| Литературное общество Ingenia: Олег Комков - Стихотворения 2012 г. | | Стихотворения 2012 г. | |
***
Мелькнёт порою призрак лета
В просвете сна: из вьюжной мглы
Увижу зелень бересклета
И сосен мшистые стволы.
Нахлынут образы приливом:
Росы лучистая игра,
И шелест крон в лесу шумливом,
И золотые вечера,
И лунный блеск ночных излучин,
Где в сонной, стылой тишине
Лишь плеск весла да скрип уключин
Подолгу внятны были мне...
3/5. Этюд
Преизбыточество сновидческой канители
Над февральскими обесцветившимися буднями;
Одиночество несбывающейся метели,
Мимолётностями бесплотными, беспробудными
Обволакивающей выморочность постели.
Измывается лицедействующая вьюга,
Забавляется неиссчётными ипостасями
В обречённости рассыпающегося круга,
Где истаивают невыслушанные стасимы,
Тайноведеньем завораживая друг друга.
Ни проклятья, ни искупленья, ни покаянья -
Только зыблется бестелесными обелисками,
Развевая полуистлевшие одеянья
Над пространствами отдалившимися и близкими,
Утишающая оставленность недеянья.
Деревья
Нести безмолвия живое бремя
всей плотью, от корней до тяжких крон,
всем существом, врастающим во время,
природе воздвигая царский трон;
в твердынях чрев хранить родное семя,
пресуществив веков глухой урон, -
о, с твердью твердь связующее племя,
чей каждый ствол - спасающий Харон!
Ужель судеб тугие узловины,
в наростах лет на сохнущей коре
трудов и тел, увязших в бездне вещной, -
подобно вам, немые властелины,
сплетаясь и ветвясь, влекут горé
прозябший дар нетленности предвечной?
Вечер
Окаменел сгустившийся покой
И света в небесах почти не стало -
Как будто ветхий дух провёл устало
По их челу замшелою рукой.
И кажется, что в меркнущей дали,
Где истлевает окоём багрово, -
Безмолвствует, огромно и сурово,
Как сновиденье, на краю земли
Ещё никем не сказанное слово.
Весть
Для тайны надобно немного:
Печаль в безветренной ночи
И несказанная тревога
В священной немоте свечи;
И на пороге душной яви
Прохладный шелест лёгких крыл,
Как будто сон, причастный славе,
У входа занавесь раскрыл.
Отсутствие
Тверди чернеющий зев.
Воздух бесплотен и пуст.
Где-то меж сохлых дерев
Редкий пророческий хруст.
Матовый отсвет слюды
В мёртвой прохладе песка.
Пальмовых листьев следы.
Пальмовой ночи тоска.
Нет на земле ни души.
Меры и времени нет.
Где-то в межзвёздной тиши
Сбилось движенье планет.
Мира истлели черты.
Страшен несбыточный час.
Вещая ночь пустоты,
Вечно впускающей нас.
Triduum Mortis 2012
Sapientia mundi
В садах Афин и в термах Рима,
От вечности навеселе,
Неведенья венец незримо
Нести на праведном челе;
Иль, запершись в холодной келье,
Средь ветхих символов и числ,
Как чудодейственное зелье,
Впивать событий тайный смысл;
Зрить высший промысел в стихии,
На африканский выйдя брег;
Вещать в церквах Каппадокии
О естестве, поправшем грех;
Провидеть горние селенья
И, плоти преступив черту,
Входить, горя от вожделенья,
В блаженный мрак и немоту;
Иль, тешась праздною игрою
Пред шумным людом площадным,
Внимать незыблемому строю
В текучих жестах пантомим;
Дыханьем строк творить закаты,
Громады гор и бисер звёзд,
И сны, безóбразно-крылаты,
Как в сумерках поющий дрозд, -
Навек безмерную тревогу
Вместила мира нищета:
Алтарь неведомому Богу -
Души священная тщета.
Дуино
Небо над горней клетью —
Словно хладная сталь;
Близкому новолетью
Внемлет, немея, даль.
Сердце внемлет, немея,
Дням, что таит простор;
Бледен, точно камея,
Сумерек стылый взор.
Грозно, из ниоткуда,
В заворожённый час
Вдруг врывается чудо
Сонмом гласов и глаз.
Страшен трепет воскрылий,
Плоти дрожит юдоль;
Вновь из призрачных былей
В память врастает боль.
Вновь процветшая лира
Древний рождает стон,
Тёмную завязь мира,
Хрупкой души бутон.
Грех иль промысел рока —
Зрея в муках, терпеть
Вечность, куда до срока
Слову дано успеть?
Акрополь в Несебре
Немых веков немыслимая кладь
низвергнулась на град, обрушив крыши;
как зов небес, в зияющие ниши
прохладно-голубая льётся гладь.
И чутким сном почиет благодать
меж пыльных плит, ниспосланная свыше
на холм и храм, и ветер вьётся тише
над стогнами, отвыкшими страдать.
Я осязаю древний жар ступеней;
фракийский полдень, схваченный в тиски
ромейскою тяжеловесной аркой,
меня влечёт, незримой соткан паркой,
и крики чаек трепетно-близки,
как отзвуки священных песнопений.
Июльский дождь
Дождливый полдень землю баюкает;
В дремоту вросший, медленно дышит сад,
Листы, напитанные влагой,
Тяжки, что сном налитые веки.
Стекает с неба время бессвязное,
И капли, словно тусклых мгновений рой,
Летят рассеянно сквозь ветви,
Шелестом смутным наполнив воздух.
И снится саду мглой осененная,
В печальных красках, осени поздней даль,
И бледен цвет неспелых яблок,
Точно виденье иного света.
***
Твой сон - дитя. Беспечною рукой
Погладит прядь, мерцающую златом,
И гасит явь, подобен тем закатам,
Что льнут устало к мягкой мгле мирской.
Ужель забыл о бытии крылатом,
К тебе прижавшись пухлою щекой?
И млеющий младенческий покой
Овеял губы млечным ароматом.
Твой сон - дитя. Ему приснишься ты,
Обласканная облаком постели,
Облечена в молчанье и мечты, -
И, к ночи прикасаясь еле-еле,
Блаженно мреют бледные черты,
Колеблемые в лунной колыбели.
Ананкэ
О, сколько б тусклый прах земных дорог
нога комедианта ни топтала,
вовек о скорбной участи Тантала
трубить надрывно будет древний рог!
Железной хваткой горло сдавит рок,
и вновь подъемлем с ревностью вассала
мы камни слов - священные кресала,
чтоб жертвы огнь возжечь в урочный срок.
В пылу агона нет с судьбою сладу;
как миф, страшна космическая роль, -
и, коль в игре добьемся мы успеха,
нам от богов достанутся в награду
пространства опрозрачненная боль
и страждущих светил глухое эхо.
Вечер
По небесам сновидческий покров
Простёрся вдаль, как бездна снеговая,
И вьются вихри, звёзды овевая,
В хрустальной мгле заоблачных миров.
Хрустит чуть слышно мёрзлая листва
В тиши, под чьей-то лёгкою ногою, -
И реет, внемля хрупкому покою,
Незримой сенью вечер Покрова
Над осенью, что райский стыд, нагою.
Ночь
Таятся, чужды глазу-изгнаннику,
Все вещи, полнясь чудом и полночью;
Стоит безвиден храм вселенной,
Словно простор, потерявший меру.
Вот-вот шагнёт в умолкшие пустоши
Седое время смертною поступью:
Врата приотворив украдкой,
Смотрит с порога застывшим взором.
Но с нежной силой чьё-то дыхание
Утробу мглы колышет бездонную:
То чутко спит эон-младенец
В посеребрённой небесной люльке.
Предсонье
Исчезанья час ежевечерний;
Что врата - сомкнувшиеся веки:
Положив предел дневному зренью,
Душу оставляют безысходно
Бредить неземным, ночным пейзажем.
Тишиной становится пространство,
Вязкой формой поглощая вещи,
Звуки, очертанья, обстоянья,
Расстоянья, вехи, вести, время,
Увлекая душу вместе с телом
В нежные объятья дальней близи,
Из которой зримы, словно в дымке,
Бытия мерцающие грани -
Всякий раз как будто бы впервые,
Всякий раз как будто бы в последний
Краткий миг...
Так благостна бывает,
Верно, близость океанской бездны,
Что, гудящей тишью оглушая,
Вдруг даёт почувствовать невольно,
Как стремится смертная природа
Быть посланьем - в небо, в вечность, в Лету?..
И душа уносится всё дальше
И, на волнах забытья качаясь,
Сладостно немеет и беспечно
Тонет в переливчатых пучинах,
Как письмо, доверенное морю
В крепко запечатанной бутылке;
Вот уже совсем её не видно,
И сама себя она не чует.
Кто ж остался в этом зыбком мире,
На остывшем берегу песчаном,
Где следы, что истекают смыслом,
Скоро станут чёрных волн добычей?
Страж иль призрак без души и тела,
Коему назначено до срока
Тосковать об излетевшем слове,
В сердце пустоту хранить смиренно
Да глядеть, как плавятся закаты
Сургучом над пожелтелой гладью?..
***
Как странно тускл осенних снов букет,
Беспомощных, что вымерзшие розы!
Лишь изредка прольёт скупые слёзы
Над ними время - сумрачный аскет.
И чувств благоухающий сонет
Сникает в стылом равнодушьи прозы...
Как странно тускл осенних слов букет!
***
Пред ким ће поћи да негде засни
Ледена звезда са речног дна?
Jован Дучић
Тяжёл, как весть, полночной яви полог
Над мирным ложем призрачного сна.
В моих объятьях осень холодна,
И чёрный взор её прощально-долог.
Лучом тоски пронизана до дна,
Душа мерцает в сумраке, одна, -
Больной звезды оледеневший сколок.
Возлюбленной
О, зачем так долго, с тоскою страстной,
Не пьянея, тщетно в себя вливаем,
Как вино из позднего урожая,
Терпкую осень?
Разве злому времени можно верить?
Бросить вмиг способно, едва захочет,
На главы, как саван, небесный полог
Райского ложа!
Разве нечем больше наполнить чаши?
Есть в мeхах сердечных вино иное:
Рдея, полнит вены блаженный нектар,
Дар Афродиты.
Ах, вкусим ли снова ненастной ночью
Мы с тобою этой священной влаги?
Стонет, бредит, стынет душа, тоскуя...
Кончится ль осень?
Зимние сумерки
Зима пришла, как смерть, развязна,
Снегами твердь испепелив,
И дудки ветра треплют праздно
Её назойливый мотив.
Принарядившись по старинке,
Хрустит костьми седой декабрь:
Близки весёлые поминки,
И полоумные снежинки
Во мгле танцуют danse macabre.
Призраку Отелло
Для всех чужой, ты был годами пьян
Одной ненасыщающей любовью;
Но тайно вился змий по изголовью -
Седой, как небо, лекарь и смутьян.
И чёрный дух течёт бесплотной кровью
Из всех, отверстых в ночь, незримых ран,
И вновь зовёт кочующий обман
К огням пустынь, к последнему становью.
Во мраке яви топишь взор больной.
Там сон-скиталец бредит, будто Каин,
Безумной жертвой и сквозь мёртвый зной
Бредёт стезёй проклятья, неприкаян,
Но храм тоски обходит стороной,
Святых не смея причаститься таин.
Монодия
Сведущее сердце, замолчи!
В сумраке, мерцая и маня,
Тихою отрадой для меня
Теплится безмолвие свечи.
Призраки истаявшего дня
Шепчутся в неистовой ночи.
Меркнущее сердце, не шепчи,
Правду одиночества кляня!
Нежные заискрятся лучи
Ало-серебристого огня:
Выйди помолиться за меня,
Алчущее сердце, - и смолчи!
О душе
1
Душа, как сон, безвидна и бледна.
В глубинах зыбких не отыщешь дна.
Ужель дано её измерить словом?
Ведь у души и слова суть одна.
Душа, как сон, бесплотна и бедна.
Лишь руку окуни - коснёшься дна.
Не так ли в каждом изреченном слове,
Что пустота, зияет суть одна?
2
Навеки слитый с явью сладкий сон - твоя душа.
Слепая тень, что в твой проникла сон, - моя душа.
Скажи: коль, ослеплённый сном, в тебе прозрею, разве
Одной душой не станет этот сон, моя душа?
Tre sonettini
Е.К.
I
Сокрыт во мгле мой сероглазый рай!
Обманутое, где-то бредит лето
Миражем непостижного Сполето
Под призрачно-шальной вороний грай.
Смеркается. Играй, душа, играй
Бесхитростный мотив полусонета!
Блестит во мгле мой сероглазый рай...
II
На каком несбывшемся причале
Это было? Как волна, бездонна,
Нежно-робкой поступью печали
Ты прошла, нездешняя мадонна.
С той поры один восход встречали
Мы с тобой... О нём ли грезишь сонно?
О каком несбывшемся начале?
III
Туманен взор - печальный хризолит,
Как память в лёгком кружеве метели;
Но мягки тени облачной пастели,
И сказкой день, что давний сон, разлит,
И в воздухе - морозный зов свирели...
Пускай тебя сегодня окрылит
Прозрачно-хрупкий ангел Рафаэля!
Мистагог
Александру Владимировичу Ващенко
Омыт священной свежестью дождей
твой тайный храм, где слышен рокот моря;
косноязычью Бога дерзко вторя,
ты за собой ведёшь земных вождей
сквозь тени слов - мерцающих идей -
в бездонный миф, где слиты в гулком хоре
покой и страсть, сон, бденье, счастье, горе,
текучий ямб и трезвенный спондей.
И памяти сверкающие шельфы
любовью наводняет тот же глас,
которому смутясь внимали гвельфы;
и перед взором просветлённых глаз
стоят во мгле миров, во всякий час,
бессмертным духом рдеющие Дельфы.
Ночной Икар
Возможно ль, что, когда умолкло слово,
как перья крыл, развеявшись над морем
(молчанию тому с тоскою внемлем
поныне мы), - навеки не прервался
его немой полёт? быть может, в миг,
когда познал он дважды облик смерти:
сначала - ослеплённый близью солнца,
потом - проглоченный глухою бездной,
где под лазурью, призрачной и льстивой,
таятся тьма и хлад; быть может, в миг,
когда пространство обернулось ложью,
а истина, как боль, сдавила сердце
тисками неземного осязанья
и, как Протей, явилась неслиянным
слиянием стихий - и тяжкой влагой
наполнился сухой, прозрачный воздух,
и стал огонь могильною землёю, -
в тот безначальный, неделимый миг
младая жизнь, влекома притяженьем
суровой тайны, что питает звёзды,
скользнула в мир настолько же иной,
насколько ночь от века пребывает
иною дню, и в новой, чудной яви
одним и тем же сделались для духа
паренье и паденье?
Да, он стал
ночным Икаром, древним, словно тени,
спадающие с крыл полночной птицы,
и вечно юным, как хмельные боги,
что нежатся в лучах живого света,
зияющего тьмой.
Вообрази:
как тягостно и сладко погружаться
в тягучее, что патока, бессонье,
в текучий, вязкий, непробудный хаос
бессмертия! как благостно и страшно
с неутолимой жаждой пить до дна
пьянящий сумрак, растворённый ночью
повсюду и нигде, и, забывая
само забвенье, вторя славе отчей,
бесплотно возноситься, словно ястреб,
в нечаянно разверзшуюся пропасть
родных глубин - и падать, падать, падать,
сухим листом, мертворожденным камнем,
в пустынную, немую черноту
родных небес!
(О, быть как ночь, предвечным,
как эта ночь, незримым, вездесущим,
как ночь любви, безумным, ненасытным,
как ночи гнева, яростным и бурным,
как ночи горя, бледным и бессильным,
как ночь творенья, щедрым и надзвездным -
быть всем, как ночь!)
Гляди: живое тело
развеществленной мглы, густой и лёгкой,
спускается неспешно с небосвода
и ширится, втекая, будто омрак,
в седую явь; пресуществляя чувства,
всё глубже, глубже падает - и вот
уже совсем лишает нас простора
и в падшести многоочитой реет
над миром, где когда-то смолкло слово,
что твой Икар, ударившись о волны, -
и до рассвета делается нами,
в тоске всевластья смутно воплотив
неведомое существо полёта
для смертных душ.
Ты видишь ли, Дедал?
Иное
Весть вспыхнувших слов -
Дар в зимней ночи.
Десть писчих листов.
Жар ветхой печи.
Слит с пламенем слух.
Сон к окнам приник.
Бдит сумрачный дух:
Звон длится лишь миг.
Стих - тающий след,
Взмах огненных крыл.
Тих тлеющий свет.
Прах сердце покрыл.
Явь щерится мглой,
Пир правит метель.
Навь сгинет золой.
Мир манит, как цель.
Экспромт старому году
Согбенный год не хочет уходить,
Хоть знает, что уже напрасно ждать:
Ему никто не сможет угодить,
И помыслов его не угадать.
Желанье ль напоследок загадать?
Иль молча до порога проводить?
А то ещё - загадку загадать...
Да вот впросак боишься угодить.
Как ни упрямься, время уходить.
С уходом лишь приходит благодать -
Не прогадай! Ведь миг не упредить:
В него не угодить... не угадать.
Прислушайся
Прислушайся: в сердце - хрустальная тишь.
Лишь холод ласкает умолкшие струны,
Да ветер выводит незримые руны
В просторах, которым тоски не простишь.
Иль, может, простишь? Снежноликой зимы,
Приснившихся песен и праздника ради -
И звоном хрустальным взыграет в отраде
Прозрачная ночь, где потеряны мы.
Прислушайся: в мире - хрустальная тишь.
Чуть тронешь - осыпятся наземь осколки
Разбитой звездою с рождественской ёлки...
Ах, просто послушай! Услышишь - простишь.
Вечер
Мы вновь - волхвы. Над снежной белизной,
Спелёнатая в колыбели рая,
Взошла звезда, младенчески играя
Сусальной мглой, знакомой и иной.
И мнится, будто от начала века
Мы слушаем, счастливые рабы,
Журчащий где-то родником судьбы
Глухой напев надзвездного ребека,
Исполненный нечаянной волшбы,
Что древле - волоокая Ревекка.
Дары
1
Вдали от мира теплится очаг.
Сияет мир в младенческих очах.
Что в целом мире тише этой ночи? -
Лишь шорох крыл на ангельских плечах.
Как сердце мира, теплится очаг.
Сияет мир в младенческих очах.
Что нынче в мире злато, ладан, смирна? -
Пустой нагар на восковых свечах.
2
И тлели дни в безбрежной белой стыни,
И в жилах тёк бескровный дух пустыни.
Воистину, звезда, безумен тот,
Кто бросил дом, взалкав иной святыни!
И ночь укрыла нас от белой стыни,
И прочь утёк бескровный дух пустыни.
Воистину ль, звезда, безумен тот,
В ком тьма струится светом благостыни?
3
Чьей тайной славой мир пронзён до тла?
Ночь - как душа, сгоревшая дотла.
И, словно Бог, приют обетованный
Объяла мгла, не знающая тла.
Чьим тайным словом пройден мир до тла?
Душа - как ночь, сгоревшая дотла.
И тихо льётся с высоты востока
Святая мгла, нетленна и светла.
| | |
| |
