| Литературное общество Ingenia: Алла Февральская - Не вернусь | | Не вернусь | | Неделю назад он позвонил мне и я вновь сжалась в комок, услышав в трубке его бархатный голос. Он звонил мне и раньше с некоторых пор, но я не брала трубку, тогда он позвонил моей маме. Я не смогла объяснить ей, почему иногда я пытаюсь по-страусиному уйти от чего-то, и мне пришлось ответить.
-Здравствуй, моя дорогая! Ну как ты, что ты, как поживаешь?
Я лепетала что-то в ответ, искренне покрывая себя матом в душе и кляня за слабость.
Он властно сказал, что хочет меня видеть, очень хочет, в воскресенье, в 19:00, да-да, обязательно приезжай, я хочу, чтоб ты посмотрела… Он говорил совсем как раньше, когда он действительно имел право так говорить. Но я ничего не сказала в ответ. Я не могла сказать ему «нет». Я сказала, что я обязательно буду, да-да, конечно. «Там обо всем поговорим, все обсудим» – сказал мне он, и я лишь покорно кивнула.
В воскресенье в 19 часов я была там. У него. Он долго улыбался мне и обнимал меня, говорил всякие ничего не значащие слова и автоматические комплименты, которые для меня в его устах каким-то нелепым чудом преобразовывались в правду. Я знала, что рядом с ним нет правды, но в те минуты я верила ему.
Потом мы говорили. Вернее, говорил он, а я сидела как кролик перед удавом, с обожанием и сладкой болью глядя на него и представляя, что все у нас как раньше. Он говорил, что очень хочет, чтобы я вернулась к нему, чтобы обязательно была у него, он говорил, что без меня это все не то, и что я для него очень важна. Он рисовал заманчивые перспективы, обещал золотые горы, предсказывал счастливое будущее. Он хорошо знал меня и знал, что именно нужно говорить мне, чтобы попасть в солнечное сплетение, чтобы я замирала, как беспомощное существо, вся в его власти. Он знал, потому что два с половиной года я выворачивалась перед ним наизнанку, отдавала все, что у меня было и была счастлива. И я была не одна такая тогда. И я знала, что это все вранье, знала, что он говорит все это потому что я нужна ему сейчас, а потом он выбросит меня на помойку, как и других, знала, потому что прошла через это, прошла не обойдя стороной, а разбившись в кровь.
Он совсем не изменился. Он как и раньше смотрел на меня горящими глазами, он был такой уверенный и властный, что я почувствовала себя в другом измерении. Как будто на дворе был не 2005 год. Он говорил о будущем, а я слышала в нем отголоски прошлого, он говорил и говорил, пытаясь меня завлечь, и я чувствовала, как раны души раскрываются, и по ним сочится свежая кровь. Я знала, что потом мне будет снова больно, что снова и снова они будут затягиваться с резью и слезами, но в этим минуты мне было хорошо. В эти минуты были глотки воздуха. Мифические, но были. В эти минуты как будто сорвались цепи с меня, с моей души, со всех моих последних лет жизни и я снова обрела то, чего мне так отчаянно не хватало.
А потом... Потом он спросил, согласна ли я таким утвердительным тоном, что мне оставалось только пролепетать «да».....
...Я не смогла сказать ему, что не хочу разрывать могилу того, что похоронила в себе несколько лет назад. Не хочу только потому что снова придется хоронить. Я не смогла сказать ему, что тем декабрьским днем он изрезал мою душу в клочья, что он убил нас, что я, растоптанная, растерзанная на мелкие клочки, поднималась одна, зализывала раны одна, что я одна пыталась как умела скроить жизнь заново, убрать те шрамы. Не потому что рядом никого не было. А потому что никто не мог помочь. Я не сказала ему, что в тот день какая-то я умерла, что какая-то моя жизнь кончилась, и что та я, и та жизнь были лучшими. Я не сказала ему, что они будут лучшими и через 20, и через 40 лет, даже когда я достигну всего. Я не сказала, что я теперь совсем другая. Я не сказала ему, что неумело сшила себе новую жизнь, что сделала все неправильно, что все, чем я жила годы после этого были лишь попытками убежать, а выходили сублимацией когда-то пережитого. Кто упрекнет меня в том, что я склеила кривой дом на руинах старого? Мне было 16, и надо было как-то жить дальше. Откуда мне было знать как? Я хваталась как за спасительную соломинку за все подряд, я играла веселого человека и плакала по ночам, я жила по инерции, и теперь уже привыкла к этому. И все из-за того, что 18 декабря 2002 года он сказал «Ухожу....»
Я ничего этого ему не сказала. Я смотрела на него и боготворила его. Этот человек обладает магнетической властью надо мной, я готова идти за ним на край света, я не могу сказать ему «нет», я готова делать все, что он скажет. Этот человек – мой дурман, мой наркотик, потому что он подарил мне радость, которой никогда у меня раньше не было и уже не будет. Радость особого рода. Избранная радость.
Я не пошла за ним. Я не вернулась к нему, потому что я теперь рациональный индивид, мне почти двадцать и пора строить размеренную и правильную жизнь в канонах этого общества, в канонах моего круга. Карьера в финансовой компании-квартира-машина-семья-дети-посткакогонибудьдиректорачегонибудь-и вот оно счастье. Все. Она всего добилась. Она счастливый человек.
Я не вернулась потому что знаю, что все повторится. Потому что я итак с тех пор ползу по жизни, и, упав еще раз, не поднимусь.
Но я не рассказала ему своей боли. Того, что раны так и не затянулись. Того, что в груди до сих пор екает об одном только упоминании. Того, что я отдала бы все, чтобы вернуться туда...
Я только сказала ему, что не переживу второго раза. И ушла.
Знаю, затянутся раны, завершится еще один цикл и я снова увижу его номер на экране мобильника. И мне придется взять трубку и услышать его бархатный голос. И быть может даже еще раз встретиться с ним.
А пока я буду долго приходить в себя и загонять нашу встречу далеко и глубоко внутрь, вбивать ее, как осиновый кол в сердце и стараться забыть.
Сегодня я снова была у своего режиссера....
| | | | Обсудить на форуме |
| |
