| Литературное общество Ingenia: Климов Леонид - Письма из Лувра | | Письма из Лувра | | I.
Твой двойник мне пишет письма из Лувра,
проникая сквозь тени огромных залов
в моё, ставшее тонкими нитями утро,
в моё, бывшее лёгкой иронией «завтра».
почтальон в синей куртке, пошитой из неба
улыбается солнечно по этикету…
«за Ла-Маншем… кофе… ругалась с констеблем…»
почему в каждой строчке только об этом?
где же царская бледность и шёлк поцелуев?
что ж опять о Варшаве, о Риме, о Вене?
исчезая на годы в придуманном «лучше»;
навсегда, оставаясь в цветущей сирени
утомлённой столицы прошедших столетий,
где по Летнему саду гуляют позёмки...
это правда, как то, что шесть цифр на билете
для тебя с каждым часом всё более ёмки.
II.
Твой двойник мне пишет письма из Лувра.
я хочу заметить, он странный автор.
вспоминает стихи и ранние сутры,
зимний сад Астории в месяц август.
это после того, когда страны и реки
обмелели до кости умершей рыбы
и забыв расписания, старый ректор
не находит следов крутобоких рытвин.
разве были шрамы ручьёв по снегу
или горького времени дно пробирки?..
наших знаний хватает врасти в Synergos,
опустевшей души и закрытой биржи.
и уже не узнать о слезах Джоконды,
о тюремных кошмарах м’сье Аллигера.
пересадки, станции, лица, вагоны,
повод выпить, забыть, успокоить нервы.
III.
Твой двойник мне пишет письма из Лувра,
всё конечно не кончено, но однозначно
не сказать, потому что просыпалась пудра
на последнюю строчку и в том незадача…
откровения хватит выпить полчашки
"Mountain Blue" с коньяком или проще с лимоном
мы всё реже встречаемся. спишемся. чаще
будем думать о снах, друг о друге и может,
совпадая желаньем и выпавшим рейсом,
где-то между Парижем, Москвою и солнцем
мы распишемся снежно на порванных рельсах,
на холодной табличке смешного посольства
«Л+Н…» не разменяны в нас на ответы
только дымные струи иранской кальянной
незнакомые чувства укроют в рассветах,
незнакомый нам город оденут в туманы.
IV.
Твой двойник мне пишет письма из Лувра
эти ровные строчки, что волны Сены,
эта ночь для гаданий из медной турки
от Бальзака, входящего тенью в тени
точно так и мы понимаем границы
и условность слов, их значенье, подмены…
«не поднимется выше крика птица…»
«в одиночестве видишь не двери, а стены…»
говорящий невнятно хранитель экрана
семенит в бахилах: секунды, годы.
твоё имя с восточных провинций Ирана
принесло в Москву перепады погоды.
я его отдам песням старой карелки
этой странной смеси Европы и бездны,
«капля крови в зелье из чёрных кореньев…»
как красива ты будешь в платье невесты…
V.
Твой двойник мне пишет письма из Лувра,
иногда забываясь на старофранцузском,
мне б тогда разменять слепоту на мудрость
и предчувствием слышать истоки и устья.
в наши реки войти, не позволено дважды
и похожи на змей с ледяною кожей
их теченья незримые, так ли важно
нам придумывать, что-то за словом «может».
на три оси времени сбросив объёмы
ощущения жизни до самого счастья,
затаиться впотьмах, словно в комнатах комы,
откликаясь на свет, «прощай» или «здравствуй»
и остаться собой или только с собою
между югом и севером, в войнах без ложных
наград за храбрость чужую, в бойне
за нас-
тоящую невозможность.
VI.
Твой двойник мне пишет письма из Лувра,
понимая сейчас осторожность нелепа,
облачая в хоромный наряд и в стоялую утварь
слова без истории, без облаков и без неба.
коктейль шахнаме с калевалой попробуй и в сутках
на двадцать три чАса проблем окажется меньше
но мысли случайны и не излечима сутулость
стульев от мастера с именем «всё неизменно»
знаю нам свойственно всё, что не смогут потери
отнять от восточного танца и прошлого года
и маски закатов всех новых и прежних империй
хранятся в шкатулке, где снова одет не по моде
открытый как двери, но всё ж незнакомый нам город
с посольством и почтой, где голуби помнят маршруты
придуманных чувств и расставлены жёлтые горы
ночных фонарей перед тем, как случается утро.
| | |
| |
