| Литературное общество Ingenia: Александр Клименок - ОДНО БОЛЬШОЕ-БОЛЬШОЕ ВОСПОМИНАНИЕ | | ОДНО БОЛЬШОЕ-БОЛЬШОЕ ВОСПОМИНАНИЕ | | Ты рождаешься на свет в понедельник, с каркающими криками и в стрессе. Ты первенец. Заспанная акушерка; мама устала ждать, когда отойдут воды и постаралась выпустить тебя побыстрее. Лампа с потолка - голая, белая, слепит глаза. Отец где-то на заднем дворике родильного дома: прикатил на спортивном велосипеде, всю ночь переминался под каштанами.
Наконец, когда десяток вас – крохотных, утомленных, пригревшихся, засыпает на длинном столе, санитарка в окне второго этажа показывает отцу сложенные в подобие кулака пальцы – лишь указательный вытянут книзу. Мальчик.
Первые впечатления об этом мире – гул, огромные кривляющиеся пятна разных оттенков над кроваткой. И кто-то ласковый рядом, невидимый…
Первые нескладные и настойчивые шаги… На полу валяются разорванные родительские книги, фотоальбом, испещренный синими всполохами авторучки. В кухне тобой обгрызен угол стены – нехватка мела в организме.
...Стоял на табуретке и долго подстерегал кукушку в тяжелых стенных часах. Дождавшись ее появления, с удовольствием вырвал птичку из домика, тщательно разглядывал, гладил жесткие неподвижные перышки… «Топ-топ, - топает малыш», - песенка из радиоприемника задорна и звонка.
Первый ужас – просунул голову между прутьев кровати и застрял. Спасительные руки отца приподняли голову вверх, повернули вбок – свобода!
Первое горе: батарейки окислились в игрушечном танке; контакты покрылись сероватым налетом. Танк ядовито-зеленый и неподвижный. Даже после замены батарей не едет. Приходится ломать пластмассовую пушку - привет, первая ярость!
Тебе четыре. Детсад. Морковные оладьи. Тихий час. Девочка с каре и размытой временем улыбкой. Хочется постоянно видеть ее, и чтобы она играла только с тобой. Ты забираешься на высокую ограду и зовешь девочку оттуда. Потом намереваешься спрыгнуть, но цепляешься штаниной за острие и смешно повисаешь, испуганно болтая руками; земля придвигается ближе и ближе…
Магазин игрушек. Вы с дедушкой в отделе, где целое скопище грузовичков, подъемных кранов, деревянных бульдозеров и тракторов. Их очень и очень много, пахнет краской и холодным железом. «Выбирай, внучок», - слышится глуховатый голос. Но ты поражен и обессилен увиденным, поэтому бойко писаешь в штанишки.
Твой день рождения. Разрешено пригласить детей («Ты уже почти взрослый, сын».).
Звонок в дверь. В коридоре возникает много важных и чистеньких ребят. Все настолько торжественно и незнакомо, что ты начинаешь реветь. Здесь же…
Мама - большая и некрасивая, как бегемотиха из зоопарка. Однажды она подзывает тебя и просит приложить ухо к своему отвисшему твердому животу. Внутри слышатся короткие ватные стуки и ты в недоумении. Родители сконфуженно смеются, отец треплет тебя по голове: «Скоро появится маленький»…
Ты долго думаешь ночью. Какой маленький? Где появится? Для чего он нужен? Сон плохой, дерганый - в нем верткий узловатый сгусток, напоминающий пельмень. Сгусток скачет-шлепает по тусклому коричневому полу в кухне, а отец на четвереньках ловит его вилкой и приговаривает: «Скоро появится маленький».
Лето. Стрижи чертят в знойном ультрамарине зигзаги. Сморщенный и пугающий завернут в пеленки, вяло шевелится, будто личинка. «Это твой братик, посмотри какой миленький, - говорит бабушка. Багровый сморщенный человечек растягивает ротик в рассерженном, режущем уши плаче. Ты убегаешь в соседнюю комнату, смотришь на пыльную улицу, по которой несут гроб с багроволицым покойником. «А почему тот, который брат, тоже красный?.. Неужели и я был, как мертвец? Нет, я был другой».
Человечек в спальне, наконец, затихает. Гостиная пенится шорохом, смешками, слышны бульканья, позвякивают рюмки и тренькают вилки. Прокрадываешься к брату. Нагнувшись, осторожно трогаешь его носик, податливую щеку, крохотную мягкую губку. Охватывают жалость и нежность, вспоминаются слепые блохастые щенки дворняжки Найды, увиденные недавно в подвале – горячие, беззащитные.
Первый класс школы. Урок труда. Шьете фартуки для мамы – на 8 марта. Не хватает материала – чуть-чуть, и ты летишь на большой перемене домой. Там в новеньком шкафу на верхней полке лежат три белых простыни. Вчера утром ты слышал, как мама довольно говорила отцу, что отстояла за ними километровую очередь. Видать, хорошие, и фартук получится что надо! Лишь бы найти ножницы для кройки. Хотя, и ножик сгодится… Какое восхитительное чувство: стерильно свежая простынь послушно разъезжается вдвое!
Учебный год позади. Отец посадил тебя на плечи, и шествуете каланчой с линейки. На тебе самый настоящий модный, нешкольный костюмчик – цвета кофе с молоком, в тонкую белую клетку… Похвальный лист за отличную учебу в мокрой руке – первая взрослая награда. «Ты молодец», - говорит отец с гордостью. Да, пожалуй, ты молодец…
Через месяц ты на этих же плечах. Городская травматология, опухшая лодыжка. Растяжение. Отчего-то по коридору, не переставая, носятся врачи – с коробками, тележками, диковинными никелированными треногами. На учениях взорвались солдаты. Два санитара кряхтя тащат носилки. Проштемпелеванное одеяло… свесилась бледная рука…
Тонко льется голос солнца,
Воздух свежестью пьянит,
И несмело, у оконца,
Почка первая звенит…
Четырнадцать лет. Наивные, школярские, но честные стихи. Одноклассница – смуглая тростинка. Она нравится, к ней хочется прикасаться, накатывают волны восторга, как от проносящихся в разные стороны электричек, когда стоишь между ними в вихре плескучего ветра, смолистого запаха шпал и мелькающих между вагонов кусочков мира.
И приходят тайные стыдные мысли. Прикасаясь лбом к прохладному зеленому кафелю печки в доме бабушки и дедушки, ты представляешь соблазнительных обнаженных женщин с лицом одноклассницы и фигурой молодой лаборантки из школы…
Январь. Впереди десятки январей, но этот особенный... Белый-белый боярин-бор, и в нем любой звук значителен и долог – как в церкви, куда приводила в раннем детстве мамина сестра. Отец, брат и ты. Вечереет. Самодельные, приземистые санки, крутая сопка, голубые искры… Деревья настолько облеплены снегом, что походят на уснувших доисторических чудовищ. Ясное, налитое небо, мороз. Где вы, некогда существовавшие звездные скопления? Шевелятся еловые лапки в костерке у берега озера. Впрочем, нет никакого озера: у вас стоянка астронавтов возле кратера, заполненного коллодиевой массой абсолютно холодного пространства. Отец не зря пересказывает «Гору звезды» Брюсова, а еще пьет сухое вино из бумажного кулька…
«Я победил! До чего здорово! Я победил, - повторяешь, перескакивая зеркальца луж, - я смог»… Победа в шахматном соревновании; становишься кандидатом в мастера спорта, значок на пиджачке, удостоверение в нагрудном кармане. Это первый серьезный успех. И пусть герой припозднится (и ему влетит, непременно влетит), рвущаяся из груди гордость важнее и нужнее сейчас.
Выпускной вечер. Девочки в косметике – важные, шелестят лепестки платьев, в туфлях на шпильках - прямые, как палки. Дешевое вино, ядреные папиросы «Беломор», заранее подсушенные на трубах в школьной котельной… Первые настоящие поцелуи… в глаза, подбородок; в губы до последнего не решаешься. Она из параллельного класса, давно нравится, но ты всегда тушуешься, и только сегодня отважился схватить за мягкие пальчики и потащить в сумрак незапертой раздевалки… Завитки волос у ее шеи пахнут яблочным мылом… Губы опухли, во рту привкус помады и яблок. Прощай, школа!
Опять январь. Ты пьян: попали с приятелем в компанию студентов-физиков и студенток-медичек. Однако те и те жутко охочи до выпивки, и ты до чертиков надираешься копеечного вермута в подъезде многоэтажки; носитесь толпой по снегу, компаньоны веселые, ты любишь их, читаешь стихи Мандельштама. Окружающее пространство чётко, понятно, обволакивает участием и доброжелательностью. Наконец, какофония из чьего-то переносного магнитофона вызывает долгожданную тошноту. Снег под ногами окрашен содержимым желудка… он лилов. «П-п-под видом вина нам продали марганцовку», - ворочаешь ты заплетающимся языком. Все хохочут…
Тебе уже восемнадцать. Сероглазая девушка-однокурсница, иногда соглашающаяся на свидания, - смешливая (однажды выйдет замуж за забулдыгу – любовь зла!), недалекая, но добродушная. У вас уже произошло - у нее дома, в дежурство матери. Желтая кушетка в выемках-пролежнях, лихорадочные ледяные объятия. Форточка, дребезжащая от осеннего ветра. Путались в одежде, колени стукались о колени, тряслись нервные неловкие руки… Желание тела – да и только. И все же в день расставания ты приходишь к ее дому. В дождь. Вернее, это майский ливень, бестолково громыхающий в водосточной трубе. Труба высоко над землей, и пенная лента хлещет по бетону. «Интересно, если вскрыть сонную артерию, кровь ударит вниз или станет выталкиваться тягучими фонтанчиками?» – думаешь вяло, подставляя голову под водосток.
...Первую повесть посвящаешь родителям. Первый сборник поэзии – невесте.
Сорок лет назад ты женился. Сын – известный музыкант, постоянно в другой стране и совершенно не пишет. Есть две дочери. Старшая – врач, статная, как рано ушедшая мать. Младшая – неугомонная (как ее отец) ушла от скучного и холодного мужа и заново выстраивает личную жизнь. По выходным привозит внучку – самое главное и желанное событие твоего существования. Книги, написанные тобой, признание, литературные премии – ничто в мягком свете этого маленького неугомонного лопочущего существа.
Теперь вы часто приезжаете на море. Помнишь, ты предпочитал его лишь осенью или ранней весной? Когда на пляже никого. Ты считал, в эти моменты Бог отчетливо тебя видит, и вы можете общаться – как и положено, без свидетелей.
И вот, старый и малый, спускаетесь теплым августовским вечером по асфальтовой дорожке – к набережной. Помнишь, давным-давно вы шли тут с женой? Она - босиком…
- Что чувствуешь? Приятно?
- Чувствую асфальт. Ночной асфальт августа.
- Гроза собирается.
- Нетушки.
- Но ведь тучи. И духота…
- Увидишь, - я же говорила, что умею прислушиваться к природе. Она подскажет.
- Спроси, мы долго проживем?
Но жена всегда молчала в ответ.
Ты седовлас, мудр, плохо здоров, хотя относишься к данному обстоятельству с благодарным пониманием. Вы стоите у зеленого спокойного моря – прошлое и будущее. Ты много и многих потерял, но кое-что и приобрел. Внучка – черноволосая, толстенькая, кареглазая вглядывается вдаль – где горизонт соединяет обе стихии неделимой нитью.
«Завтра, может, и я…» - наверное, ничего из ряда вон выходящего в такой мысли нет.
Море неутомимо накатывает на берег...
Отчего же ты плачешь? Не оттого ли, что все происшедшее с тобой – одно большое-большое, прекрасное воспоминание?
| | |
|
Обсуждение
| Юрий Лешковский
 | Ти, я почувствовал время в пространстве, очень интересный эффект, только как тебе это удалось?
НЕ ЗНАЮ....
03.09.2007
|
Александр Клименок
 | Всё просто: выдуй из зеленого пространства синее время и влей в него собственную красную душу.
25.09.2007
|
|
|
|
