал зажечь пластик. После семи попыток и двух обожженых пальцев он раздраженно спросил:
- Это горело?
- Горело. - подтвердил Адриан.
Габински попытался зажечь простынь. Адриан, выдержав вежливую паузу, заметил:
- Их пропитывают негорючим раствором.
- Как же Олсон все это устроил?
Адриан развел руками.
После камеры они прошли в наблюдательную, где вместо одной из стен находилось стекло с односторонней видимостью, позволяющее воочию наблюдать за тем, что происходит в карцере.
- Это не совсем карцер. - пояснил Адриан. - Бывает, что лаборатория. Иногда здесь ставят дополнительное оборудование, побольше датчиков и вызывают бригаду ученых. А так, в быту - карцер.
Инспектор прижался лбом к стеклу и долго смотрел на худого, коротко стриженого юношу с горящим взглядом, сидящего за столом. Руки у юноши лежали на столе, одна рядом с другой. Если не считать иногда вздрагивающих ладоней, Мэд Олсон не двигался.
Развернувшись, Габински принес серебристый дипломат, раскрыл его, при этом внутри обнаружилось множество каких-то приборов. Выдвинув широкий раструб и направив его в сторону Мэда, инспектор включил оранжевый рубильник, после чего в приборах резво и вразнобой замигало, запрыгали стрелки, поползли куда-то разноцветные индикаторы.
Инспектор напряженно склонился над дипломатом, стремясь разобраться в происходящем. Адриан тоже посмотрел, но вскоре ушел в другой конец наблюдательной. Ему было неинтересно.
***
- Хотите его забрать, инспектор? - спросил генерал Фабер.
Габински кивнул. Они находились вдвоем в кабинете генерала, как и в прошлый раз. Правда, теперь инспектор держал при себе серебристый дипломат, а генерал выглядел не таким благодушным как ранее.
- А почему хотите его забрать?
- Я думаю, Мэд Олсон - не просто пироман. Возможно, он владеет пирокинезом... осознанно или неосознанно.
- Допустим. Но что с того?
- Потенциал его может быть очень большим. Нужны дополнительные исследования.
- У нас здесь отличные специалисты... по роду занятий Пятого Корпуса... ну, вы понимаете... так ведь?
- Спасибо за предложение. Передам его начальству, но, как вы догадываетесь, сам я принимать такие решения не могу.
Генерал взял в руки бронзового дракона, повертел, отставил обратно.
- Вы, инспектор, насколько я осведомлен, все это про Олсона разнюхали здесь. Так ведь? А что было раньше? Как вы на него вышли?
Инспектор почесал подбородок. Сначала сверху вниз, потом обратно, потом ущипнул его большим и указательным пальцем левой руки.
- Мы за ним наблюдали... - сказал он. - в естественных условиях... пока он не попал к вам в Пятый Корпус. В городке, где жил Олсон, э-э... не все благополучно - военное производство. Со всеми вытекающими отсюда... Как бы то ни было, народ там плотно занят работой, на достаток не жалуется. Все живут более-менее одинаково. Странно было, что Олсон бросил работу, стал бродяжничать... ну, и было еще несколько происшествий, к которым Олсон мог быть причастен. Потом он угодил к вам, а это тоже небезынтересно, вот и решили проверить.
- Уж к нам-то - как раз не интересно. Соседи. Обыватели. Бывшие друзья. Незнакомые и малознакомые люди. Все умеют писать, все любят писать, никого не надо заставлять понаблюдать за окружающими и черкнуть письмишко-другое куда следует. А следует, понятно - к нам...
Они помолчали. Генерал мерно кивал, видимо пересчитывая кнопочки на командном пульте, а инспектор разглядывал в окне сизую рваную тучу, плотоядно глотавшую солнце.
- В таком разе не буду вас задерживать. - улыбнулся наконец генерал, когда кнопочки пересчитались, а солнце проглотилось. - Разве что, захотите послушать одну забавную историю?
- Спасибо, генерал, - в свою очередь улыбнулся Габински - но вынужден отказаться. Спешу.
Инспектор встал с дивана, крепко пожал на прощание вялую руку Фаберу и направился к выходу из кабинета. В дверях он обернулся и спросил:
- Мне обратиться к Адриану? По поводу Мэда Олсона?
- К нему - сказал Фабер. - Адриан все вам устроит в лучшем виде - неторопливо, зато пунктуально. Он парень исполнительный. А вот болтовня - это не по его части. Если и знает какую историю - попридержит при себе. Поболтать - это ко мне... да и знаю я побольше... должность такая. Так ведь?
- Всего хорошего, генерал! Рад был встретиться.
- Взаимно. Приходите еще как-нибудь. Кофе попьем, поговорим о том о сем... А будет настроение, так и про Сухую Бухту вспомним... есть такое местечко... вернее было...
Уже почти перешагнув порог, инспектор Габински застыл. Генералу открылось удивительное зрелище - шея инспектора в мгновение ока побагровела, и багрянец, резво вскарабкавшись вверх, тут же перекинулся на уши, отчего они мощно запульсировали фиолетовым.
Когда инспектор вернулся и сел на диван, Фабер, понимающе улыбнувшись, позвонил в серебряный колокольчик. Молча дождались кофе, молча сделали первый глоток.
- Вы что-то хотели рассказать, генерал? - первым не выдержал Габински. Он немного оправился и выглядел сносно.
- Забавная штука, инспектор - произнес генерал, вглядываясь в кофейную вселенную внутри фарфоровой чашки. - Только что вы спешили уйти, и вот - не спешите... Только что о чем-то вас спрашивал я, и вот - спрашиваете вы... Ну разве не смешно?
Габински пожал плечами.
- Не смешно. Обычное дело.
Генерал отхлебнул вселенную из чашки и решил, что дальше затягивать разговор не интересно.
- Представьте себе, инспектор, маленькую деревеньку, домов на десять, не больше. Сухая Бухта... Точнее и не скажешь - все засыхает, засыпает, вырождается... Но кое-что еще теплится, еще шевелится. И вдруг однажды жизнь в деревеньке как проснется, как забурлит! Да только так, что вешаться впору... Сначала они от мала до велика становятся бодрячками... чересчур даже. Ночь для них теперь - продолжение дня, а значит можно поиграть, поработать... Потом работа у них кончается, а руки-то, само собой, чешутся. Ну, они давай искать что-бы поделать. Разносят по бревнышку свои хибары, сараи, лодки - все, что под руку попадется. К ним приезжает власть -добираются и до власти. Льется кровь, и все они просто звереют, потому что понимают - вот оно настоящее дело. Убивать! И они убивают... своих, чужих... всяких. Но это - полбеды. Убитые тоже не лежат сложа руки и возвращаются, чтобы поучаствовать во всеобщем весельи. Нет, это не весело... Это страшно! Раскроенные головы... детские ручонки, сжимающие окровавленный топор...
Фабер на миг прервался, чтобы взглянуть на инспектора Габински. Тот сидел невозмутимо, но, кажется, слушал внимательно.
- Тут в Сухой Бухте появляется паренек. - продолжил Фабер. - худенький такой, чем-то похожий на Мэда Олсона, кстати. Привозят его на красивой машине, сопровождают его важные люди. Но красивая машина с важными людьми уезжает, и паренек остается один на один... вернее один против всех. Проходят сутки, возвращается красивая машина, а в Сухой Бухте - сплошные мертвецы. И тот паренек тоже мертвый. Все мертвы - все спокойно.
- Они убили его?
- Нет, он убил их.
- Тогда почему он мертв?
- Не выдержал. Все население Сухой Бухты - это были его родные, друзья, хорошие знакомые...
Инспектор провел по переносице подушечкой указательного пальца.
- Сухая Бухта, генерал, - это ведь было давно. Тем более, если все погибли... Откуда такая осведомленность?
Фабер засмеялся, но глаза его вовсе не смеялись.
- Осведомленность? Такое длинное, казенное слово... Осведомленность предполагает осведомителей, так ведь? А я собирал эту историю сам. По крупицам, по крошечным таким крошечкам. Это было опасно и захватывающе... прямо как в кино... правда, не могу поклясться, что при съемках фильма ни одно животное не пострадало...
- Вас там быть не могло. - сказал инспектор - тогда зачем?..
- В шесть лет были проблемы с легкими... и меня тогда на год отправили в Таиланд, на курорт... А тот паренек - мой брат, и убил он, в частности, моих родителей.
- Мне жаль...
- А жалеть не надо, инспектор, ведь история еще не закончена! Сухая Бухта - только один эпизод из многих, так ведь? Уж вам-то это наверняка хорошо известно! Если копать изо всех сил - а так и копает шестилетний ребенок, разом оставшийся сиротой - если копать глубоко - а так и копает выросший шестилетний ребенок - то выясняется, что за Сухой Бухтой а также за множеством других подобных случаев стоят одни и те же режиссеры. Догадываетесь какие?
- А вы опасный человек, генерал!
- Полноте, инспектор! Разве могу я быть опасен? Посмотрите на меня... я не выстою против вас и раунда.
Инспектор сделал неуловимое движение и в руке его возник пистолет.
- Я никогда не делаю ставку на мускулы, генерал, - сказал он - только на проверенное железо. Не надо, кстати, нажимать на кнопочки.
Генерал Фабер засмеялся.
- Ах, инспектор, инспектор! Ну, зачем вот так вот прерывать интересную беседу двух умных людей? Я что-то сказал такое, за что меня стоит убить?
- В себе я уверен, - сказал инспектор - хотелось бы быть уверенным и в вас. Прошу не делать необдуманных поступков. Давайте попробуем договориться.
- Вроде бы первая необдуманность случилась не у меня, инспектор. Или мне показалось?
- Нам нужен Олсон и мы его получим. Иначе может произойти ужасное.
- Такое, как в Сухой Бухте?
Габински поморщился.
- Сухая Бухта - одна из немногих наших неудач. Болезненная. Да, болезненная! И для нас тоже. Вы, генерал, многое не знаете... видите только результат... не можете понять истоков. Наш мир окружен злом. В буквальном смысле. Происходит диффузия... от этого не уйти. Но зло инородно, как инфекция инородна здоровому организму. Земля рождает антитела, способные справиться с заразой. Однако бывает, что слишком поздно, и тогда болезнь прорывается, сметает все кордоны; возникает угроза самому существованию нашего мира. Чтобы было понятно, я объясняю все это современным языком, но наше общество существует уже более двадцати тысяч лет, зародившись еще в древней Гиперборее. И тогда уже было известно то, что позже заново открывал Пастер - чтобы противостоять инфекции, инфекции зла, надо сделать прививку.
- Значит Сухая Бухта...
- Это была прививка. Мы сознательно впускаем в наш мир зло... в ограниченном объеме. Но мы готовимся, находим человека или группу людей, способных противостоять конкретному виду зла. Потом делается прививка. Я и вы - коллеги, оба боремся с болезнями общества.
Фабер помотал головой.
- Нет, уж. В отличие от вашей братии я не приумножаю зло в этом мире.
- Наоборот - мы ставим заслон.
- А вам не кажется странным, что не смотря на благие намерения, вы привносите в этот мир именно зло?
- Это прививки.
- Можно не заболеть и без прививок.
- Это не так... в нашем случае нет так. Если вы не отдадите мне Олсона - погибнет огромное количество народу. Огромное!
Генерал прямо и жестко посмотрел на инспектора.
- Забирайте, разве я держу вас?
Габински попробовал встать с дивана, но не смог сделать ни единого движения. Удалось только прохрипеть что-то невразумительное.
На лбу у генерала вздулись жилы. Не отрывая взгляда от инспектора, он подошел к нему, забрал пистолет и, прихватив серебристый дипломат, вернулся к своему креслу.
Направив пистолет на инспектора, генерал сказал:
- Долго держать вас не смог бы. Я не такой сильный, как брат. Наверное, этому я и обязан тем, что жив.
Инспектор пришел в себя и молча потирал запястья и шею.
- Мэда Олсона я вам не дам - сказал генерал. - придут другие - и другим не дам. Ах, как бы я хотел сделать прививку одному из вас!
- Вы почти угадали, генерал - криво усмехнулся Габински - это как раз можно... прививка должна быть сделана не смотря ни на что... Как вы думаете их вообще делают?
Генерал невольно посмотрел на серебристый дипломат.
- Не-ет! - усмехнулся инспектор - это всего лишь техника, бездушная игрушка. Зло всегда приносят люди. Это, разумеется, больно...
Генерал опоздал совсем немного. Когда пуля пробила инспектору горло, Габински уже не был человеком. А не людей пули останавливают не так хорошо.
Последнее, что ощутил Фабер, - это что-то темное, похожее на инспектора, затягивающее в черноту его, Фабера, сознание. Потом сознание погасло.
***
Впервые за последнее время Мэд был спокоен. Когда его перевели в карцер, он почувствовал, что умирает. Но именно здесь, в темном и холодном ожидании смерти, Мэд нашел свой огонь! Больше не надо прятаться от санитаров, не надо доставать спички и жечь пластик. Твой огонь всегда с тобой. Здесь, внутри, в душе. Вот он - золотистый и прекрасный, как осколок солнца. И такой послушный. Хочешь - станет поменьше, хочешь - побольше. Но слишком сильным его делать нельзя - однажды уже прибегали санитары, которым показалось, что руки у Мэда пылают.
Налюбовавшись на огонь, Мэд нехотя вернулся во внешний мир, который неожиданно встретил его тишиной и кромешной тьмой. Мэд разрешил рукам светиться, подошел и толкнул дверь камеры - та легко подалась.
За дверью стоял Тушитель.
То, что это Тушитель, Мэд понял сразу. В существе за дверью пылало отвратительное черное пламя. Безобразное до того, что Мэда тут же стошнило. Черный огонь, извиваясь, лизнул Мэда в лицо, потом прошелся темными языками по светящимся рукам. Стало больно и холодно. Огонь внутри Мэда похолодел и пошел на убыль. Мэд попытался противиться - но все без толку. Черное пламя жадно приникло к золотому источнику. И тогда Мэд Олсон в отчаянии сделал то, о чем раньше не мог и подумать - он потушил огонь, потушил черное пламя. Потушил Тушителя. | | | | Обсудить на форуме |
|
Обсуждение
| Александр Рогулин
 | Хорошая, крепкая и качественная фантастика, создающая непередаваемую атмосферу. Заставляет обдумывать сюжет, предполагает повторное прочтение. Браво!
05.08.2006
|
|
|
