Не верится в безликую судьбу,
Она, на удивленье, многолика...
Однажды, в деревенскую избу
Зашел, и к огоньку подсел калика.
Плясали искры жаркие в огне,
И там же, погибая, оставались...
Слепец заговорил о вещем сне,
О вечном сне рассказ повёл скиталец.
О душах неприкаянных, о том,
Что жертвенный огонь горит упрямо,
Что ставят образа не в каждый дом,
О капище языческом у храма...
Готовит зло удар из-за спины.
Господь не только любит, но и судит...
Но поровну дворы разделены,
Угрюмо кулаки сжимали люди...
Очаг погас под карканье ворон.
Умолк старик...
Прервалась нить рассказа...
Под утро в неизвестность вышел он,
Перекрестившись истово три раза...
...Заспорила деревня, завелась,
Запуталась в обидах и проклятьях.
Потоками лилась такая грязь,
Что разгребать её...
- За вилы, братья!
Сошлись в жестокой сече мужики,
Проверив топоры и вилы в деле...
На бабах, детях...
Русые виски
В тот вечер в цвет заката заалели...
Калика возвращался чуть живой,
И чувствовал - не греет крест нательный.
...Глухую тишину прорезал вой
Брюхатой суки, раненной смертельно...
Он понял всё...
Он молча крестик снял.
Встал на колени тихо и покорно...
Достал, сверкнувший пламенем, кинжал
И полоснул по старческому горлу...
Деревня, как положено, спала.
Всё было чинно, призрачно и сонно.
Грустила одинокая ветла...
...И колокольчик звякнул обреченно...
|