Проверка слова
www.gramota.ru

ХОХМОДРОМ - лучший авторский юмор Сети
<<Джон & Лиз>> - Литературно - поэтический портал. Опубликуй свои произведения, стихи, рассказы. Каталог сайтов.
Здесь вам скажут правду. А истину ищите сами!
Поэтическая газета В<<ВзглядВ>>. Стихи. Проза. Литература.
За свободный POSIX'ивизм

Литературное общество Ingenia: Петр Дубенко - «Кровавая ночь» часть вторая глава третья
Раздел: Следующее произведение в разделеПрозаПредыдущее произведение в разделе
Автор: Следующее произведение автораПетр ДубенкоПредыдущее произведение автора
Баллы: 0
Внесено на сайт: 01.11.2006
«Кровавая ночь» часть вторая глава третья
Под громкие ободряющие крики беснующейся толпы несколько человек, с разных сторон обступив пустующий царский шатер, поднесли к богато украшенным стенам горящие факелы и немного погодя роскошное жилище превратилось в достающий до небес костер, яркое пламя которого осветило весь захваченный лагерь. Окрыленные победой массагеты встретили это событие дружным гортанным воплем. Разочарование от того, что самого Куруш Бузарга в лагере не оказалось – успел ускользнуть, подлая собака – длилось совсем не долго. Ведь в покинутом шатре нашлось много брошенных на радость победителям ценностей: золотых кубков, украшенных сияющими разноцветными камнями, серебрянных чаш, на стенках которых был выбит затейливый переплетающийся узор. Но больше всего массагетов обрадовала другая находка. В самом дальнем углу шатра, спрятанные за тонкой матерчатой перегородкой, дожидались своего часа разных размеров и форм кувшины, до самого верха наполненные красной жидкостью, от которой исходил такой аромат, что удержаться и не попробовать этого незнакомого напитка было просто невозможно. Правда нашлось несколько трусов, которые пытались заразить своей нерешительностью и других, утверждая, что перед бегством персы могли специально отравить эту обжигающую рот жидкость со странным сладковатым вкусом. Но их голоса не были услышаны и терпкое вино реками полилось по усам и бородам торжествующих победителей. Приятным теплом разливаясь по всему телу, неведомый напиток кружил голову и дарил чувство невероятной радости, постепенно переходящей в буйное веселье.
Кое-где на огромном пространстве лагеря еще случались небольшие стычки – сбившись в маленькие кучки, персы боролись за жизнь с яростью загнанного зверя, но спасти их теперь могло только чудо, а чудес в эту ночь не предвиделось. Для массагетов же эти отчаянные попытки немногочисленных храбрецов становились лишь источником веселых забав. Даже не приближаясь к ощетинившимся копьями группкам, они расстреливали персов стрелами, попутно выясняя, кто из них самый меткий стрелок. Иногда, осознав свою обреченность, некоторые смельчаки переставали прикрываться щитами и, добровольно подставлясь под стрелы, с воинственным криком бросались на окруживших со всех сторон врагов. Но это случалось редко – большинство так и погибало, исполняя роль живых мишеней.
Стоя на том самом месте, где прошлой ночью он прятался от нерадивых сторожей, Спаргапис сжимал в руке узкое горлышко большого кувшина и иногда припадая к нему сладкими от пролитого вина усами, молча смотрел вокруг. Еще сильнее раздувая бушевавший пожар, крепчавший ветер гонял по разоренному лагерю тучи искр и трепал обрывки разорванного в клочья парусина. Повсюду были горы лежащих в самых разных позах трупов, вокруг которых растекались красные лужи дымящейся в холодной ночи крови. Рядом росли другие горы – горы награбленного. Забыв про осторожность, где попало побросав оружие, массагеты, подобно мурашам стаскивали в одно место все ценное, что попадалось под руку. В отливающие золотым отблеском вороха летело все, от массивных, почти неподъемных подносов, найденных в царском шатре, до тончайших невесомых цепочек, сдираемых с шей плененных женщин. Даже сораванная с трупов одежда, если она чем-то привлекала к себе алчные взгляды, становилась добычей победителей и отправлялась в общую кучу.
Под пугающий, грозный свист камчи, с громким плачем и жалобным воем мимо Спаргаписа пробежала кучка насмерть испуганных женщин. Среди них были и молодые, совсем еще юные девчонки с тонким и гибким как тростинка телом и седые морщинистые старухи с редкими седыми волосами. Но гнавшие их вперед массагеты не обращали на возраст и внешний вид никакого внимания. Без разбора хватая ту, которая оказывалась ближе всех, они на ходу срывали с них одежду и, громко крича, требовали от пленниц танцев. Охваченные ужасом женщины, не понимая, чего от них хотят, обводили возбужденных мужчин полными мольбы глазами и шепча молитвы, просили у всемогущего огня защиты и спасения.
- Танцуй, старая корова, мы хотим посмотреть на ваши танцы!!! – Не успокаивались массагеты и кожаные плетки, отскакивая от обнаженных спин, оставляли на них кроваво-красные рубцы. Но очень скоро, отчаявшись увидеть танцы плененных персианок, воины возжелали других утех и жалобный плач сменился душераздирающим визгом, который тонул в довольном хохоте тех, кто наблюдал за насилием со стороны.
Казалось, глядя то, что творится на земле, даже ночное небо, видевшее много набегов и разорений, на этот раз ужаснулось настолько, что поторопилось спрятаться за плотным занавесом из свинцовых дождевых туч. И только юный Спаргапис смотрел на все происходящее с довольной пьяной ухмылкой.
- Спаргапис, а с этими что делать?
Перед мутным взглядом юного вождя предстала толпа окровавленных, избитых персов, которых было не меньше тысячи. При охраняло их чуть больше сотни массагетов. Пленные, все как один стояли на коленях, смиренно опустив головы, у некоторых руки были связаны за спиной, другие были настолько слабы и измучены, что массагеты даже не опасались оставлять их свободными. По тому, как другие воины обращались к Спаргапису персы поняли, что это есть вождь, который сейчас одним словом может решить их судьбу. Сотни глаз устремились на плохо соображающего Спаргаписа, который, хоть и смотрел на стоявшую перед ним толпу, но, казалось, ничего не видел.
Раздумье было недолгим:
- Может быть, среди них есть и те, кто сжигал юрты Фарнуха и убивал его женщин. – Едва слышно заговорил Спаргапис сам с собой. – Может, кто то из них убил и ее.
И не говоря больше ни слова, он недвусмыленно провел по шее указательным пальцем. Те, кто мгновенье назад смотрели на своего победителя с надеждой, поняв команду Спаргаписа, обреченно опустили головы и, сжав кулаки и зубы, зажмурились в ожидании скоро конца. Один перс, увидев обрекающий его жест, издал дикий жалобный вопль, не вставая с колен, подполз к Спаргапису и, хватая его за ноги, принялся целовать забрызганные кровью сапоги, умоляющим тоном лопоча что-то бессвязное. Не обращая на его мольбы никакого внимания, воины Спаргаписа обнажили акинаки, металл которых еще не остыл после короткой победоносной схватки, и спокойно, без лишних эмоций принялись исполнять волю своего командира. Двумя пальцами хватая обреченных пленников за ноздри, они запрокидывали головы несчастных и резким отработанным движением перерезали горло после чего, даже не глядя на хрипящую и бьющуюся в предсмертных судорогах жертву, подходили к следующему пленнику.
Спаргапис смотрел на все это и на его побледневшем лице не дрогнул ни один мускул. Казалось, он даже не замечал повисшего на его ногах плачущего перса, который по-прежнему видимо надеялся вымолить для себя пощаду. Что он говорил? Чем надеялся разжалобить приговорившего его человека? Может говорил о старых беспомощных родителях, которые в далекой Персии с надеждой ждут возращения единственного сына? А может рассказывал о молодой жене и маленьких детях, которые, оставшись без отца, будут обречены на голодную смерть? Но даже если бы Спаргапис понимал язык, на котором к нему обращался умоляющий о пощаде пленник, все равно ни что бы не смогло сейчас тронуть окаменевшую душу Спаргаписа.
Наконец, он как будто очнулся. Освободив из цепких объятий одну ногу, Спаргапис уперся ей в плечо умоляющего и с силой оттолкнул его от себя. Так и не сумев спасти свою жизнь, перс отлетел на несколько шагов и тут же его извивающееся в истерике тело подхватили крепкие руки до самых локтей покрытыю кровью. Но Спаргапис этого уже не видел. Подняв вверх красные глаза, в которых неожиданно блеснули мелкие капельки слез, он посмотрел в затянутое тучами небо, где в небольших прогалинах сверкали яркие звезды и заговорил срывающимся от волнения голосом:
- Где ты, любимая? Ты видишь все это? Видишь, как платят они за твою смерть? Смотри! Смотри, Заринка, это все за тебя, за твою кровь, за твою невинную душу. – И хотя воины и так охотно и очень усердно выполняли его волю, Спаргапис перешел на крик. – Убить всех!!! Никаких пленных!!! Всех убить!!! Что стоите?! Убивайте всех!!! – С оглушительным звоном ударив о землю наполовину опустошенным кувшином, Спаргапис внезапно обмяк и дальше говорил уже едва слышным шепотом, глотая соленые слезы. – Смотри, это все за тебя. Смотри, смотри. За тебя.
Кровавое буйство, длившееся уже довольно долго и пошедшее было на убыль, после крика Спаргаписа вспыхнуло с новой силой. Массагеты, напившись вина, которого никогда не пробовали ранее, буквально озверели, лишились рассудка и творили такое, отчего даже их далкие кровожадные предки, не раз приносившие в жертву богам людей, ужаснулись, вздрогнули и глядя на все это с небес, слегка поежились. Ужасная смерть настигала даже захваченных в плен женщин, телом которых еще не успели насладиться победители. И даже когда рядом не оставалось никого живого, обезумевшие от вина и вида крови воины, свирепо вращая пустыми остекленевшими глазами принимались еще раз убивать не успевшие остыть трупы, на мелкие кусочки разрубая только что умерщвленную плоть.
И захваченные этим занятием, массагеты даже не замечали, как по закутанной в ночь степи неслись к разоренному лагерю многочисленные персидские отряды.

Еще издалека завидев огненное зарево, охватившее весь ночной горизонт, Артембар понял, что опоздал и Спаргапис со своим отрядом уже бесчинствует в захваченном вражеском лагере. И все же он еще лелеял надежду на то, что ему удастся спасти положение и вывести из под удара попавших в ловушку соплеменников. А потому Артембар лишь пришпорил коня, безжалостно хлеща окровавленные бока плоской стороной акинака. Но и последняя слабая надежда рухнула, едва вождь оказался среди вовсю бушевавшего погрома и увидел в каком состоянии находятся молодые массагеты.
Остановив коня, Артембар огляделся и колючий мороз, от увиденного пробежавший по спине, на мгновенье даже сковал его действия. Горящий гневом взгляд остановился на совсем юном воине, который завидев прославленного вождя, схватил золотой поднос, в удалом порыве скрученный кем-то могучим в трубочку, и поплелся к Артембару.
- Арте... Бада.. ка... ту... ха-ха-ха!!! – Массагет едва стоял на ногах, а языком при этом ворочал еще хуже.
- Где Спаргапис? – Зарычал Артембар, подъехав в притык к ничего не соображавщему воину. В ответ тот раскинул руки в стороны и с идиотской улыбкой продолжал бормотать что-то непонятное, вообще нечленораздельное.
Поняв, что задавать вопросы бесполезно, Артембар дал волю чувствам и со всей силы ударил воина ногой в лицо. Тот упал, как сброшенный с телеги мешок с мукой, из разбитого носа потекла кровь, но воин находился в таком состоянии, что не даже почувствовал боли и лежа на спине, не пытаясь подняться на ноги, он громко и весело захохотал. Спрыгнув с коня, так как передвигаться пешком среди разбросанного хлама и лежащих повсюду трупов было намного легче и быстрее, Артембар устремился в глубь лагеря надеясь отыскать Спаргаписа раньше, чем сюдя нагрянут персы.
- Спаргапис!!! – Напрягаясь изо всех сил, кричал он и, на каждом шагу отталкивая от себя очередного невменяемого, продолжал бежать дальше.
- Артембар!!! – Надрывный крик Шемергена перекрыл шум пожарища и гул людских голосов.
Повернув голову, Артембар тут же отыскал в толпе обезумевших воинов знакомую нескладную фигуру. Между ними было не больше тридцати шагов, но чтобы преодолеть это расстояние, заполненное колышущимся людским морем, Шемергену потребовалось бы столько времени, что уже восходящее солнце успело бы пройтись по небу и снова спрятаться за земным краем. Поняв, что Артембар заметил его, Шемерген вытянул длинную худую руку, указывая куда-то вдаль. Там, по светлеющей предрассветной степи, которая вдалеке сливалась с затянутым тучами небом, к разоренному лагерю двигались четыре широкие красные полосы, которые вот-вот должны были сойтись в одной точке. Огни тысяч факелов сливались в подвижный пылающий ковер, за яркими отблесками которого не видно было людей, и издалека могло показаться, что это четыре гигантские огненные змеи, извиваясь между холмами и курганами, торопяться схватить зазевавшуюся добычу. Чуть впереди, плотно сомкнув щиты, сверкая сталью оружия в несмелых лучах наступающего утра, к лагерю приближалась пехота.
Все произошло неожиданно и стремительно. От сплошного огненного потока отделилось бесчетное множество маленьких красных точек, которые, осветив хмурое небо, взвились над землей, почти коснувшись черных туч, и бесшумным огненным смерчем понеслись к лагерю. Несколько саков заметили наполнившие небо точки, и, своим захмелевшим разумом не догадываясь об их происхождении, восхищенно любовались красивым зрелищем. Но вот Артембара увиденное совсем не обрадовало. Не теряя времени он метнулся в сторону и бросившись на землю, проворно заползл под разломанную телегу с выломанными бортами и выдернутыми с осей колесами. Знакомый свист и зловещее шипение донеслись до ушей Артембара даже сквозь общий шум, а уже через мгновенье на землю обрушился град горящих стрел.
Сухой треск раздался прямо над головой Артембара и сквозь треснувшую доску пробилось стальное острие стрелы, обмотанной горящей паклей. Еще одна стрела с недовольным шипением вошла в сырую землю в полшаге от руки Артембара. Стрелы сыпались так часто, падали так близко друг от друга, что ни у одного из тех, кто оказался в этой части лагеря не было шанса остаться невридимым. К тому же, увлеченные грабежом и насилием, массагеты давно побросали щиты, а многие и вовсе, разгорячившись от выпитого вина, сняли кожаные доспехи и продолжали праздновать победу в простой повседневной одежде. Стрелы вонзались в их незащищенные тела и, падая на залитую кровью землю, так и не протрезвевшие воины корчились в предсмертных судорогах, не понимая, что происходит. Отовсюду неслись крики боли, проклятья раненных, стоны и предсметрные хрипы умирающих.
Наблюдая за происходящим из своего укрытия, Артембар готов был расплакаться от осознания своего бессилия. Все, что он мог сейчас делать, так это скрипеть зубами и в бессильной злобе стискивать кулаки.
Неуспели выпущенные стрелы достигнуть цели, а им вслед уже полетели их сестры. Вторая смертоносная туча накрыла лагерь, под частую дробь забирая жизни чудом уцелевших до этого. В двух шагах от спасшей Артембара телеги упал совсем юный массагет, на розовых щеках которого не было даже щетины. Его лицо было искажено гримасой нестерпимой боли, в правой ноге торчала стрела, а из насквозь пропоротого бедра бил фонтан крови. Катаясь по земле, мальчишка то рычал, как дикий зверь, то вдруг заходился в истошном жалобном вопле. Не в силах смотреть на эти мучения, Артембар, рискуя получить в спину стрелу, до пояса высунулся из под телеги и, ухватив раненного за здоровую ногу, стал тащить его на себя. Но когда мальчишка был уже почти спасен, очередная волна смерти обрушилась на лагерь и сразу две стрелы с глухим ударом вонзились в ни чем незащищенную грудь. Коротко вскрикнув, юный массагет перестал извиваться и кричать, сердце прекратило биться и широко открытые голубые глаза уставились в одну точку неба, освещенного пылающим на земле пожаром.
Лежа под телегой, Артембар ждал, когда на землю прольется новый град стрел, но вместо этого с противоположной стороны лагеря до него донесся свирепый боевой клич чужеземных воинов – пешие бойцы ворвались в лагерь и теперь с копьями наперевес бросились добивать тех, кто выжил под недавним проливным дождем из стрел и дротиков. Воины обоих сторон смешались в одной толпе и это значило, что оставшиеся за пределами лагеря персы больше не будут стрелять, чтобы случайно не задеть своих же людей. Поняв это, Артембар выскочил из под утыканной стрелами телеги и, выхватив акинак, устремился вперед, навстречу заполнявшим лагерь толпам врагов. На нем не было привычных для таких случаев доспехов, левая рука его не сжимала маленький круглый щит – все это осталось там, где сутки назад он спорил со Спаргаписом – так что даже на голове вместо шлема была обыкновенная лисья шапка, которая врдя ли смогла бы спасти от удара акинака. Но это не останавливало Артембара, который, перепрыгивая через горы казненных пленников и награбленной добычи, спешил на помощь избиваемым собратьям, на бегу отыскивая взглядом Шемергена. Того нигде не было видно и сердце вождя сжалось в недобрых предчувствиях – неужели другу повезло меньше и теперь он уже спокойно наблюдает за схваткой с небес?
Под напором монолитного строя греческих наемников и беспорядочных толп азиатов, поредевшие ряды массагетов попятились назад. Многие погибли уже в первые моменты неожиданной атаки, даже не успев взять брошенное ранее оружие, некоторые и вовсе просто бросились бежать, забыв про то, что совсем недавно жаждали подвигов и кровопролитных боев. Но большинство все-таки сумело придти в себя и теперь пыталось оказать хоть какое-то сопротивление. Сбиваясь в маленькие кучки, подобно тому, как совсем недавно это делали захваченные в расплох персы, массагеты становились спиной друг к другу и готовились встретить героическую смерть, пролив перед этим кровь ненавистных им врагов. Персидское море, в которое каждое мгновенье вливались все новые и новые ручейки, окружало эти маленькие массагетские островки, и после недолгих, коротких, но очень ожесточенных и кровопролитных схваток поглощало очередной очаг сопротивления.
Неожиданно лязг стали и предсмертные крики раненных перекрыл протяжный звук, больше похожий на рев дикого хищника, вышедшего на решающий бой со стаей шакалов, и над бурлящим человеческим морем показалась развивающаяся грива Спаргаписа. Взобравшись на обломки царской колесницы, которую массагеты нашли рядом с шатром Куруш Бузурга, он озирался словно затравленный зверь и тому, кто встречался с этим взглядом, горящим обреченной яростью, становилось не по себе, даже если это были бывалые вояки, повидавшие много войн и сражений. Богато украшенные кожаные доспехи больше не защищали могучего тела юноши – изрубленные в клочья они стали лишь бесполезной обузой, стеснявшей движения, и теперь валялись втоптанные в перемешанную с кровью грязь Разорванная в клочья одежда окрасилась в красный цвет и свисала с обнаженных плечей длинными лохмотьями, мокрыми от пота и крови. На правом плече зияла неглубокая рана – видимо стрела настигла Спаргаписа уже на излете – но все же по руке стекали обильные потоки крови. Однако, Спаргапис даже не замечал ранения и, обеими руками сжимая массивный сигарисс, насаженный на длинное древко, размахивал этим тяжелым оружием, словно невесомой травинкой, играючи сметая раз за разом надвигавшихся на него персов. Взлетая высоко над землей, окровавленное лезвие сигарисса, на мгновенье замирало в воздухе, зловеще сверкая в отблесках бушевавшего повсюду пожарища, и затем под душераздирающий вополь Спаргаписа стремительно опускалось на вражескую голову. Золотое оружие кроило черепа, рассекало ребра, вспарывало животы, а деревянное древко с острым наконечником пронзало грудь, дробило зубы, надвое раскалывало челюсти и словно хрупкие тонкие ветки с хрустом переламывало руки и ноги атакующих. Вокруг неиствующего Спаргаписа уже лежала гора трупов, которая увеличивалась с каждым взмахом сигарисса. Персы уже побаивались приближаться к разъяренному массагету и потихоньку начинали пятиться назад. Лишь самые отчаянные решались на новые атаки, но и они тут же падали под ударами тяжеленного оружия Спаргаписа.
И все же кольцо вокруг юноши постоянно сжималось. Подгоняемые командирами, которые акинаками кололи спины особо трусливых воинов, персы подходили все ближе и ближе и, прикрываясь огромными щитами, длинными копьями пытались нанести врагу ранение, которое лишило бы его сил и возможности сопротивляться.
Издалека наблюдая эту картину, Артембар понимал, что Спаргапис обречен и если ни кто не придет к нему на помощь, то смерть его будет лишь вопросом времени и жертв со стороны персов. Не раздумывая, он врубился в толпу сражавшихся и, орудуя акинаком, стал прокладывать себе путь среди живой стены, в которой смешались и свои и чужие. Правда, сберегая силы, Артембар чаще отбивал удары персов, чем атаковал сам, но при этом его редкие выпады были столь точны и неотразимы, что после каждого взмаха акинака одним убитым персом становилось больше и Артембар еще на один шаг приближался к Спаргапису. Не имея возможности отвлекаться, Артембар лишь изредка посматривал в сторону окруженного юноши, который, оскалив зубы и размахивая сигариссом, все еще продолжал отбиваться. Неожиданно метавшийся по полю боя взгляд выхватил из толпы сражавшихся чем-то знакомое лицо. Артембар не сразу узнал Гарпага, просто при виде этого человека в голове промелькнули обрывки неприятных воспоминаний, но уже совсем скоро память воскресила каждую подробность их недавней встречи.
Сверкая закрпеленными на груди стальными пластинами, умело прикрываясь маленьким круглым щитом, и ловко орудуя акинаком, Гарпаг играючи расправлялся с массагетами, которые хоть и протрезвели перед лицом опасности, но былая твердость рук и обычное проворство к ним еще не вернулись. Они нападали на Гарпага по двое-трое, одновременно нанося удары с разных сторон, но даже когда Гарпагу не удавалось уклониться или отразить акинак щитом, его тело все равно оставалось невредимым, так как медное оружие саков отскакивало от стальных доспехов, как маленький камень от громадной скалы. Гарпаг же безостановочно наносил разящие удары, от которых массагетам не было спасения, так что вскоре, видя как легко с ними справляется этот могучий воин, саки начали испуганно пятиться назад, не решаясь вступать с ним в схватку. Воодушевленные таким поведением врагов, персы старались держаться поближе к своему полководцу и каждый его успех встречали дружным победным кличем.
Но вот, расправившись с очередным врагом, Гарпаг лицом к лицу столкнулся с вооруженным одним лишь акинаком Артембаром. Мгновенье спустя Гарпаг тоже узнал стоявшего перед ним человека, и глядя в глаза вождю массагетов, полководец персов улыбнулся, показывая Артембару тот самый стальной акинак, покрытый кровью убитых им саков. Отступавшие массагеты, заметив появление Артембара тоже начинали собираться вокруг него, ибо имя это – «Артембар» – было для саков все равно что магическое заклинание карапана.
На месте встречи Гарпага и Артембара, на какое-то время даже замерло сражение. Вокруг по-прежнему бушевал бой, но здесь воины с обоих сторон прекратили сражаться и плотным кольцом окружив своих вожаков, с напряжением ждали начала схватки между ними.
Один из массагетов протянул Артембару свой кожаный щит и, покрепче ухватив его левой рукой, Артембар двинулся на врага, который с довольной улыбкой ожидал его приближения. Когда до Гарпага оставалось не больше пяти шагов, Артембар неожиданно прыгнул вперед и нанес колющий удар, но Гарпаг был наготове, так что акинак поразил лишь наполненной запахом борьбы воздух. Увернувшись, перс тут же ответил и описав размашистую дугу его стальное оружие ударило в кожаный щит Артембара, оставив в нем приличную пробоину. Удар был таким сильным, что Артембар даже покачнулся и пока он восстанавливал потерянное равновесие, Гарпаг, не треяя времени, нанес еще один сокрушительный удар. В щите Артембара появилась новая дыра, а после третьего удара он и вовсе стал бесполезным куском твердой кожи, не более того. Отбросив изрубленный щит в сторону, Артембар, носком сапога подцепив валявшееся на земле копье, ловко подкинул его и поймал на лету. Взмахнув акинаком, он отрубил слишком длинное древко и теперь в его левой руке вместо щита оказался обрубок копья примерно с руку длинной.
Гарпаг, глядя на такие действия, лишь усмехнулся и решительно пошел вперед, один за одним нанося удары, каждый из которых мог стать для Артембара смертельным. Но наученный горьким опытом Артембар и не собирался отражать эти мощные удары. Вместо этого он, прыгая из стороны в сторону, легко уворачивался от рассекавшего воздух акинака. Стараясь не отсупать назад, а кружить вокруг соперника, Артембар постоянно делал шаг влево, зашагивая за правую руку Гарпага и тем самым каждый раз сокращая ему угол удара. Теперь, прежде, чем нанести новый удар, Гарпагу тоже приходилось делать шаг в сторону, но, когда он уже был готов атаковать и занесенная над головой рука уже начинала опускаться, Артембар снова отпрыгивал в сторону и, по-прежнему оставаясь на расстоянии вытянутой руки, массагет оказывался для Гарпага недосягаемым.
Гарпаг начинал горячиться. Подбадривемый своими воинами, ждавшими от него новой победы, подгоняемый их криками, он давно уже не улыбался, а наоборот злобно оскалившись, наносил все более размашистые удары, и при этом частенько сам открывался для внезапной атаки. Но, надеясь на непробиваемые доспехи, Гарпаг мало беспокоился о своей уязвимости, полностью сосредоточившись на метавшемся перед ним Артембаре. А тот хладнокровно продолжал уворачиваться, в самый последний момент избегая встречи с акинаком, хотя иногда клинок Гарпага проходил в такой близости от цели, что кожей своей Артембар ощущал холод его стали.
С каждым промахом Гарпаг раздражался все больше и больше, и увлеченный азартом охотника, он все чаще шел вперед, напрочь забывая о защите. И вот, в очередной раз заставив Гарпага промахнуться, Артембар пригнулся к самой земле, тут же зажатое в его руке копье метнулось вперед и пробив кожанные латы, его наконечник вонзился в голень Гарпага. Перс завыл от сковавшей его ногу острой боли и растерялся от внезапности, с которой все произошло, а Артембар, распрямившись, словно пригнутое к земле дерево, почти без замаха нанес рубящий удар акинаком в голову. Но даже в таком состоянии, раненный и ошеломленный, Гарпаг успел таки прикрыться щитом и акинак Артембара лишь скользнул по металлическому шлему, оставив на нем широкую глубокую вмятину. Оглушенный Гарпаг зашатался на внезапно ослабевших ногах, тяжелый щит потянул вниз вдруг ставшие непослушными руки. Видя это, персы бросились вперед. Сразу несколько человек атаковали Артембара и как не хотелось ему добить раненного врага, все же о Гарпаге пришлось забыть. Отражая посыпавшиеся со всех сторон удары, Артембар лишь успел заметить, как трое персов подхватили под руки почти поверженного Гарпага и поспешили унести его с поля боя.
У массагетов же победа Артембара над врагом, который уже казался сакам неуязвимым, вызвала бурный восторг и удесятерила их силы. Завыв от счастья они бросились вперед.и в первые моменты, воодушевленные своим прославленным вождем, они даже начали теснить персов. Но численное превосходство врагов было таким большим, что на месте одного убитого, тут же появлялись двое других. Так что совсем скоро персы перестали отступать и бой закипел с новой силой и яростью.
Тем временем рана, которую получил Спаргапис в самом начале боя, стала сказываться. Из-за большой потери крови у юноши начала кружиться голова, руки ослабели и движения стали не такими быстрыми и ловкими. Лезвие сигарисса все реже мелькало в воздухе и паузы между взмахами становились все больше, так что некоторым персам удавалось подходить довольно близко и при этом все же успевать уворачиваться от смертоносных ударов. Вскоре один из них, изловчившись, поднырнул под просвистевший у самого уха сигарисс и выпрыгнув вперед, повис на руке Спаргаписа. И тут же воспользовавшись благоприятным моментом, вперед бросилось еще несколько персов, которые со всех сторон облепили могучую фигуру Спаргаписа и после ожесточенной, но не долгой борьбы, повалили его на землю.
Для Спаргаписа это был конец и, увидев это, Артембар даже забыл об угрожавшей ему опасности. Замерев, опустив усталые руки, он с ужасом смотрел на то, как исчезает в людской массе извивающееся тело Спаргаписа, который все еще продолжал сопротивляться, куда попало нанося беспорядочные удары руками, ногами, головой.
- Спаргапис!!! – Закричал Артембар, не помня себя, и тут же почувствовал как чья-то сильная рука толкнула его в спину. Он потерял равновесие подался вперед и, выронив копье, чтобы не упасть был вынужден согнуться и опереться рукой о землю. И только благодаря этому лезвие персидского акинака лишь слегка скользнуло по спине, вспоров мокрую от пота одежду, но даже не задев кожу. Придя в себя, Артембар, дернулся в сторону, понимая, что даже это не поможет избежать повторного удара, но в седующий миг перс, занесший над головой руку с акинаком, вскрикнул и упал, пораженный точным ударом копья. Обернувшись, Артембар увидел за своей спиной Шемергена, уже в который раз спасшего его жизнь – если бы не его толчок, перс снес бы зазевавшемуся Артембару голову. «Как всегда вовремя», - подумал Артембар, чувствуя как грудь наполняется привычным чувством уверенности: раз Шемерген жив и находиться рядом, значит с самим Артембаром ничего не случиться. Быстро осмотревшись, он заметил рядом с собой и Мегабиза, который, неистово вопя и на чем свет стоит ругая обступивших его персов, без остановки размахивал акинаком. В людской гуще промелькнуло еще несколько знакомых лиц его разведчиков. Здесь же были и вожди, прискакавшие в лагерь вслед за Артембаром.
- Надо уходить. – Прокричал Шемерген, ловким ударом копья завалив очередного перса. – Уводи оставшихся. Хоть кого-то спасем.
Артембар и сам понимал это. В сложившейся ситуации думать о победе было безумием, почти весь отряд был уничтожен в самом начале и теперь персы занимались тем, что добивали отчаянно сопротивлявшиеся группки, разбросанные по всему полю боя. Не давая разрозненным отрядам соединиться, персы методично уничтожали отчаянно бившихся массагетов и одновременно оттесняли в сторону тех, кто во главе с Артембаром пытался пробиться на помощь окруженным. И понимая, что сейчас цена каждого потерянного мгновенья – несколько сотен жизней, Артембар закричал во всю силу своих легких, обращаясь к тем немногим, кому до этого удалось пробиться сквозь вражеские толпы и оказаться рядом с ним.
- Отступаем!!! К оврагам!!!
Массагетское воинство стало пятиться к краю лагеря, который находился на открытой равнине, но сразу за его границей начиналась местность, сплошь изрезанная оврагами и лощинами. Сейчас только они могли спасти саков от преследования конных персов.
Отступая, масагеты не забывали огрызаться, неожиданно для персов бросаясь вперед и нанося им чувствительные удары. Некоторые каким-то непостижимым путем раздобыли луки, и теперь выглядывая из-за спин товарищей, в упор расстреливали наседавших врагов. Пока отряд находился на равнине, никому и в голову не приходило показать персам спину,. но как только саки достигли первых, еще неглубоких лощин, все, как один, к удивлению персов, бросились в рассыпную. Разбившись на небольшие отряды по десять-пятнадцать человек, массагеты спешили спуститься на дно оврагов, спрятаться в незнакомых персам лощинах и там, скрытые густым утренним туманом, храня полнешую тишину уходили прочь от места скорбного побоища, в котором сгинуло большая часть молодых массагетов.
Обсудить на форуме

Обсуждение

Exsodius 2020
При цитировании ссылка обязательна.