Первым делом - присесть на пенек -
Подмосковный и с виду престижный.
Этот пень, получается, мог
Бонапарту штанины просиживать.
И мотая столетья назад,
Ощутив зажигалку в кармане,
Посидеть, как простой супостат,
Одержимый слегка пироманией.
.............................
Дальше - больше. Охотничий ряд.
(Поправляет таксист - мол, Охотный)
Очень странно в Москве говорят,
И базар не такой уж и модный.
Мавзолей. Караул сторожит.
Площадь классная! Супер! Явление!
Но подходит какой-то мужик,
Разодетый и в гриме под Ленина.
Он хватает за руку меня -
Фотографию? Мажет елеем...
Эй, мужик, я б тебя поменял
На того, кто лежит в мавзолее!
.............................
О, такого не встретишь у вас! -
Оживляет таксист разговоры. -
Посмотрите направо - в анфас
Воробьевы (известные!) горы.
Нужен кто-то, кто в бошку вобьет
Горожанам - двусмысленно это...
Даже их - городских воробьев -
Мы загнали в специальное гетто!
.............................
В Домодедово - рано еще,
Погуляю - здоровью полезнее,
Я поэзию, кстати, ищу,
Только что-то не видно поэзии.
Если взять москвича тет-на-тет,
Оторвать от привычных мозаик,
Он, наверно, хороший поэт,
Но в толпе он - банальный прозаик.
Я уже промолчу про метро,
Там поэтов зарезало поездом,
Там фальшивый визжит камертон,
Словно кот под пятой Мегаполиса.
Зря купил я подземный билет,
Завирает стучащее лезвие,
Что поэзии не было, нет,
И вовеки не будет поэзии...
|
