Проверка слова
www.gramota.ru

ХОХМОДРОМ - лучший авторский юмор Сети
<<Джон & Лиз>> - Литературно - поэтический портал. Опубликуй свои произведения, стихи, рассказы. Каталог сайтов.
Здесь вам скажут правду. А истину ищите сами!
Поэтическая газета В<<ВзглядВ>>. Стихи. Проза. Литература.
За свободный POSIX'ивизм

Литературное общество Ingenia: Савл Иноземцев - Каин и Авель
Раздел: Следующее произведение в разделеПрозаПредыдущее произведение в разделе
Автор: Савл Иноземцев
Баллы: 4
Внесено на сайт: 10.04.2006
Каин и Авель
КАИН и АВЕЛЬ

1. Адам познал Еву, жену свою; и она зачала, и
родила Каина, и сказала: приобрела я
человека от Господа.
2. И еще родила брата его, Авеля. И был Авель
пастырь овец, а Каин был земледелец.

Быт. 4:1—2

I

Мир был так огромен.
Древний и величественный, укрытый небом, залитый яростным светом нестерпимо палящего солнца. Он окружал со всех сторон и неподъёмной тяжестью давил на приютившееся в самом его сердце маленькое человечье племя.
Горячий, лающий, как свора разъярённых собак, ветер, не приносил ни капли свежести и облегчения в этот знойный мир, а, наоборот, вдувал в самую душу нещадный печной жар. Он гнал волну за волной по золотистой глади пшеничного поля в сторону человеческого жилья – огороженного куцым заборишком от диких животных, крытого сухой соломой и сложенного из кирпича-сырца вытянутого дома с одной дверью и несколькими лупоглазыми оконцами.
На другом конце поля в гуще пшеничных колосьев стоял немолодой уже человек в шерстяной накидке и в остроконечной шапке на голове – слабая защита от расплавляющего мозг солнца.
Каин.
Окаймлённые сеточкой морщин глаза на выжженном до черноты лице, обрамлённом густой, с лёгкой проседью бородой, с сильным прищуром глядели на восток, где простиралась бескрайняя равнина, уходившая за горизонт, размытый дрожащим от пекла воздухом.
Там лежала земля Нод…
Много дней кряду пропадает там с овечьей отарой брат Каина – Авель. Лишь изредка наведывается он в общину: взять хлеба, оставить молока, шерсти, иногда – мяса. Задерживался он дома ненадолго, день-два – не больше. А потом опять уходил в пустоши со своим послушным и пугливым звериным народцем, успев сказать за всё время пару-тройку слов по делу. Мрачный, нелюдимый, он пугал и отталкивал, но был родным и… нужным маленькому племени, которому весь мир был врагом. И враг тот в любой миг готов был растоптать и растереть неокрепшее человечество – горстку жалких, слабых существ, лишённых когтей, клыков, наделённых и живущих лишь хитростью и чем-то, что они называют разумом, хотя и сами не знают, в чём он состоит и как им правильно пользоваться.
В глубине души каждый, в том числе и Каин, радовался приходу Авеля, как чему-то новому в однообразности жизни, как празднику, как временному пополнению в их ничтожном мирке, где всякий работник на счету. А стоило Авелю в очередной раз покинуть селение, как становилось чуточку грустно. Но повседневность тут же набрасывалась на людишек, и чувства отступали…
Солнце нещадно жгло рассудок, почти сводило с ума: хотелось бросить всё и кинуться в колодец, забыв о том, что нужно в поте лица добывать пропитание себе и общине. Но суховей, казалось, выветривал и эти мысли.
Авель не появлялся слишком долго – так долго он не задерживался в пустоши никогда. Это беспокоило брата. Он лишний раз вспомнил о том, как недружелюбен мир, какой ценой приходится в нём выживать. И если вдруг не стало Авеля, то однажды, по слепой прихоти природы может не стать и всей общины. И это будет означать, что все жалкие попытки людей остаться в живых, были тщетны и бессмысленны.
Духи, защитите!
Но вечно стоять и смотреть вдаль – всё равно, что ждать смерти. Каин согнул спину в бесконечной работе. И очернённая дневным светилом кожа вновь ещё более очернилась от земли.
И так изо дня в день, каждый божий день…

II

Однажды утром это случилось.
Выйдя из дома и направляясь в поле, Каин глянул на восток с надеждой. Она жила в нём, не смотря ни на что. Каждый в селении жил хлебом и надеждой, потому как хлеб приносил надежду, а надежда приносила хлеб. Без неё можно было сразу выходить в пустошь, снимать с себя всю одежду, дав, наконец, солнцу долгожданную возможность убить.
Каин поднял голову и увидел вдали – в последний миг каким-то чудом увидел – еле заметную человеческую фигурку. Через секунду этот человек упал в сухую траву, обессиленный и измождённый, скрывшись за стеной поднятой ветром пыли.
Каин позвал сыновей, и мужчины бегом помчались к месту, где рухнул Авель. А им навстречу медленно вставало солнце, надвигаясь, как вражеское полчище, готовое окатить, словно кипятком, своим жаром немного остывшую за ночь землю. Когда они подбежали к Авелю, тот лежал на сухом ковре выжженной травы, покрытый кровоподтёками и ссадинами, и едва дышал. Он смотрел в разгорающееся небо пустыми безжизненными глазами. В стороне валялся его посох, а вокруг, прижимаясь друг к другу, бродили двое: баран и овца – жалкий остаток отары. Каин со старшим сыном, Енохом, взяли Авеля под руки и на своих плечах потащили к дому, а остальные повели туда же кудрявые остатки отары.
Скотину завели в дом, где обычно с приходом Авеля находились все бараны и овцы. Раненого уложили в глубь дома, отпоили водой и накормили, когда он немного пришёл в себя. Вместе воззвали к духам испросить больному выздоровления.
К вечеру община вернула Авеля к жизни. Первый день сбора урожая был потерян, но никто об этом даже не вспомнил…
Свой, родной и… нужный…

III

На следующее утро все вновь высыпали в поле подставлять спины и головы под удары неумолимого светила. Трудились до темноты, от рассвета до заката махали кремневыми серпами, вязали снопы. Мужчины молчали. Женщины шептались меж собой. Только самые малые дети беззаботно бегали, путаясь под ногами.
В середине дня, когда полуденное солнце раскалёнными хлыстами своих лучей загнало людей в дом, молчали все.
После заката община вернулась в дом для ужина и короткого сна. Каин тихо подошёл к лежащему на циновке без движения брату, чьи глаза, устремлённые куда-то сквозь потолок, пусто блестели в сгущающейся до непроглядности тьме. Он сел рядом:
- Ты можешь говорить? Расскажи, что случилось в пустоши? – попросил Каин спокойным голосом.
Авель в ответ застонал, а потом ответил дрожащим, почти рыдающим голосом:
- Злые духи отняли у меня стадо… - он тяжело, с дрожью вздохнул. – Под видом волков… трижды приходили пожирать моих овец… Никогда не видел столько волков… и чтоб так часто приходили! Это не волки – это духи… злые, злые духи!
- Не поминай их так! Не гневи духов! – зашептал испуганно Каин, искренне боясь ярости сил природы – они и в самом деле никогда не проявляли мягкосердечия. – Духи дали стадо – духи и отняли…
- Лучше бы им и меня сожрать! …
- Молчи! Спи!
Каин в страхе за себя, за Авеля и за всех вокруг попятился от брата. А тот перевернулся на живот, уткнулся лицом в циновку и застонал. «Не стоит с ним об этом говорить!» - решил про себя Каин и улёгся спать, но так и не смог до утра сомкнуть глаз. Более всего он боялся мести духов, не подозревая более ни в ком и ни в чём себе врагов.

IV

Утром вместе со всеми вышел в поле Авель. Он в забытьи махал серпом, лишив себя мыслей и права на отдых. Взгляд его был пуст, а рта он не раскрыл ни разу. Он, казалось, да так оно и было, потерял всякий смысл жизни, который виделся ему лишь в уединённом скитании по пустошам земли Нод с отарой послушных овец. Один, пастырь, ведущий. А теперь он был лишь равным среди равных, пашущих до изнеможения в поле для собственного пропитания.
В таком отрешённом состоянии он провёл все жатвы. Овцу и барана пока пас в округе маленький Ламех. Никто не знал в общине точно, чей он был сын – Каина или Авеля. Авель порой приходил ночью к их сестре Аде, матери Ламеха, которая в остальное время делила ложе с Каином.
Постепенно Авель входил в новую жизнь, стал иногда перекидываться с поселянами редкими словами. И к нему постепенно привыкали, перестали его сторониться, считали уже совсем за своего. Только Каин его сторонился, боясь вновь нарваться на неприятный разговор. Авель этого и не замечал. Теперь ему было всё равно.
Время жатвы подошло к концу, и жнецы отложили серпы. Связали и снесли к дому последние снопы. Много народила в тот год земля. Видать, скоро урожаи в старом месте пойдут на убыль, и нужно будет распахивать новый кусок плодородной почвы. Но сейчас никто не задумывался о таких мелочах – к ним привыкли. Люди считали снопы и радовались щедрости Матери-Земли, такой зачастую неблагодарной.

V

В честь окончания сбора обильного урожая и выпечки первого хлеба из нового зерна устроили праздник. Мужчины пошли на охоту и принесли в дом мясо. Устроили богатый (по своим меркам) пир и стали прославлять духов, Отца Всего Сущего и Мать-Землю за доброту и щедрость. Каин, глава рода, в дар пустил по ветру раскрошенный хлеб с криками благодарения:
- Великие Духи Земли и Неба, Огня и Ветра и Воды! Примите благодарность от людей за хлеб, который дали вы нам для пропитания в количестве немалом! Благодарим, Матерь-Земля, что отдаёшь нам детище своё в пищу в ответ на нашу нежность и заботу о тебе каждодневную! Благодарим тебя, Бог-Отец, Великое Солнце, что даришь нам жизнь!
«Благодарим! Благодарим!» – закричала разом вся община.
И только Авель молчал. Обидно вдруг стало, невыносимо обидно за себя: за труды его не воздалось ему, а лишь убавилось. Злость подступила к горлу. Кровью налились глаза. Глядя на радостное лицо брата, он вдруг зашипел злобно и обиженно:
- Зря стараешься! Не нужна им твоя благодарность! Они по прихоти одной лишь своей захотят – дадут, а захотят – отнимут! И всё им равно, рад ты от того или горюешь. Чего глотку без толку рвать…
- Молчи! – бешено заорал Каин и швырнул в брата горсть песка. – Молчи, не наводи проклятье на мой дом! Скройся с глаз, раз настолько слаб, что не можешь смиренно принять неизбежное и непоправимое!
Авель плача ушёл в дом.
А вся община рухнула на колени и весь остаток дня слёзно замаливала духов, прося для себя милости и пощады. Уже ночью разошлись молча спать – назавтра надо было вновь работать в поле. И каждый верил, что всё у него впереди, привычная жизнь идёт своим чередом и будет идти дальше только к лучшему. И даже речи Авеля уже никого не волновали. Ведь надежда и вера – две самые могучие и жизнестойкие вещи, какие только есть в душе человека. Без них он не способен что-либо сделать, ни с собой, ни с окружающим миром.
И вскоре сон поглотил людей и все их мысли разом. Ночь на земле была глубока и темна, а на небе светла от ярких звёзд, украшавших серебряной россыпью воздушный океан. Стояло полное безветрие, и совершенный покой окутал людское селение.
Ничто в огромном, враждебном человеку мире не предвещало беды. И потому она вошла в дом без стука, как незваная гостья, не с той стороны, с какой её обычно ждали…

VI

Каин проснулся среди ночи от криков женщин. Спросонья стал озираться по сторонам, силясь понять причину охватившего дом ужаса, как вдруг услышал треск горящей материи, почуял жжёный запах в воздухе. По стенам в сумасшедшем танце носились отсветы большого пожара, забегая на обезумевшие от страха людские лица.
Каин вскочил с циновки так, как будто пожар уже коснулся его постели. Он выскочил на улицу и остолбенел: горел весь их хлеб, весь «щедрый дар Матери-Земли». Горел мощно и неумолимо. Столп извивающегося и гудящего при полном безветрии пламени вздымался к небу, выплёвывая дым и сажу – всё, что оставалось от богатств общины, таявших в чреве ненасытного пожирателя. Ярость огня затмевала свет всех звёзд, и потому мир вокруг казался тёмным и мрачным, будто ожидающим, когда исчезнет огонь, чтобы раздавить своей немыслимой тяжестью человечий мирок, оказавшийся теперь таким беззащитным перед лицом голода.
Когда пламя начало угасать, «доедая» остатки пшеницы, Каин вышел, наконец, из оцепенения и огляделся по сторонам. Вдали от всех, у изгороди, сидел Авель с дикой улыбкой на губах, обрамлённых слегка подпалённой бородой. Он глядел на огонь, как на лучшее из своих творений.
Каин опешил. Человек! Человек принёс в его дом беду! Человек человеку… волк!
Скрежеща зубами, Каин двинулся к брату тихо и медленно, и тот не сразу его заметил. Он тут же вскочил с земли с безумным взором, не снимая с лица нелепой улыбки, хотя глаза его перестали светиться радостью. Все общинники сбились в кучу и лишь наблюдали за происходящим со стороны, не смея вмешиваться в дела старейшин.
Авель, пятясь назад от медленно звереющего брата, заорал диким, срывающимся голосом, переходящим в рыдания:
- А что? Что же ты злишься, брат? Смотри: вчера у тебя было всё, а сегодня – ничего! Что же так злит тебя? Разве ты не можешь смиренно принять неизбежное и непоправимое? Отчего не благодаришь своих духов? Ведь вот они тебе дали, а вот – отняли! Приняли жертву от меня, а теперь пусть примут от тебя! Не какие-нибудь там крошки хлеба…
И когда Авель затих, чтоб перевести дух, набрать воздуха в напрягшуюся до предела грудь, вдруг, невесть откуда, подул, набирая с каждой секундой силу, ветер. Каин в страхе оглянулся на угасающее, но всё ещё мощное пламя. Но ветер, к счастью, дул в другом направлении, и огонь не мог достать соломенную крышу.
Улыбка сошла с лица Авеля. Медленно сходя с ума от болезненной зависти, он завопил пуще прежнего:
- Не принимают! – лицо его исказила злобная гримаса. – Почему они не принимают? Ведь так легко они взяли жертву от меня, а теперь не хотят принять от тебя! Злые, злые духи!
Авель замолчал и тупо глядел на угасающий огонь, забыв про Каина и думая лишь об этой «великой несправедливости», привидевшейся ему в случайном жесте природы. Он даже не заметил, как разъярённый брат, не глядевший больше никуда, а лишь на Авеля, постепенно приблизился к нему.
И Каин с диким воплем бросился на младшего брата. Он стал беспорядочно наносить бешеные удары руками Авелю по лицу, по шее, по животу, груди и спине. Тот даже не успевал отбиваться или уворачиваться от побоев. А Каин схватил его за волосы, завалил на землю, стал бить ногами, затем сел сверху. И бил его, бил, пока тот хрипел и плевался слюной, кровью и выбитыми зубами, уже не в силах сопротивляться. Бил с остервенением, злобно и беспощадно, пока сам не упал от усталости на тело уже потерявшего сознание брата, вымазавшись в его крови. И он зарыдал молчаливым судорожным плачем.
Некоторое время спустя Каин встал с полуживого и бесчувственного Авеля, продолжая плакать, и подошёл к догорающему будущему всей общины, из завистливо-злобной обиды сожжённой всем им родным человеком. Сел на почти не остывшую за ночь землю, и зарыдал в голос, обращаясь к встающему из-за восточных пустошей солнцу. Оно само ещё не появилось из-за горизонта, но уже выпустило в небо стаю первых, пока холодных отсветов. Но за этими отсветами скрывалось его могучее расплавленное тело, в котором мнился первобытным людям сам Отец – Бог, дарующий жизнь и её отнимающий.
- За что, Отец?! – Каина трясло, как от сильного мороза, челюсть дрожала, а голос срывался. – Жар твой жжёт нас, духи мучают и днём, и ночью, птицы пожирают посевы, а волки терзают овец и баранов! И вот уж мы, люди, лаемся и рвём друг друга! За что, Отец?!
Какое-то время стояла тишина, только ветер пел гимны встающему солнцу, а Каин сидел на земле в немой мольбе, глотал слёзы и глядел на синеющее от первых лучей небо. Грудь старейшины рода высоко и судорожно вздымалась – он тяжело дышал, а к горлу подкатывали всё новые и новые рыдания.
И пока тот голосил, от криков брата очнулся Авель. Он злобно и болезненно улыбнулся, глядя на сидевшего к нему спиной Каина, и тихо, шепелявя разбитым ртом, ответил за безмолвное небо:
- К кому ты взываешь, Каин? Кого ты зовёшь? – он хрипло хохотнул. – Бога?! Ты обращаешься к Богу? Ты, наверное, Его о чём-то спросил, и ждёшь ответа? Или помощи? Не будет ответа, Каин! Не будет помощи! Он забыл о тебе. Он забыл обо мне. Он забыл о нас всех, как только создал. Его нет среди нас! Бог – он там, высоко в небе, а мы – мы здесь, на земле, и Ему нет дела до людишек. Оглянись вокруг, Каин: мы совершенно одни в этом мире, и мир весь против нас, и никто нам здесь не поможет, кроме нас самих. Мы выпущены однажды в сей мир, как овцы на съедение волкам. И теперь мы сами по себе; мы обрели разум, отделили добро от зла, и в том наша единственная сила и помощь. Бог не дал нам когтей и зубов, не дал нам звериной силы и скорости. Мы обречены вечно копошиться в дерьме и из дерьма же делать собственный мирок, отгороженный от остальной природы изгородью, которая будет со временем крепчать и становиться выше. И в этом мирке НЕТ И НЕ БУДЕТ БОГА! И не будет никогда ни нам, ни нашим потомкам покоя. Люди увязнут во враждебной силе собственных изделий. Мы привыкли к врагам, и будем всегда искать и находить врага где бы то ни было, даже в себе! И нет Богу дела до нас, потому что мы его ошибка, и по мысли Его должны, в конце концов, исчезнуть, раздавленные всей силой этого мира… или он исчезнет сам…
- Замолчи! – во время этой тирады Каин шарил руками вокруг себя, пока не наткнулся на большой булыжник. Он схватил его обеими руками, размахнулся из-за спины и опустил на голову брата, размозжив череп, под покровом которого скопилось так много злобы и страшных для Каина богомерзких мыслей.
И Авель больше ничего не говорил…

VII

…И Каин уже ни о чём не думал. Потрясенье было слишком велико, и разум был не в силах что-то воспринимать и осмысливать. Его взгляд опустел, лицо более не выражало эмоций. Измазанный кровью убитого брата, он сидел и смотрел на восходящее солнце, готовое освещать новый мир, где человек убил человека… Где брат убил брата. И мир забросал горстку безжалостных к себе и друг другу тварей палящим светом, как камнями забрасывают преступников.
Каин медленно оглянулся и увидел пустыми, лишёнными искры мысли глазами, как рядом с ним и с трупом убитого им Авеля стоит маленький Ламех и без страха наблюдает за жуткой картиной. А к нему уже бежит мать, заплаканная, но молчаливая Ада, чтобы завести сына в дом…

VIII

Люди покинули свой прежний дом.
Люди ушли на Восток, в землю Нод – землю Изгнания. Ушли, чтобы долго им и их роду скитаться по грешной земле, не зная пристанища. Не зная дома…
Каин повредился рассудком. Превратился в безумного старика, лепечущего ерунду про духов, про Бога, проклинающего своего убитого брата – Авеля. Люди таскали его за собой лишь из почтения к отцу семейства. Как глава общины он был теперь никчёмен, и эта обязанность перешла к старшему сыну – Еноху.
Баран и овца – остатки прежней отары – наплодили новое стадо, и люди пасли скот, как прежде покойный Авель. Они навсегда забыли о земле, и лишь много лет спустя их потомки вновь прикоснулись к ней, чтобы выращивать хлеб.
Так бы Каин и умер своей смертью, сумасшедший старец с бременем тяжкой вины на душе, но внук его, Ламех, повзрослев, возроптал, отказываясь волочить его за собой, ухаживать за ним и тратить на него пищу. Он тихо умертвил однажды Каина, вспомнив, как легко у него на глазах тот убил своего брата, Авеля…

«Я убил мужа в рану мне и отрока в язву мне!»
Сказал человек.

Апрель - май 2004 г.
Май 2005 г.
Февраль 2006 г.
Петроград


Отдельное спасибо Игорю Масленкову за помощь при правке
Обсудить на форуме

Обсуждение

Наталья Черёмина
Потрясающе живо написано - все как будто перед глазами стоит. Интересная интерпретация библейского сюжета. Нет белых и черных. Есть мощь дикой природы и психология древнего человека, отчего хочется крикнуть: "Верю!" Очень хорошо.
24.04.2006


Exsodius 2020
При цитировании ссылка обязательна.